Тема: «Энергия»
– Ты справа, я слева, – скомандовал Сенька, по лицу которого было видно, как ему претит зависеть от напарника.
Тот кивнул, не считая нужным отвечать. Парни разошлись, огибая двухметровый дощатый щит с разных сторон. Пространство вокруг было изрыто, словно после бомбежки. Как показала практика, жаждущие знаний студенты могут быть не менее разрушительны.
Макс выглянул из-за грубо сколоченных досок. Большая часть курса уже получила дисквалификацию, а блуждающий так до сих пор и не был пойман. Физически схватить нечто, не имеющее тела, можно лишь условно. Задачей его курса было загнать призрака в энергетическую петлю. Но сегодня им не везло: кто-то растратил силы, кто-то не смог направить и придать форму энергии, а кто-то сам попался в ловушку, нарушив границы захоронений. Площадки, к которым было привязано с десяток вернувшихся, располагались в самых неожиданных местах учебной полосы.
Наказание за это одно – незачет. В жизни бы все могло закончиться больницей и курсом реабилитации. Но здесь призраки были слабые и смирные, как комнатные собачки.
Макс обошел вроде бы свободное пространство. Цепочки следов на песке говорили о том, что ни ему одному пришла в голову блажь выписывать зигзаги. Парень повернулся, и его тут же окутала едкая вонь. Как всегда бывало в такие минуты, он остро позавидовал обычным людям. Те никогда не ощущали того, что псионники. Если призрак не атаковал, они и знать не знали, что он рядом. Вернувшийся мог стоять на голове за их спиной, а они бы и не обернулись. Псионник же обречен жить в тягучем мире запахов, от которых иногда хочется разучиться дышать.
Парень взял еще чуть правее, обходя площадку, под которой были закопаны останки бедняги, служившего студентам обучающим пособием. Десяток статичных и один подвижный блуждающий. Поймать нужно было не того, кто и так привязан, а того, кто свободно перемещался. Ну, относительно свободно… Поля с абсолютным нулем не дадут отпущенному на время зачета призраку покинуть учебную полосу.
Он прошел еще с десяток метров вперед, краем глаза отмечая движение с левой стороны – значит, Сенька почти вышел на линию атаки. Макс подобрался и шагнул вперед, одновременно вскидывая руку, в которую стягивал энергию. По плану он должен был всего лишь отвлечь внимание призрака на себя, а уж партнер позаботится об аркане. Как всегда ему досталась самая невыгодная роль – в случае успеха все лавры соберет Сенька.
Макса подобная чушь не интересовала. Его, если говорить начистоту, и призрак не интересовал. Так почему бы не развлечься? Судя по рассказам старшего курса, именно так и должны проводить время младшие. Он выбросил свою петлю, хотя еще минутой ранее собирался без лишних телодвижений отыграть роль загонщика, от которого блуждающий отшатнется в расставленную сокурсником ловушку. И призрак отшатнулся с секундным опозданием, когда уже был внутри. Парень рывком затянул аркан, чувствуя, как невидимые нити силы впиваются в ладонь.
– Держи, – не стал возмущаться его отступлением от плана Сенька.
Студент подскочил с другой стороны и накинул на блуждающего свою петлю, пусть не очень ровную и не очень сильную. Совместная победа лучше совместного поражения.
В тот момент, когда чужая энергия коснулась вернувшегося, Макс отпустил петлю, позволил ей лениво скользнуть меж пальцами и рассеяться в пространстве.
– Что ты творишь?! – закричал сокурсник, стараясь удержать получившего неожиданную свободу призрака.
Блуждающий рванулся в сторону, разорвал энергетическую петлю Сеньки и ушел. Будь у них второй шанс, предстояло бы снова искать и локализовывать затаившегося призрака. Хорошая новость состояла в том, что вторых попыток тут никому не давали.
Макс развернулся и направился к ближайшему выходу с площадки. Там, за сетчатым забором, собралось уже немало неудачников, вернувшихся отсюда ни с чем.
– Ты что сделал, урод? – парень схватил его за плечо.
