Старогуева, 19:32
– А вот и наш общий знакомый, Мария Александровна.
Мария посмотрела в сторону, куда кивнул магистр, затушивший свою сигарету о крышку алюминиевого футляра. В опустившихся на город сумерках было сложно что-либо рассмотреть. Однако спустя одно мгновение она различила в полумраке некое движение, а затем и контуры достаточно крупного мужчины, походившего своей осанкой на самого настоящего медведя. Пружинистой походкой он шел в их сторону по брусчатому тротуару, обходя наиболее освещенные участки обезлюдевшей улицы. Шел он уверенно, и если бы кто-то и увидел его, то вряд ли обратил на него внимание больше, чем он этого заслуживал.
Мысленно соглашаясь со старой как мир поговоркой «ночью все кошки серы», Мария никак не могла признать в приближавшемся к ним мужчине Николая Степановича Бурьйина. Больше того, у нее не вышло скрыть и своего удивления. А вопрос, что связывало капитана жандармерии и магистра седьмого класса, напрашивался сам собой.
– Здравствуйте, Мария Александровна, – поздоровался Бурьйин, коснувшись пальцами края своей шляпы. – Лаврентий Эдмундович?
– Присаживайтесь, мой старый друг. – Гурявин указал на заднее сиденье шессера. – Признаться честно, мы вас заждались.
– Служба есть служба и от нее никуда не денешься, – проговорил капитан, захлопнув за собой дверцу.
– А теперь рассказывайте. – Магистр повернулся вполоборота, на его лице запечатлелась крайняя заинтересованность.
– Должен сказать, что разочарую вас, Лаврентий Эдмундович. Как всегда, никто никого не видел и почти ничего не слышал, – начал Бурьйин, по привычке, а не из-за необходимости, доставая блокнот с карандашом. – Задержанные нами предполагаемые очевидцы весь вечер распивали эм-м-м… алкогольные напитки и никого подозрительного не заметили. Сейчас они в «летнем лагере», так что, если хотите, если есть необходимость с ними пообщаться, могу устроить.
– Давайте дальше.
– Эм-м-м… семейная пара, проживающая этажом ниже, в свою очередь, также никого подозрительного не видела. А старик с первого этажа, оказывается, спал как младенец. Были также опрошены жильцы соседних домов, но и тут похвастаться нечем. Замечу, что мои люди при содействии адептов обоих Бюро обшарили каждый уголок и подворотню вокруг треклятого дома и не нашли ничего достойного внимания. Еще хочу добавить: по моим данным никто из временно задержанных не имеет наличия печатей и никогда не был уличен в пособничестве или симпатиям к искаженным.
– Продолжайте, – кивнул магистр.
– Но есть любопытный факт, – пробормотал Бурьйин. Кажется, он до последнего сомневался, стоит ли упоминать о такой мелочи, – почти все жильцы слышали громкий монотонный стук. – Говоря это, он выбил короткую дробь карандашом на тисненой обложке блокнота из свиной кожи.
– Больше ничего? – Интерес Гурявина никуда не пропал, а только усилился.
– Ничего, если не считать, что один задержанный, из тех самых выпивох, принял стук за очень тяжелые, как он выразился, шаги.
– Шаги? – повторил магистр, вскинув левую бровь. А потом вновь обратился к Бурьйину: – а что по поводу происшествия на дороге, нашли водителя шессера?
– Здесь тоже ничего. След потерялся в лесу. Что касается, самого транспорта, то его отбуксировали в парк третьего отделения.
– В таком случае, мой друг, у меня к вам будет еще одна просьба.
– Какая? – Бурьйин пригладил редкие волосы пятерней.
– Я бы хотел просить вас прокатиться вместе с нами, Марией Александровной и мной, к Старому мосту. Как вы на это смотрите?
– Вы уверены? – спросил капитан жандармерии, по-видимому, питая надежду, что магистр передумает, или просто пошутил.
– Да, Николай Степанович. Уверен.
