Карантин еще продолжался, но арестантов уже выдергивали на комиссию – кум, начальник производства, – выспрашивали, вынюхивали, определяли, в какой отряд и где работать. Ильяса выдернули в числе первых, доставили в здание администрации, завели в класс политподготовки, а там только начальник оперативной части. Ильяс представился по полной форме: фамилия, имя, отчество, статья, срок.
– А чего это тебя к нам перевели, Хаджиев? – листая дело, спросил кривоносый, с желтушными глазами мужчина в капитанских погонах.
– По достижении совершеннолетия.
– А может, по достижении порога терпения. Сорок четыре взыскания, Хаджиев. И ни одного поощрения!
– На самом деле я хороший, – вздохнул Ильяс.
Он и в самом деле считал себя хорошим сыном. Сердце сжималось от тоски, когда он вспоминал, как мама восприняла его приговор, навзрыд плакала, но ни разу не посмотрела осуждающим взглядом. Обещала ждать и просила вернуться как можно скорей. И так хотелось освободиться через год, чтобы порадовать маму, чтобы пройтись по двору, весело поздороваться со всеми соседями, всем улыбнуться, никого не обидеть. Но условно-досрочное освобождение требовало примерного поведения в глазах лагерного начальства, а Ильяс не считал себя им чем-то обязанным. И вел себя как считал нужным. И как того требовал кодекс правильного пацана. И здесь он не собирался записываться в актив зоны.
– Вот и веди себя хорошо, – усмехнулся опер.
– Ну, буду стараться.
– Через пару лет выйдешь по УДО.
– Как это через пару лет? – опешил Ильяс.
– А ты не знаешь, кто Шведова заточкой пырнул?
– Не знаю.
– А я знаю… Мы все здесь знаем, Хаджиев… И то, что друга тебе бывшего заказали, тоже знаем!
– Да нет! – Ильяс не смог сдержать своих чувств.
– Сержант Бешметов Вячеслав Рудольфович, знаешь такого?
– Да не заказывал мне никто никого!
В дверь постучали, кум ничего не сказал, но в помещение все равно вошел Слава – без шинели, в «пэша», на левой стороне груди целая гирлянда значков, на правой – комсомольский значок. Передовик, отличник… Рожа!.. Ильяс неприязненно смотрел на него.
– Разрешите?
Капитан кивнул, поднялся, подошел к солдату, хлопнул его по плечу и вышел из класса. А Слава подошел к Ильясу, вынул из ножен на поясе штык-нож, положил на стол.
– Можешь начинать! – сказал он, не сводя с него глаз.
– Иди ты знаешь куда!
– Но я же мент, а ты вор… Или сявка?
Ильяс поднялся, повернулся к Славе лицом и окатил его насмешливо-презрительным взглядом.
– Ты, я вижу, не генерал!
Слава легко выдержал его взгляд – и близко не отвел глаза. Но Ильяс держался так же крепко.
– Это не мешает мне честно исполнять свой долг.
– У тебя свои законы, у меня свои.
– И поэтому ты должен меня убить.
– А я кому-то давал слово? Нет!
– Зиндан тебе сказал.
– Никто ничего не говорил.
– Зиндан с тебя спросит, если ты меня сейчас не убьешь.
Ильяс понимал, что Слава не позволит себя убить, сил и умения ему на это хватит. Но так он действительно не собирался убивать эту ментовскую морду.
– Чему бывать…
– Спросит по своему закону.
– Нет такого закона – друзей убивать.
– А мы с тобой друзья?
– Нет, – негромко, но твердо сказал Ильяс. – Но предавать я тебя не стану. Точка!
– Уверен?
– Иди к черту!
– На самом деле Зиндану все равно, убьешь ты меня или нет, – сказал Слава. – Тебя по-любому замочат. И скажут, что это менты сделали… Зиндан приносит тебя в жертву. Чтобы поднять зону на бунт.
– Я этого не знаю.
– Знай!
– И знать не хочу!
– Ты ударишь меня ножом. Не убьешь, но ранишь. Меня отправят в санчасть, а тебя – в ШИЗО.
– Я в ваши ментовские игры не играю! – мотнул головой Ильяс.
– Тогда просто заткнись! – презрительно скривился Слава.
И вдруг врезал ему кулаком в живот, поймав на вдохе. Пресс не выдержал удара, Ильяс согнулся вдвое, Слава скрутил его, надел наручники.
На пути в штрафной изолятор ему не попался ни один зэк, некому было сказать, передать, что готовится крутая подстава. И закрыли его не в камере с арестантами, а в карцере, правда, разрешили отстегнуть нары от стены. Но Ильяс остался стоять. Не нужно ему поблажек от ментов. И даже крикнул в унитаз, что не убивал он Славу, а Зиндана хотят подставить. Другого способа связаться с ворами не существовало. Окна наглухо замурованы, вертухаи маляву не передадут, и не проси, азбуки Морзе он толком не знал, хотя и пытался ее освоить.