Макс не ответил, он очень давно научился молчать, когда ответа не требовалось. Его поступок был банальной подставой. Произнеси он это вслух, ничего не изменится. Особенность пси-сил состояла в том, что как бы они не манипулировали энергией, она все равно оставалась невидимой, как и формы, которые ей придавали, как и сам призрак, пока не решит материализоваться. То, что произошло на площадке, нельзя увидеть, лишь почувствовать. Но сидевшие на криво сколоченных скамейках были для этого слишком далеко. Когда Вишня начнет разбор полетов, картина будет проста: Макс отвлекал на себя призрака, Сенька же, не справившись со своей корявой петлей, упустил блуждающего. И их зачет в придачу. Отговорки преподша не жаловала, так что вряд ли сокурсник рискнет нажаловаться.
– Я тебя спрашиваю! – рявкнул Арсений, толкая его в грудь.
– Соболев, Грошев, разошлись, – раздался четкий приказ, к ним уже спешила крепкая невысокая женщина в полевой форме черного цвета. – Ошибки ясны? Или разобрать? – студенты одновременно покачали головами. – Пересдача через неделю. Соболев, свободен. Грошев, за мной. Тебя вызывает Куратор, – и, не дожидаясь их реакции, она развернулась и пошла обратно.
– Ты труп, Грош, – донесся в спину яростный шепот.
Макс не стал оборачиваться. Он ненавидел эту дурацкую кличку, прилипшую к нему чуть ли не с первого дня в пси-Академии. Парень сунул руки в карманы и, ссутулившись, побрел следом за Вишней. Вишневской Яной Итировной. Но по имени и отчеству ее звали исключительно на лекциях и практикумах, за глаза – только Вишней, а особо смелые и соскучившиеся по ночным дежурствам – даже Вишенкой.
На Максе была точно такая же черная форма. Худой и жилистый парень, которого перетянутая ремнем рубашка и форменные штаны непостижимым образом делали похожим на кузнечика.
Учебные площадки закончились, показались жилые корпуса, один учебный, столовая и стоящая на самом конце плато баня. Дорога все время шла в гору, но за полтора месяца в Инатарских горах1 он привык бегать туда-сюда по нескольку раз в день. Последняя летняя практика проходила в лагере около старого могильника и бункера, куда запирали особо опасных призраков. К сентябрю, по возвращению в Заславль, столицу Империи, каждому студенту предстояло иметь в голове четкое представление о своем будущем. На деле же это означало выбор специализации, которой они посвятят оставшиеся два года в пси-Академии.
В голове у Макса за три курса обучения и строевой подготовки ничего не изменилось. И Академию, и специализацию он видел в гробу и в белых тапках. Когда совсем прижмет, он поступит как обычно – просто ткнет пальцем в первый попавшийся вариант, и от него отстанут.
Дорожка свернула к вросшему в землю крыльцу административного корпуса. Вишня чуть задержалась на пороге, придержав для него дверь. Кто бы мог подумать, что спустя три года после того, как Куратор лично привез тощего взъерошенного и злого на весь мир пацана в Академию, он все еще будет здесь. Пусть такой же тощий. Да и злость никуда не делась.
Они миновали канцелярию, библиотеку, комнаты методистов и склад инвентаря. Лестница, ведущая на второй этаж, гулко вздрогнула под их тяжелыми ботинками.
Интересно, что потребовалось Куратору на этот раз? Грехов на Максе больше, чем блох на собаке, о чем именно донесли старшему? Хотя… Какая разница? Что тот может? Максимум – выслать его из лагеря обратно в Академию, влепив неуд по практике. Общий балл все равно не позволит оставить его на второй год, за этим парень следил строго – лишний курс в стенах учебного заведения не входил в его планы.
Дверь, оббитая светлым дерматином, открылась, женщина пропустила его вперед и с чувством выполненного долга осталась в коридоре. Грош огляделся, он был в этой комнате не раз и не два. Стол в центре, полка с папками на стены, точно такая же напротив, только с книгами, сейф в углу, широкое окно за спиной Куратора. Там за стеклом полнеба закрывал склон Великой2. Стульев для посетителей не предусмотрено, но сегодня стоять предстояло не ему одному.
Справа от высокого и массивного Куратора небрежно оперся о стол Арчи, его страдальческий взгляд был устремлен в окно. Арчитинов Андрей Валентинович прекрасно знал, как зовут его меж собой студенты, но вроде ничего не имел против, что лишало оных большей части удовольствия. Единственный препод, не оставивший надежду вернуть Макса на путь истинный.
Слева от Нефедыча, вернее, Куратора Нефедова, стояла незнакомая женщина в форме корпуса правопорядка, в руках она сжимала пухлую, наполненную бумагами папку. Незнакомка смерила Макса возмущенным взглядом, так же на него смотрела старуха, жившая на первом этаже их дома в Тровороте3, подозревая, что он пнул одну из ее десяти кошек.