За все время Мария не произнесла ни слова. Она выкурила сигарету, попутно думая о том, что ей сказал Гурявин, пока они оставались наедине: отнюдь не магистры, но печатники истинные защитники этого хрупкого мира! «Вам, Мария Александровна, вам и таким как вы печатникам, на самом деле открыто куда больше, чем нам, магистрам. Вспомнить даже эту девочку, в жизни которой было крайне мало ярких, по-настоящему счастливых моментов. После пожара печатники оградили Викторию от беса, вселившегося в нее, и фактически спасли от неминуемой гибели не только ее, но и окружающих ее людей. Благодаря вам жизнь девочки снова спасена. И это только единичный случай. А теперь представьте, сколько жизней спасают печатники каждый день по всему миру. И это не говоря о других, не менее важных обязанностях, возложенных на вас, печатников».
– Демоны, как и бесы, окружают нас всегда и везде, – говорил Гурявин, – они в нас самих! – словно в подтверждение своих слов, он показал открытую ладонь, на которой то проявлялись, то исчезали всевозможных размеров и форм образования, напоминающие чернильные кляксы. – Благодаря вашим усилиям человек теперь может не только защищаться от порождений тьмы, но и управлять ими!
По факту все началось на заре мироздания, но мы все в своих умах ведем отчет от так называемой Большой реформы. С тех пор в каждом университете, в том числе и Соболевском, на слуху имя Сыргина как главного реформатора того времени и главного защитника нашего мира. В свое время, почти двести лет назад, Сыргин создал свой алфавит всевозможных печатей, многими из которых пользуются и по сей день. Ему приписывают и создание печати Каульмэ, способной разрушать любую печать. Не одно столетие о тайной печати ходили лишь слухи, превратившиеся в своеобразные легенды. И возникает вопрос: а все ли мы знаем?
До этой Большой реформы магистров практически не существовало, и вся тяжесть ложилась на плечи печатников. И должен сказать, за прошедшие с тех пор века немногое изменилось. Мы по-прежнему зависим от вас, печатников, и сейчас еще в еще большей степени, чем когда-либо.
После слов Гурявина девушке пришлось многое переосмыслить. Демоны, бесы, печатники, магистры, сама суть Верховной палаты, стоящей над обеими организациями, и еще многое другое. Она, наверное, впервые задумалась об истинном предназначении печатников и о их влиянии на весь мир.
Мещанская, 20:24
Старый мост в действительности оказался не таким уж и старым, хотя два современных шессера на нем едва ли смогут разминуться. Тут дело в другом. Выше по течению реки, буквально в двух километрах, красовался великолепный, современный мост, подсвеченный фонарями, с автономными детрансформаторами и двухполосным движением. Мария вспомнила, что совсем недавно она с бригадой печатников выезжала туда на проверку. На всех свинцовых блоках, в которые были помещены демоны, выкованы горящие золотом три печати подчинения. Одна не давала низшему демону вырваться из блока, а две других, работая как насос, выкачивали из него энергию, тем самым питая лампы дневного света и прочие приспособления.
Бурьйин отозвал магистра в сторону, и пока они о чем-то разговаривали, Мария, опершись о каменные, отшлифованные ветром и временем перила моста, смотрела на черные воды Ольги. Небольшие суденышки, баркасы и рыбацкие лодки, пришвартованные вдоль речных причалов, покачивались на волнах. Крик ночных птиц в густых кронах плакучих ив, пение лягушек и шум камыша вносили в душу Марии некоторое умиротворение, заставляли на мгновение забыться, отринуть действительность, в которую ее ввергли три года назад.
Мария вспомнила, как оказалась в отдельном кабинете наедине с двумя мужчинами, одним из которых был Ермак Васильевич Кощин, и немолодой, но красивой, ухоженной женщиной в строгом костюме, дымившей папиросой. Звали эту женщину Екатерина Анатольевна Брунхайг, и оба мужчины обращались к ней с большим почтением.
Марии задавали вопросы, на которые сложно было дать конкретный ответ, и с каждым последующим ответом задания становились все сложнее, однако после того, как собеседование закончилось, через полчаса к ней вышел профессор и, поздравив, пожал руку.
– Мария Александровна? – Гурявин подошел совершенно неслышно и позвал ее тихим шепотом: – Вы со мной?
– Да, – ответила печатница, не осознавая до конца, на что, собственно, дала свое согласие.
– Тогда вперед! – Гурявин развернулся на каблуках и, указывая на высокий дощатый забор набалдашником трости, добавил: – Время не ждет!
Девушка стряхнула с себя морок мимолетного спокойствия и последовала за магистром. У изгороди с предупреждающим об особой опасности для жизни стендом их ждал Бурьйин. Вид у него был озабоченный. Он то и дело покручивал ус, бросая взгляды то на Гурявина, то на Марию.