В карцере его продержали пятнадцать суток, за это время менты успели предотвратить бунт. Ильяс даже не знал, на чем поймали Зиндана, но его перевели в другую зону. А Ильяса по истечении срока выпустили из ШИЗО и направили во второй отряд. Там его уже ждали.
Барачный вызвал его к себе в блатной угол, там Ильяса окружили «быки», крепкие бойцы с волчьей хваткой. Одно неосторожное движение – и острые зубы вцепятся в горло.
Фазиль гонял чифирь, пил из фарфоровой кружки, смакуя, закатывая от удовольствия глазки. На Ильяса долгое время не обращал внимания. Наконец посмотрел на него своими рыбьими глазами.
– Почему мента не убил? – спросил смотрящий.
– Да не пытался, – качнул головой Ильяс.
– А слух прошел, тебя в кондей, мента на больничку.
– Подстава это была, менты все знали. Зиндана хотели спровоцировать.
– А ты ментам подмахнул? – Смотрящий поставил кружку на табурет, накрытый газеткой.
– А меня не спрашивали. Заломали да в кондей, слова не дали сказать.
– А сказать не мог?
– Так пытался, в бочку кричал.
– Точно кричал?
– Точно!
– Значит, не врут… – усмехнулся Фазиль, покровительственно глянув на Ильяса. – Был голос из бочки. За Зиндана кричали.
От души отлегло. Все-таки не зря Ильяс кричал в унитаз, услышали его. Может, Зиндану не передали, но услышали. Прошел-таки слух, что кто-то кричал, предупреждал. И неважно, помогло это вору или нет.
Фазиль взял стакан, плеснул «дегтя» из алюминиевой кружки, подал Ильясу. Но в последний момент одернул руку.
– Мент этот, Бешметов который, тебе кто, друг?
Ильяс мог сказать, что у них со Славой разные дороги, но промолчал. Тут или «да», или «нет», ну а если нечего сказать, лучше ничего не говорить.
– Друг? – еще раз спросил Фазиль.
Ильяс упорно молчал, опустив глаза.
– Можешь назвать его своим?
– Нет!
– Но и отказаться от него не можешь… Все-таки друг. Хотя и сука. – Фазиль смотрел на Ильяса пристально, пытливо и требовательно. Он ждал нужного ответа, но так с ним трудно было не согласиться.
– Сука!
Фазиль кивнул, в раздумье поднял стакан с чифирем, но Ильясу так и не подал. Передумал. Засомневался в новичке. Может, он все-таки засланный казачок. Да и дружба с ментом не делала Ильясу чести.
Смотрящий махнул рукой, отпуская Ильяса. Показал, где он будет спать, и отправил в свободное плаванье. Трогать его не станут, но присматриваться будут, и дальше все будет зависеть от того, как он себя покажет.
Ильяс кивнул, соглашаясь с такой постановкой вопроса. Сейчас главное, чтобы его не трогали, но рано или поздно ситуация может обостриться. Сегодня Фазиль в хорошем расположении духа, а завтра вернется к сегодняшнему разговору и спросит, почему Ильяс так и не убил мента. И неважно, друг ему Слава или не друг. Задача стояла, а дело так и не сделано. В лучшем случае снова натравят на Славу, а в худшем сунут заточку под ребро.
Положение шаткое, Ильяс должен его укрепить. Но как? Обратиться к Славе за помощью? Исключено. Просто надеяться на него? Это глупо. Полагаться нужно только на себя.
В тот же день Ильяс сошелся с таким же казанским пацаном из хадишевской команды. Галилей отличался взрывным характером, отлично махался, первые роли предпочитал вторым, но Ильяс не позволил ему верховодить. На пацана не давил, ставил его под себя постепенно, шаг за шагом доказывая свое превосходство. Подрался с одним приблатненным, который не давал жизни такому же пацану из Астрахани. Ильяс вырубил его с одного удара. И с Максом подружился, и Галилея себе подчинил.
Через месяц Ильяс уже заправлял небольшой командой из полудюжины неплохих бойцов, а к лету с ним уже боялся связываться даже Фазиль. На место барачного Ильяс не претендовал, в большие разборки не лез, поэтому блатные успешно и насовсем забыли про его непонятки со Славой Бешметовым. И обиженный заточкой Швед не помышлял сводить счеты.
А в июне прозвенел звонок, и за спиной Ильяса наконец-то закрылись ворота зоны. Слава его не провожал, да Ильяс в этом и не нуждался.