– Максим, – преувеличенно серьезно начал Арчи, – скажи, пожалуйста, ты был сегодня в хранилище?
– Да, – односложно ответил парень.
– Брал там что-нибудь?
– Нет.
– Вредитель врет, – на скулах Куратора заходили желваки.
Нефедыч всегда так говорил и в девяти случаях из десяти был прав. Но сегодня как раз пришла очередь десятого. Чего там, в хранилище, брать? Кубы с прахом?
– Давайте так, – женщина положила пухлую папку на стол и картинным жестом открыла, – Максим Грошев, тут твои правонарушения за время обучения в пси- Академии.
Парень прикинул на глаз количество бумаг. Максимум год, да и то не весь, так что разыгранная сценка вышла отнюдь не угрожающей, как задумывалось теткой. Но та этого не знала и строгим голосом продолжила:
– Нарушение распорядка, самоволки, порча имперского имущества, хулиганство, уклонение от общественных работ.
Макс подавил желание зевнуть.
– Сегодня добавь к этому опасность для жизни гражданских, – женщина покачала головой. – Ты совершеннолетний, значит, тебе грозит тюремное заключение.
Два месяца назад ему исполнилось восемнадцать. Макс отметил это очередной выходкой.
– Мы ведь хотим тебе помочь, – получилось еще фальшивее.
Она сама не верила в то, что говорила. Психологию он сдал на четыре, практически высший для него балл. Офицер корпуса правопорядка могла напугать такого, как Сенька Соболев, но никак ни его, бывавшего в этом кабинете не реже раза в неделю и отмывшего все туалеты в округе. И ничего, жив пока.
– Да что вы с ним нянчитесь, – грохнул кулаком по столу Куратор, знавший его куда дольше, чем тетка в форме. – Он украл!
Парень посмотрел на Арчи, как единственного, кто мог бы дать ответ, что за дурдом здесь творится.
– Макс, – мягко начал препод, – из хранилища пропал куб с прахом. Блуждающий, который к нему привязан, имеет третий класс опасности, – мужчина развел руками. – Произошло это в ваше дежурство. Если ты прямо сейчас скажешь, где он, информация об инциденте не выйдет за пределы этого кабинета…
– Ничего подобного, – перебил Нефедыч. – Гаденыш отправится в изолятор.
Грош посмотрел в окно и промолчал. За три года он овладел этим мастерски, слишком много тех, кто желает сказать за него. Но был один факт, которому стоило порадоваться – из вредителя его перевели в гаденыши.
В дверь постучали, и в кабинет вошел Самарский. Вот уж на ком форма сидела как надо, девчонки должны просто давиться слюной.
– Артем, – обратился к нему Арчи, – вы с Максимом несли утреннюю вахту в хранилище?
– Так точно, – козырнул тот.
– Что Грошев вынес из хранилища? – влез Куратор.
Самарский перевел взгляд на сокурсника, и за миг до того, как тот открыл рот, Макс понял, каким будет ответ.
Отличник курса, самый перспективный студент, первый ученик, внук профессора Сорокина. Что, такой как ты, делает здесь? – мысленно спросил парень. Неужели в Заславле не нашлось тепленького местечка для еще одного мажора? Все маменькины и папенькины сынки остались в столице, а ты решил показать свою непохожесть на них. Настоящий псионник. Ты забрался в горы к старому могильнику вместе с нами лишь затем, чтобы заполнить строку о практике правильными буквами. Пси-специалисту не пристало бояться грязной работы, пусть она заключалась в том, что бы ровнять песок на ученической полосе да нести дежурства в хранилище.
– Никак нет. Он ничего не выносил.
На щеках Куратора загорелись два ярких пятна. Неправильный ответ, отличник. Ну что тебе стоило соврать? Нет, даже не соврать, а подстроиться. Любой бы ответил иначе. Любой, кроме этого идеалиста в форме, принципиального отличника, лидера курса. Этот просто не мог позволить себе ложь.
– Уверен? – тут же встрял Арчи – еще один любитель правды.
– Так точно, майор, – козырнул Артем. – Мы вместе заступили, вместе сдали вахту. Грошев ушел из хранилища с пустыми руками. Иначе вы бы получили мой рапорт еще до обеда.