– Лаврентий Эдмундович, – пересилив себя, сказал капитан. – Лавр, я все же должен настоять на своем. Лапкиной никак не можно с вами, да и проводя вас без пропуска, я очень сильно рискую.
– Бросьте, Николай Степанович, смело валите все на меня! А про Марию Александровну просто забудьте! Вы ее не видели. – Гурявин махнул рукой. – А теперь отворяйте, да поскорее!
Бурьйин только вздохнул, но он отчего-то не мог отказать магистру. Два поворота ключа в замочной скважине – и совершенно неприметная дверца отварилась настежь.
– Берегите себя, Лаврентий Эдмундович, и Марию Александровну тоже, – сказал Бурьйин, провожая магистра и печатницу взглядом.
Гурявин лишь кивнул капитану жандармерии, наклонив голову, прошел в открывшийся проем первым. Мария не отставала от него ни на шаг и внутренне готовилась к самому худшему.
Но ничего ужасного не произошло. По левой стороне от резко уходящей вниз к реке лестницы росли заросли ежевики, и единственным неудобством было уворачиваться от мощных плетей разросшихся кустарников. Минуя ступеньку за ступенькой, Мария следом за магистром вышла на небольшую бетонированную площадку с перилами из дикого камня.
– Ответьте мне на вопрос, Лаврентий Эдмундович…
– Просто Лавр или Лаврентий, если вам угодно.
– Скажите, почему мы сами не могли сюда приехать, почему надо было впутывать Бурьйина?
– Приехать-то мы могли, но открыть эту дверцу не дано никому, кроме нашего общего знакомого. Кроме того что Николай Степанович является капитаном жандармерии, он долгое время служит поверенным губернского магистрата. Не открой он эту дверцу своим ключом, мы никогда не достигли бы поставленной цели.
– Но если перелезть через забор?
– Вам еще многое предстоит узнать, Мария Александровна, а пока следуйте за мной, осталось совсем чуть-чуть, – спустившись на две ступеньки, Гурявин подал девушке руку. – Здесь очень крутой спуск, будьте аккуратны.
Шаг за шагом они прошли на ярус ниже, оказались на небольшом пятачке в двадцати шагах от опор старого моста. Спускаясь за магистром, Мария кожей ощущала странную, даже пугающую ауру этого места, но никак не могла понять, что является ее источником, пока не заметила высокий гранитный столб, который прежде окутывал морок.
– Не всем печатникам доступно то, что вы сейчас увидите, Мария Александровна, а потому, что бы ни произошло, постарайтесь держать себя в руках и будьте начеку, – говоря это, магистр стянул с себя сюртук, положил его на перила. Затем, закатав рукава белоснежной сорочки, наверное, впервые по-настоящему улыбнулся.
Оставив спутницу на площадке, Гурявин шагнул вперед, и в тот же миг монолитный столб вздрогнул, стал преображаться. С него посыпалась каменная крошка, вырисовывая уродливую рожицу горгульи, – такие обычно украшали старые готические соборы. Затем обрисовались крылья, и существо, только что являвшее собой монолитный столб, тряхнуло ими так, что мелкие осколки гранита разлетелись во все стороны. Огромные крылья, подобные тем, что у летучей мыши, обнажали мощный торс существа и угрожающего вида когтистые лапы.
– Домиос Валькириус, – проговорил магистр, – один из древнейших демонов-защитников, также известных как демоны-стражи. На протяжении нескольких тысячелетий их устанавливали у Врат, что ведут в Тень. Их единственной задачей является охрана этих врат от тех, кто хочет выйти из Тени или зайти в нее.
Существо в очередной раз тряхнуло огромными крыльями. Его глаза горели адским пламенем. Смертоносные когти сжимались, разрушая гранит столба, на котором оно восседало. Гурявин сделал еще несколько шагов вперед, его левое предплечье почернело, а в следующую секунду в сжатой в кулак руке материализовался арапник. Громкий хлопок предшествовал резкому выкрику: «Геката!»
Страж тут же покорно сложил крылья, огонь в его глазах утих, а за его спиной возникло нечто похожее на портал.
– Не бойтесь, – обернувшись к девушке, сказал магистр. – Страж вам не навредит.
– Очень на это надеюсь, – выдавила из себя Мария, делая первый, неуверенный шаг вперед.