Арсений ощущал странную пустоту. Всё, что раньше казалось важным, теперь вызывало лишь отголоски воспоминаний. Не зная, куда направить себя перед отъездом, он решил ещё раз навестить дедушку. Чувства глухо давили на него, словно невидимая тяжесть, напоминая, что есть вещи, от которых нельзя убежать.
Больничный коридор был тихим и почти безжизненным. Свет ламп холодно отблёскивал на кафельном полу, а запах антисептика добавлял ощущение безнадёжности. Арсений чувствовал, как каждый шаг отдаётся в ушах, будто отмеряя время.
Он зашёл в палату и остановился на пороге. Дедушка лежал на кровати, окружённый медицинскими приборами, которые равномерно тикали и издавали короткие сигналы, словно напоминали о том, что жизнь всё ещё теплилась в его теле. Лицо старика казалось измождённым, черты заострились, кожа натянулась, а глаза – единственное, что оставалось неизменным, – блестели тем же упрямым светом, который Арсений помнил с детства.
– Жив ещё, – дедушка криво улыбнулся, пытаясь придать своим словам бодрость.
Арсений молча кивнул, чувствуя, как в груди странно щемит. Эта попытка шутить, несмотря на слабость, пробивала его защиту.
Он стиснул губы, скрывая горечь, и с трудом заставил себя улыбнуться.
– Завтра я улетаю, – сказал Арсений, обрывая тишину. Его голос звучал сдержанно, почти сухо, как будто он боялся, что эмоции выдадут его. – Ты точно не хочешь, чтобы я перевёл тебя в другую больницу? – Вопрос был скорее формальностью – он знал ответ.
– Точно, – отозвался дедушка, его голос был слабым, но твёрдым. В этих двух словах слышалась какая-то неизменимая уверенность.
Арсений тяжело выдохнул, чувствуя, как долг и ответственность вновь давят на него, словно напоминание о его дедушке и их прошлом, которое не отпускает и заставляет идти дальше. Он хотел сказать что-то ещё, но вместо этого проглотил ком в горле и отвёл взгляд в сторону.
– Работа не терпит отлагательств, и я… – начал было Арсений, но его голос дрогнул. Он ненавидел эти оправдания, но слова казались необходимыми.
Дедушка слегка приподнял голову на подушке, его глаза смотрели прямо в лицо Арсения, как будто проникали внутрь, читая все сомнения.
– Не можешь остаться, – закончил он за внука. – Я понимаю.
Комната вновь наполнилась тишиной, казавшейся почти осязаемой, насыщенной запахом лекарств и звуками больничных приборов. Арсений не знал, что сказать, и это молчание давило на него больше, чем любые слова.
– Насчёт твоего дома, – наконец сказал он, стараясь сменить тему. – Я выполню твою просьбу, если…
– Не «если», а точно, – перебил дедушка, его голос прозвучал неожиданно резко. Эти слова прозвучали, как удар, заставив Арсения замереть.
– Почему ты так уверен в своей смерти? – спросил он, отчаянно ища в голосе старика хоть намёк на сомнение.
Дедушка вздохнул и устало улыбнулся. В этой улыбке было что-то, что Арсению трудно было вынести: покой, который казался почти непостижимым.
– Поверь мне, Арсюша, я уверен, – тихо произнёс он. Его голос звучал мягко, словно это была не смерть, а всего лишь ещё один этап жизни. – Смерть не такая страшная вещь, как кажется. Гораздо страшнее – жить в постоянном ожидании… Или в бегстве.
– Я не бегу, – резко ответил Арсений, его кулаки сжались, а лицо напряглось.
Дедушка посмотрел на него долгим, проницательным взглядом, а затем слабо улыбнулся.
– Конечно, – спокойно сказал он. – Это я про себя.
Его глаза на мгновение затуманились, будто воспоминания перенесли его в прошлое.
– От чего ты бежал? – спросил Арсений.
– Знаешь, иногда лучше не знать, – сказал старик , его голос прозвучал едва слышно. – Так проще.
– Так и жить проще?
Старик снова грустно улыбнулся и тихо произнёс:
– Просто не всем дано понять, что прошлое иногда стоит оставить позади.
Он посмотрел на Арсения так, будто хотел сказать ещё что-то, но передумал. Арсений почувствовал, как внутри него всё переворачивается. Он знал, что не получит ответа. Дедушка слишком многое хранил в себе, чтобы открыться даже ему.
– Ты просто уходишь… вот так? – спросил Арсений, глядя на ослабшее тело старика, словно надеясь, что ещё не всё потеряно.
Дедушка закрыл глаза, как будто завершил разговор.
– Арсюша, иногда уход – это не конец, а начало чего-то нового. Тебе нужно будет понять это самому.
Арсений молча смотрел на него. Ему хотелось спорить, кричать, доказывать, что всё можно изменить, что сдаваться нельзя. Но он знал, что это бесполезно.
– Я расскажу тебе одну историю, – дедушка тяжело вздохнул, его взгляд задержался на Арсении, долгий и пронзительный. Его голос был ровным, но в нём звучало эхо далёкого времени: – В одном племени жил человек, который от рождения был отмечен уродством. Его лицо было искажено, а тело хрупким и болезненным. Соплеменники глумились над ним, как будто его облик был проклятием. Его звали "проклятым уродом", и ни один день его жизни не проходил без презрения. Он рос в одиночестве, и боль заполняла его сердце.