И в этом тоже не приходилось сомневаться. Макс продолжал смотреть в окно и молчать.
– Свободны, – через силу проскрежетал Нефедыч.
Тетка в форме с постным лицом закрыла пухлую папку.
Ноут на тумбочке мигал извещением о полученном письме. Макс плюхнулся на покрывало, почти упираясь ногами в стену. На практику стоило поехать хотя бы ради комнаты, где он мог ненадолго остаться один. Спальня напоминала узкий пенал, в котором едва помещались кровать и тумбочка, но это была его личная территория. Он с тоской думал о возвращении в жилой корпус Академии, где комната раз в пять больше и раза в три заселеннее. Но это не скоро – впереди еще полтора месяца относительного одиночества.
Парень открыл папку с входящими. Мать не так давно освоила электронную почту, и он вздохнул с облегчением. Один раз ее письмо, тогда еще обычное бумажное, перехватили. Сокурсники здорово повеселились, зачитывая вслух корявые, наполненные беспокойством и вопросами (есть ли у него чистые носки) строки матери. Он позаботился о том, чтобы впоследствии каждый из этих шутников получил по заслугам. Он ведь, гаденыш, верно?
Все как обычно. Она писала о повышении цен, соседке с сердечным приступом, о новом участковом, голубях, сруших на балкон, и орущих по ночам котах. Обхохочешься. Он закрыл ноут, старенький и поцарапанный, чтобы купить его с рук, ему пришлось… Парень потер глаза – не самые приятные воспоминания.
Письмо было обычным, но он умел читать между строк. То, что проскальзывало между новостями о соседке и голубями, приводило его в ярость. Старую, давно уже перегоревшую, но все так же заставляющую его в бессилии сжимать кулаки.
Грош рывком поднялся. Комната, еще минуту назад бывшая убежищем, вдруг показалась камерой. Он сдернул с крючка на стене сделанный из пластика кристалл и выскочил за дверь, на ходу накидывая цепочку на шею. В век, когда цифровые носители заменили и удостоверения личности, и кошельки, выходить без оного за пределы лагеря явно не стоило.
Увольнительной у него не было. Как сказала тетка из корпуса правопорядка, он ходил в самоволки так же часто, как и в столовую.
Пси-Академия – учреждение смешанного типа, полувоенная и полусветская структура. Но в отличие от солдатских училищ режим здесь был щадящим, вернее, можно сказать, никакого не было, да и на плац их гоняли не чаще раза в неделю. Им выдавали форму и по окончании присваивали звания, но в остальном они вряд ли могли равняться на армейские учебки. Взять хотя бы КПП, квадратную комнату с вертушкой и прозрачными дверьми, где дежурных можно застать разве что перед Кураторской проверкой. Студенты предпочитали проводить время на полигонах, уголках отдыха и смотровых площадках, а не в тесной конуре пропускного пункта.
Макс беспрепятственно миновал караулку и стал спускаться по извилистой дороге в поселок. Местные отнюдь не торопились с визитом в тренировочный лагерь. Собственно, никто не торопился. Соседство с бункером, где содержались особо опасные призраки, не добавляло месту популярности. Говорят, за такое попустительство в армии, а не в их психушке, как ласково называли ученики Академию, туалеты отправились бы мыть все: от рядового до генерала.
Некропольский – поселок, получивший название в те времена, когда здесь располагался старый некрополь, куда свозили умерших со всей Империи. Это было до образования Ворошков4 и этапов хронологических перезахоронений. На сегодняшний день в нулевом поле хранились останки тех, чьи призраки совершали нападения на людей, повлекшие за собой три и более смерти. Хранилище сравнивали с тюрьмой строго режима для мертвых, а тем плевать на замки, стены и пропускные пункты. Их могут сдержать только камни и еще псионники.
Поселок был не то, чтобы очень большим, но достаточно оживленным. Он жил в основном за счет окрестных шахт по добыче камней. Кирпичные пятиэтажки соседствовали с деревянными срубами, мини-рынок вплотную подступал к детской площадке, а одноэтажная больница стояла стена к стене с единственным в Некропольском питейным заведением. Маленькая (столов на семь) кафешка, где работяги могли после смены пропустить стаканчик дрянного алкоголя и закусить еще более дрянными сосисками.
Макс толкнул дверь, впустив немного свежего воздуха в пропахшее чем-то кислым помещение.
– Кофе, – сразу попросил он худощавую женщину за стойкой.
