Не успев вскрикнуть, девушка полетела вниз и скрылась в холодных волнах с головой. Оглушенная ударом о воду, она пошла ко дну. Парализованная ужасом, Полина ожидала, что вот-вот захлебнется, но этого почему-то не происходило. Грудную клетку не сдавливало, легкие не требовали кислорода, ей просто-напросто не нужно было дышать. Пораженная этим открытием, Полина распахнула глаза и обнаружила, что видит под водой так же хорошо, четко, как и на суше. Тело двигалось легко и свободно, вода совершенно не мешала, получилось даже встать на дно и пройтись среди зарослей водорослей. Над головой покачивались солнечные лучи, пробившиеся сквозь водяную толщу, и пролетали стаи мелких серебряных рыбешек. Девушка не ощущала холода непрогретого майского моря, она вообще перестала чувствовать воду вокруг себя, словно находилась в невидимом воздушном пузыре. Шок отпустил, Полина взмахнула руками, оттолкнулась от дна и поплыла к размытому свету, легко, безо всяких усилий.
Обогнув остров, девушка выплыла к пляжу с причалом. На мостике ее уже ждал Гаэтано. Полина вышла на песок и стала отжимать воду с волос и платья, не глядя в его сторону. Он подошел и встал поблизости, ожидая, пока она заговорит первой.
– Никогда так больше не делайте, – хмуро произнесла Полина, не поднимая глаз.
– Больше и не требуется, – ответил он.
– Вы меня чуть не убили.
– Исключено. Такой погрешности я бы не допустил.
– Погрешности, – горько усмехнулась девушка. – Слово-то какое подходящее.
– Ты что-нибудь поняла про себя?
– Есть у меня одно предположение. – Она наконец нашла в себе силы посмотреть ему в лицо. – Возможно, ваш лимонад настоян на какой-нибудь белладонне, меня одурманило, и теперь я вижу сны наяву. Натуральные, яркие галлюцинации.
И тут Полина впервые увидела, как Гаэтано улыбается.
– Конечно нет, – сказал он. – С гостями так не поступают. Идем, вернемся в дом.
Пока они поднимались по лестнице на вершину холма, Полина немного пообсохла, но платье оставалось влажным, вынуждая дрожать от холода.
Дома Гаэтано принес ей полотенце и длинный темно-синий халат.
– Повешу твое платье на солнце, быстро высохнет, – проговорил он и вышел за порог, давая девушке возможность переодеться.
Стуча зубами, Полина стянула с себя мокрую тряпку и с облегчением нырнула в теплый халат. Гаэтано унес платье, а когда вернулся, девушка уже намотала на голову полотенце и сидела в углу дивана, накрыв подолом халата поджатые ноги. Он принес ей тарелку с большим ломтем хлеба и толстым куском запеченого мяса поверх, бокал вина и сел у потухшего камина. Рассеянно глядя куда-то в пространство, Полина медленно прожевала кусок бутерброда и сказала:
– Значит, мой папа русалка, что ж… Как его звали? Надеюсь, не Ариэль в каком-то мужском варианте?
– Коста, Константин.
Полина поперхнулась, откашлялась, глотнула вина и произнесла:
– Русалка Константин. Понятно, почему бы и нет. А маму как?
– Анастасия.
– Здесь совпадает. В общем-то, это все, что я о ней знаю. Наверное, я еще не готова услышать историю их любви. Зато теперь примерно понимаю, почему бабулю до белых глаз доводили мои расспросы о родителях. Не в большом восторге была от зятя.
– Что еще хочешь узнать?
– Пока достаточно, – вздохнула она. – Мне нужно хотя бы это переварить, с бо`льшим боюсь не справиться.
– Разумно, – кивнул падре.
Без аппетита дожевав бутерброд, лишь бы заглушить голод, Полина вяло покрутила в бокале остатки вина и сказала:
– Домой хочу. Мне надо побыть одной, ничего не соображаю. Поеду, ладно?
– Платье высохнет, и я тебя отвезу.
Девушка в ответ покорно кивнула.
Тонкая ткань высохла быстро, Полина переоделась, взяла сумку и собралась на выход. У порога падре протянул ей листок с цифрами.
– Мой номер. Как будешь готова узнавать больше, позвони.
– Хорошо. – Она сунула бумажку в сумку. – Не уверена, что это быстро произойдет.
– Некуда торопиться.
Они спустились на берег. Гаэтано усадил Полину в свой катер, привязал лодку тросом к корме и завел мотор. Катер плавно отошел от причала и направился в порт. Полина отстраненно смотрела, как приближается бухта Тумангана, и ей казалось, что уехала она в свое сомнительное островное приключение как минимум неделю назад.
В порту падре сошел на берег вместе с Полиной и повел ее дальше, вглубь – неподалеку от причалов находился его гараж с автомобилем. Двигаясь механически, как сомнамбула, без единой мысли в голове, девушка села в черный внедорожник. Всю дорогу они молчали, и лишь подъехав к ее дому, Гаэтано сказал:
– Могу побыть с тобой какое-то время.
– Спасибо, не нужно. До свидания.
Полина хлопнула дверцей и пошла к калитке.
Дома она поднялась в спальню, переоделась в ночную рубашку, легла в кровать и пролежала сутки. Находясь где-то между сном и явью, девушка то погружалась в бесконечную сумеречную глубину, то медленно выплывала на поверхность, так и не нащупав дна.
Лишь на следующий вечер острый голод заставил ее очнуться и подняться с постели. В холодильнике оставалось немного сыра, хлеб, банка паштета и шампанское.
– Пожалуй, мне есть что отпраздновать, – угрюмо произнесла Полина и достала бутылку.
Почти не жуя, проглотила девушка сыр с хлебом и запила колючим ледяным вином. Только выпив целый бокал, она спохватилась, что холодное шампанское может застудить связки. Горло как вокальный инструмент требовало к себе бережного отношения, и постоянно следить за этим давным-давно вошло в привычку. Привычкой также стали и небольшие распевки в качестве гимнастики для связок. Полина откашлялась, потянула «м-м-м-м», затем первые пять звуков мажорной гаммы – «до-ре-ми-фа-соль-ми-до». На «фа» девушка почувствовала, как под ней зашатался стул, будто внезапно на кухне началось землетрясение. Голоса не было. Нет, говорить она могла – пропал вокальный голос. И не холодное шампанское повлияло на связки. Полину будто покинул звонкий дух, магия ушла.
Девушка выскочила из-за стола и бросилась в прихожую. Схватив брошенную у порога сумку, она достала бумажку с цифрами, телефон и набрала номер Гаэтано. Ноги не держали, Полина села на пол, прислонилась к двери и стала слушать длинные гудки. Когда он ответил, девушка сбивчиво произнесла дрожащими губами:
– Голос пропал, я не могу больше петь. А я поющая актриса, это моя работа и… и… моя жизнь.
– Он не пропал, – ответил мужчина, – просто взял паузу, чтобы зазвучать иначе. Зазвучать по-настоящему.
– И какой же у меня настоящий голос? Рев белуги? – Слезы сдавили горло колючим ошейником, девушка изо всех сил сдерживалась, чтобы не закатить теперь уже телефонную истерику.
– Не думаю. В любом случае на днях мы его услышим.
Звучание в трубке красивого глубокого баритона успокаивало, слезы отпустили, легче задышалось.
– Я готова послушать все остальное, – на выдохе произнесла Полина. – Сможете приехать сюда?
– Приеду утром. Оденься для прогулки.