Дедушка сделал паузу, глаза на миг затуманились, будто он снова переживал что-то, что давно хотел забыть.
– Однажды этот человек решил уйти. Он оставил всё, что знал, и отправился в неизвестность, надеясь, что найдёт место, где его примут. Долгие годы странствий сделали его мудрее и сильнее. Его уродство не исчезло, но он научился видеть мир глубже, чем другие, – он понял, что настоящая уродливость скрывается не во внешности, а в душах.
Арсений слушал молча, напряжённо следя за каждым словом.
– Спустя много лет он вернулся в своё племя. Ему казалось, что он сможет помочь своему народу, научить их, открыть глаза. Но он увидел, что племя погрязло в своих пороках. Красивые лица скрывали уродливые души. Каждый член племени олицетворял одну из гниющих язв: страх перед неизвестным, ненависть к тем, кто был иным, рабство перед другими, зависимость перед своими страстями, тупость, не дающая им трезво мыслить, предательство своих близких ради выгоды и консерватизм, что заставлял их цепляться за прошлое, избегая перемен.
Дедушка сделал паузу, его лицо затенилось.
– Герой пытался говорить с ними, предупреждать об опасности их пути. Он показывал им силу знания, которое обрёл. Но каждый раз его слова встречали с насмешкой, неприятием и угрозами. Племя отвергло его, как и прежде, и даже больше – оно стало видеть в нём угрозу. Страх перед переменами, ненависть и привычка к рабству разожгли в них гнев. Тогда он сделал трудный выбор, – продолжил дедушка, его голос стал тише, но крепче. – Он знал, что племя само себя уничтожит. Они предадут друг друга, утонут в своих пороках. Но племя продолжит жить, размножаясь и передавая свои грехи детям, закрепляя этот порочный круг страданий. Чтобы спасти их души, он собрал всю силу, которую обрёл, и поджёг деревню. Огонь поглотил дома, людей и всё, что было. Он знал, что это грешный поступок, но верил, что освободит их, спасёт их души, избавит от страданий. Он молился за каждую душу, надеясь, что они найдут покой в ином мире.
– Что стало с этим человеком? – спросил Арсений.
– Никто не знает, – ответил дедушка, его глаза блеснули. – Одни говорят, что он исчез в огне вместе с племенем, осознав, что пока жив, и он, то и грехи живы. Другие говорят, что он продолжил странствия, открывая глаза другим, тем самым сжигая свою душу от вины. А может, он понял, что не может спасти тех, кто не хочет быть спасённым.
Дедушка замолчал.
– Эта притча не имеет лёгких ответов, Арсюша. Иногда наши решения порождают ещё больше боли. Вопрос в том, готов ли ты принять последствия своих выборов, – он замолчал. – Ты слишком похож на своего отца. Он тоже верил, что может изменить мир, не оглядываясь назад. Но я не хочу, чтобы ты повторил его ошибки, – голос старика стал мягким, но в нём звучала едва скрытая мольба. – Иногда важно знать, где остановиться. Не будь слишком самоуверенным.
Арсений почувствовал, как его сердце сжалось при этих словах. Он опустил взгляд, пытаясь скрыть свои эмоции, но в глубине души всё же ощущал нечто тёплое – связь с отцом, которого он почти не помнил.
– Легко сказать, сложно сделать, – прошептал Арсений, чувствуя, как внутри него снова вспыхивает противоречие.
– Знаю, – ответил дедушка, его слабая улыбка вновь тронула губы. – Это, наверное, у нас в крови. Но ты справишься, Арсюша, я уверен.
Арсений отвёл взгляд, не желая, чтобы дедушка заметил, как сильно его слова задели. Но где-то глубоко внутри он почувствовал тепло. Связь. Понимание.
– Завтра я улетаю, – тихо сказал он, возвращая себе твёрдость. В его голосе больше не было сомнений. Долг, который он взял на себя, перевесил всё остальное.
– Да, знаю, – кивнул дедушка, и в его взгляде на миг мелькнула горечь. – Иди, Арсений. Сделай то, что должен. Всё идёт так, как должно идти.
Арсений кивнул. Слов не осталось, только тяжесть в груди. Он стиснул кулаки, но держался. Он хотел что-то сказать, что-то важное, но слова не приходили.
– Я надеюсь, что мы ещё увидимся, – сказал он, чувствуя, как горло сжимается.
Он сделал шаг к двери, остановился у порога, обернулся, надеясь, что дедушка ещё что-то скажет, что он успеет ухватиться за что-то, что изменит эту тяжёлую прощальную атмосферу. Но дедушка уже закрыл глаза. Его лицо стало спокойным, словно он уже смирился с тем, что Арсений всё ещё не мог принять.
Арсений вышел в коридор, ощущая, как внутри него растёт странная пустота. Его ноги словно налились свинцом, но он продолжал идти, каждый шаг даваясь с усилием. Работа ждала его. Ответственность тянула за собой, как невидимая нить, не позволяя оглянуться. И, несмотря на всё, он заставил себя идти вперёд, потому что знал – иначе не сможет.