Днем клиентов обслуживала Леминария, ночью ее сменял муж Винис. Парень иногда задавался вопросом: когда они умудряются быть семьей при таком графике?
Женщина поставила на стойку белую кружку с черной жидкостью, кофе по качеству был под стать алкоголю. Леми навалилась грудью на стойку, вид в вырезе открывался умопомрачительный. Бледно-розовый кад-арт, висящий на серебряной цепочке, громко стукнулся о деревянную поверхность. Хранителем ее разума был лунный камень. Идентификацию кад-артов Грош сдал на твердую три, но только потому, что ему за это заплатили. Парень припомнил свойства кристалла, его хозяин должен был вызывать у окружающих высокие чувства. Может и вызывал, раз ее муж все еще был здесь.
Рядом с его рукой она выставила портативный терминал, и парень, подцепив висевшую на его шее пластиковую подделку под камень, вставил в порт. Машина пискнула, списав со счета нужную сумму. Он прикинул, сколько там должно остаться, и понял, что в ближайшее время нужно искать приработок.
– Максим, – окликнул его вошедший в кафе посетитель.
Грош обернулся, от двери к нему направлялись двое, парень и девушка. На изящной фигурке последней форма сидела как надо. Еще один признак комбинированного учреждения – обучение в Академии было смешанным. Сила псионника не делала различий меду полами. Женский жилой корпус стоял на противоположном краю лагеря.
Грош не ответил, возвращаясь к горячему кофе. Артем облокотился на стойку.
– У нас проблема, – изрек первый ученик курса.
Девушка с белыми волосами и длинной, падающей на глаза челкой попросила у Леми воды. Макс не ответил, впрочем, как всегда.
– Пропал призрак. Ты не брал куб, я тоже. Но исчез он в наше дежурство. Понимаешь?
– Нет.
– По сути, это побег, третий класс опасности, когда блуждающий нападет и выжжет мозг человеку, пятно ляжет на нас.
– Пятном больше, пятном меньше, – он отпил. – Моя совесть выдержит.
– А моя нет, – отрезал Самарский.
Парень пожал плечами, проблемы очередного отличника его не волновали. Но Артем смог его удивить, всегда выдержанный студент вдруг рявкнул:
– Хватит строить из себя злодея.
Макс продолжал смотреть в кружку, он слышал подобные слова не раз и не два.
– Ты же такой «хороший мальчик», – насмешливо процитировала то самое письмо Светка.
Парень заставил пальцы разжаться, иначе дешевый фарфор брызнул бы во все стороны. Он был немного удивлен тем, что с Самарским пришла Коса. Светка Корсакова, получившая свое прозвище из-за толстой белой косы, и кроме нее ничем особо не выделявшаяся. Ну, разве что излишней дерзостью, но этим грешила половина курса. Раньше Артем предпочитал другую компанию.
– Ладно, Грош, – по одному слову было понятно, как взбешен сокурсник, никогда раньше не опускавшийся до кличек. – Как знаешь, – он хлопнул ладонью по столу и направился к выходу.
Девушка чуть задержалась и, качнув бедрами, шагнула к Максу.
– Ты ведь на самом деле не такой, – тихо сказала она, наклоняясь к его лицу.
– Нет, – ответил он, посмотрев в голубые глаза, – я еще хуже. Хочешь выяснить насколько? – он повернулся к Леми и попросил пива.
– Учует Нефедыч – вылетишь с практики, – предупредила Коса.
– Тогда два.
Света выпрямилась и, не говоря больше ни слова, последовала за Самарским.
Макс пожалел о своем демарше уже через минуту, когда невозмутимая женщина вновь достала терминал и пришлось расплачиваться.
Он просидел в баре, пялясь на работающий без звука телевизор еще час. Дверь открывалась и закрывалась. Два мужика в клетчатых рубашках взяли дрянных бутербродов, при этом покосившись на студента в черной форме, но так и не сказали ни слова. Потом забегал какой-то мужик в спецовке, на которой крупными буквами было выведено «Караварт». Имя или название конторы? Кто бы мог подумать, что тот, кто получил право на простое красивое имя, будет завидовать какому-то там Караварту? Если бы парень осмелился сказать это вслух, та же Леми повертела бы пальцем у виска.
С именами в Империи Камней все плохо. На земле, где умершие не уходят навсегда, имя ребенку выбирают с осторожностью. Призраки – не люди, они не умеют лгать, не умеют прощать, но очень хорошо умеют ненавидеть. Они возвращаются только ради мести. Они не приходят к любимым – только к врагам: мнимым или настоящим. Даже если это всего лишь почтальон, как-то раз сунувший в почтовый ящик грязное и мятое письмо.
Профессора говорят, что после смерти память о нанесенных обидах раздувается, как воздушный шар. То, что раньше казалось неприятностью, становиться достойным кровной мести. И только камни, которые носят на шее все жители Империи, генерируя нулевое поле, хранят разум живых от пси атаки мертвых.
Из этого правила исключили лишь псионников, тех, кто при рождении получил дар управлять энергией. Таких, как он. Поэтому у него на шее не кад-арт, не хранитель разума, а пластиковая подделка, в которую, как и у всех, вмонтирован электронный чип. Даже в этом не повезло – таскать на шее стекляшку вместо алмаза было обидно.
Он снова посмотрел на суетливого мужичка, тому срочно понадобилось пять бутылок минералки. У блуждающих была своя логика. Они всегда нападали только на тех, кого знали при жизни. То есть, если умрет этот Караварт, он не сможет явиться к Граде, что живет рядом с Академией в Заславле, по той простой причине, что они незнакомы. Зато Леми вполне может огрести пару атак (хотя бы за нерасторопность). Вон, как мужика разбирает, даже лысина покраснела.
Но и у этого правила есть исключения. Призрак может атаковать незнакомого человека в двух случаях. Первый, если это его живой тезка. То есть умер Караварт, нашел такого же Караварта и выжег ему мозг. Тут уж, к сожалению и кад-арт не спасет, стандартный предел которого – десять онн5. Вот поэтому женщина за стойкой Леминария, потеющий мужик, силящийся унести за раз все бутылки Караварт, а он – просто Макс, коих в Академии с десяток. Он сам, если захочет, выжжет мозг призраку или что там у него. Остальным же после рождения ребенка приходиться открывать единый реестр Империи. Не дай боги, если имя, которое они придумали малышу, трудно произносимое и страшное, уже кому-то дали.
Второе исключение – это угроза захоронению или целостности останкам. То есть выкапывать покойника ради того, чтобы снять с пальцев усопшего пару колец, он бы не рекомендовал. Тут уж знакомы или не знакомы, а огребешь онн двенадцать и приляжешь рядом.
Грош отставил выпитую бутылку и поднялся. Хватит желать несбыточного, он пси-специалист, таким родился. Это все выпитое пиво. Бросить оплаченное не позволила жадность. Не будь этих двух бутылок, не сидел бы он здесь, жалея себя.
На улице уже начало темнеть, пора возвращаться. Охрана, конечно, лучше за последний час не стала, но запереть на ночь лагерь дежурные еще ни разу не забывали.
Дорога все время шла в гору, все время прямо, заблудиться негде, даже если бы за прошедшие полтора месяца студенты не облазили Некропольский вдоль и поперек.
Зачем он повернул голову в проулок между домами? Услышал шорох? Уловил движение? Четкого ответа он не мог дать даже впоследствии, да и не особо задумывался об этом. Стоило Максу чуть качнуться вперед, как он ощутил едкий запах. И его источник был где-то рядом.
Дом справа был темен, окна первого и второго этажей забраны решетками. Местные говорили, что раньше он принадлежал художнику Воскресенскому, который при отце нынешнего императора стал очень популярен. Сюда, как гласила молва, он приезжал писать горы. После его смерти дом менял одного не очень рачительного хозяина на другого, пока постройку не выкупил офицер корпуса правопорядка и не поставил решетки. Острословы добавляли – видимо для того, что бы чувствовать себя как дома. Это изменение так и осталось единственным, а офицер здесь больше не появлялся. Дом остался в памяти людей домом художника.
Слева стоял классический пятистенок из потемневших от времени бревен. Над крыльцом покачивалась тусклая лампочка, но ее свет был слишком скуден, чтобы разогнать полумрак между домами.
Все, что Максу нужно было сделать, это дойти до лагеря и сообщить о происшедшем, а в идеале – подать рапорт. Он всего лишь студент, пока не получивший звания, и не обязан отслеживать блуждающих по темным подворотням. В другой день он так бы и поступил. Но сегодня он выпил два пива – как раз достаточно для того, чтобы наплевать на доводы разума. Не только Самарский может хвастать своими достижениями. Он тоже кое-чему научился. Пси-сила лишила его всего, пора чем-то это компенсировать.
Макс ступил в полумрак, поднял руку, стягивая силу, и сформировал поисковую полосу. Не самую мелкую модификацию, какую мог, но и не зияющее дырами полотнище. Он слишком привык придерживаться середины, что делал это почти неосознанно.
Локализовать призрака, определить степень опасности, а потом уж действовать. Энергия сорвалась с пальцев, принимая форму сетки, он чувствовал каждую подрагивающую нить. Источник вони был там, невидимый и неосязаемый. Грош шевельнул ладонью, еще немного…
Мир брызнул в разные стороны цветными искрами. Полоса коснулась призрака и тут же рассеялась, словно Макс не смог удержать вектор. Тьма шагнула вперед и окутала парня со всех сторон. Падения на землю он уже не почувствовал.
Первым вернулось зрение, но он понял это не сразу, потому что вокруг была темнота. Следом он почувствовал медный привкус во рту и боль. Падая, он чуть прикусил язык. Грош знал, какова кровь на вкус. И прежде, чем он все вспомнил, на несколько тягучих мгновений Макс испугался, что жизнь сыграла с ним злую шутку, и он снова вернулся туда, в тот подвал.
Парень рывком сел и едва не опрокинулся обратно, все кружилось и дрожало. Чертов полумрак покачивался туда-сюда. Звук пришел постепенно, словно повернули рукоять громкости. Кто-то кричал, надрывно, на одной ноте.
Макс поморщился и коснулся рукой затылка, там надувалась отнюдь не маленькая такая шишка. Кто-то не очень нежно отоварил его по голове. Едва пальцы коснулись кожи, перед глазами снова заплясали цветные искры – парень глухо вскрикнул.
И одновременно с этим ощутил знакомую вонь. Блуждающий никуда не исчез, мало того, наоборот приблизился. Это было не просто странно, это было из разряда невозможного. Преступники обычно не спешат с раскрытыми объятиями к офицерам корпуса правопорядка, так же и призраки никогда по своей воле не приближаются к псионникам. Но этот был здесь.
Макс заставил себя сосредоточиться, энергия никак не хотела собираться, проскальзывая между пальцами. Потусторонний запах окутал его сплошным непроницаемым покрывалом.
– Уби-и-и-или, – смог разобрать он то единственное слово, которое выл неизвестный снаружи.
Снаружи? Грош огляделся: здесь было темнее, чем на улице, облетевшая штукатурка обнажала грубый красный кирпич, высокий потолок терялся в полумраке, грязный пол, прямоугольные проемы окон с наваренными железными прутьями. Он в доме художника. Внутри. Макс оперся о стену и встал. От этого движения блуждающий качнулся, но этого не могло быть. Физические тела не влияют на призраков, не могут колыхать и двигать их. Ради императора, это же не занавески, это вернувшийся. Привести его в движение могла лишь собственная воля или вещь, к которой он привязан, например, куб с пеплом. Но двигался в комнате только он. Страх липкими пальцами коснулся позвоночника.
– Помоги-и-и-и-ите-е-е-е! – продолжал орать неизвестный.
На этот раз энергия повиновалась ему беспрекословно. Поисковая полоса обернулась вокруг парня. Блуждающий был здесь привязанный не к кубу, а к его руке, будто шарик на веревочке. Привязанный к псионнику, как к вещи. Три невозможных события сложились в одно. Призраки не приближаются к таким так он, не цепляются будто репей, и не ждут, пока бессознательный парень очнется. По логике, его разум уже должен быть на той стороне. И последнее: почему блуждающий так спокоен, как овца рядом с мясником? Он должен рвать поводок с яростью дикого пса, а не безучастно висеть в воздухе.
Послышались топот ног и разрозненные выкрики. Если солист снаружи не ошибается, значит, кто-то отбросил коньки. А если найдут рядом студента с призраком на поводке? Как минимум пара часов в допросной корпуса ему обеспечены. Вот тетка в форме порадуется. Дальше – как карта ляжет, но что-то подсказывало Грошу, что тело вряд ли принадлежит бабке, у которой сердце дало сбой. Старушки не имеют привычки таскаться по заброшенным домам.
Мысли вихрем пронеслись в голове, заставляя парня шевелиться, а не стоять столбом. Макс резким росчерком перерезал нить канала. Призрак тут же отшатнулся в сторону, запах стал слабеть. Сколько они привязаны друг к другу? Минуту? Две? Десять? Сколько специалистов сошло с ума от такого соседства? Много. В любой момент блуждающий мог перетянуть его на свою сторону, в свой мир. Но придумавшие это просчитались. Грош очнулся раньше и отрезал канал. Плевать, что призрак освободился и исчез в неизвестном направлении, сейчас надо думать о себе.
– Уби-и-и-или! – голос сорвался.
Макс бросился к окну, но крикун стоял где-то вне зоны видимости. Он тряхнул решетку, подбежал к следующей с тем же успехом. Голоса слышались все ближе и ближе. Панические многоголосые вопросы и такие же бестолковые ответы.
Он выбежал из пустой комнаты в коридор. Двери, стены, спуск в подвал, лестница на второй этаж и еще выше на чердак. Там, на самом верху, было круглое окно, на котором не было решетки, и он вполне мог бы выбраться на крышу. Дом старой постройки, высота потолков – под пять метров, умножаем на два этажа и получаем, что прыжок с крыши оставит после себя неизгладимые воспоминания и переломанные ноги.
Но выход должен быть. Как и вход. Он же не блуждающий, через стены проходить не может. Парень бросился дальше, дверь должна быть где-то с противоположной стороны здания. И она там была, запертая на замок. Значит, кто-то позаботился и обзавелся ключом. Он бы точно позаботился, планируя подобную подставу.
Макс заставил себя остановиться, а не метаться от проема к проему, заставил себя думать, вспоминать все, что он знал о доме художника, все, что видел. Окна с решетками, стены из красного кирпича, крыша из листового железа, трава во дворе, осколки стекла, старое заброшенное строение, в которое изредка лазали дети, чтобы пощекотать себе нервы.
– Кого уби…ох, ты ж! – прозвучало очень близко.
Он вспомнил. Макс бросился обратно в коридор, лестница в подвал уже попадалась ему на глаза. Там внизу тоже были окна, узкие и вытянутые. Окна без решеток. Он сам видел, как неделю назад одно из них заколачивали щитами, после того как кто-то из пацанов свалился туда и что-то сломал. Но окон было два, на второе у местных не хватило энтузиазма. Или фанеры.
– Убили!
– Чего блажишь? Корпус вызывай!
Парень бегом спустился по широким, уводящим во мрак ступеням, перед глазами замаячил прямоугольник, сквозь который пробивался тусклый вечерний свет. Окно было целым. Грош подбежал к стене, ухватился руками за кирпич, чуть приподнялся и потянул за тугой шпингалет. Рама упала на него, едва не придавив пальцы, у матери точно так же старенький бар в серванте открывался. В лицо дохнуло летним воздухом, запах тепла, травы, солнца – и никакой вони блуждающих. Макс отошел на два шага, взял короткий разбег, подпрыгнул, зацепился уже за раму, уперся ногами в стену и, подтянувшись, стал протискиваться в щель.
– Психов надо звать, – голос, раздавшийся из-за угла, заставил парня замереть на месте. – У Ирыча кровь из ушей хлещет, это призрак.
Грош выдохнул и возобновил движение. Окно было узким, затрещала ткань, и дерево старой рамы наждаком прошлось по плечу, царапая кожу. Будь на его месте кто-то более массивный, вроде Самарского, ничего бы не вышло. Макс стиснул зубы, дернулся и почувствовал, что свободен. Руками он зацепился за траву, ногами оттолкнулся от рамы. Стекло оглушительно зазвенело, осыпаясь осколками ему на ботинки.
Разговоры тут же стихли. Парень мысленно выругался, ведь почти ушел, и, уже не скрываясь, вскочил на ноги. Из-за угла выскочили двое. Студент побежал в противоположную сторону.
– Держи! – закричали за спиной.
Макс свернул в переулок, потом в еще один, и еще. Он бежал, менял направления, улицы, бежал, не останавливаясь, до тех пор, пока крики не стихли. Не так уж много смельчаков бросилось в погоню. Но его черную форму без сомнения срисовали. Он прислонился к стене, бессознательным жестом потирая запястье, к которому был привязан призрак, кожу чуть заметно саднило. В поселке звучал собачий лай и ругань, предлагающая всем горлопанам заткнуться. В нескольких домах зажегся свет.
Грош вышел на окраину и стал обходить Некропольский по дуге. Все, что ему было нужно, это поскорее оказаться в тишине своей комнаты и подумать. Хорошенько подумать.