Голова гудела, конечности подчинялись только рефлексу движения. Егорыч перебирал ногами чуть быстрее, чем следовало, чтобы удержать наклоняющееся вперед тело. Главное, вовремя подставлять ноги под нависший вперед центр тяжести. Артур Егорович сердился на Власина за то, что тот потащил его в этот чертов зоопарк с его вонючими клетками, полупустыми загонами и стеклянными террариумами. Егорыч слегка оживился лишь около бассейна с дельфинами и морскими львами. Он лег грудью на перила и смотрел вниз, где лениво поблескивали спинами морские чудища, претендовавшие на его, Егорыча, место в интеллектуальном рейтинге земной фауны.
«Но как же, – думал он, – вот ведь я, человек, прикрываю одеждой срам, а они – голые. Разве они умнее? Разве они звонят в Москву, начитывают текст политических сенсаций, торчат подмышкой у президентских телохранителей, строчат по газетным вырезкам секретные информационные сообщения в посольствах? Нет, они просто режут воду своими сигарообразными телами и веселят публику. Ну, может быть, иной раз сам Егорыч в чем-то ненароком выглядит смешнее, забавнее их, но не по его же вине! И в этом не их заслуга! Просто так получается! Так складывается жизнь… Нет! Определенно, и я, и Саша Власин, и Горбачев умнее дельфинов. Намного умнее! И срам, опять же, прикрыт»…
Власин исподтишка поглядывал на Егорыча и улыбался чему-то своему, затаенному, не высказанному до сих пор. Егорыч повернулся к нему.
– Чего лыбишься, Сашок?
– Да так, настроение хорошее.
– Нет, брат, когда хорошее настроение, так не лыбятся.
– А как лыбятся?
– Не так. Это ты чего-то задумал!
– Верно. Я думаю, Егорыч, ты хороший мужик… и жаль мне…
– Чего тебе жаль?
– Что такие как ты… и как я, уходят. Печально!
– Другие придут.
– Придут. Но именно, что другие. Может, лучше нас, а может…
Егорыч тяжело вздохнул и отмахнулся.
– Пойдем отсюда, Сашок. Что-то устал я сегодня.
Но Власин упрямо покачал головой.
– У нас тут с тобой одно дельце есть, Егорыч. Я тебе сюрприз приготовил. Ты уж, прости, брат, что сразу не сказал. Но тогда это уже был бы не сюрприз. Понимаешь?
Егорыч на всякий случай вежливо улыбнулся и настороженно посмотрел на полковника Власина. Саша потянул его за руку, и они побрели в сторону террариума. Холодный, сырой дух проник под пиджак, рубашку, штаны и даже в сандалии. Егорыч поежился. Было темно, безлюдно, гулко.
– Ну, чего? – тревожно и строго спросил он. – Где твой сюрприз?
Власин улыбнулся и подтолкнул Егорыча к огромному пустому аквариуму, на стекле которого, слева, в углу, была надежно приделана табличка с длинным текстом на французском языке.
– Вот, – сказал он.
– Что «вот»? – сердился Егорыч. – Сюрприз, говорю, где?
– Это и есть сюрприз!
Егорыч завертел головой во все стороны, но увидел в нескольких шагах от себя только двух мужчин: один был одет в зеленый рабочий комбинезон, а второй – в черный строгий костюм. Они о чем-то вполголоса спорили, причем тот, что в костюме, сердился, нервничал, а тот, что в рабочем комбинезоне, оправдывался, что-то горячо отрицал.
– Чего это они? – спросил у Власина Егорыч.
– Да ничего! Этот, видимо, директор, а второй работник. Директор говорит, что тот прогулял вчера день, а сегодня явно не в силах работать.
– А тот чего?
– Говорит, что все не так. Он, мол, не прогулял, а был на крестинах у двоюродной сестры, и выпил-то всего… ничего. А сегодня у него просто настроения нет.
– Наш человек! – с облегчением вздохнул Егорыч. – Это и есть твой сюрприз? Тоже мне, удивил! У нас вся Россия на крестинах уже больше полувека, и настроениями разными мается!
Власин покачал головой и ткнул пальцем в табличку на стекле. Егорыч достал из кармана очки, водрузил их на нос и задрал кверху голову. Разглядев, наконец, текст на незнакомом языке, пожал плечами:
– Ну и что?
– А вот что! – торжественно заявил Власин. – Здесь, брат Егорыч, написано, что в этом аквариуме жил и умер гигантский осетр более трех метров длины и около тонны весом, подаренный сибиряками летом 1966 года президенту Республики Франция генералу Шарлю де Голлю.
Егорыч онемел, разинув рот. Он приподнялся на цыпочках, сморщил нос, на котором все еще торчали очки, и силился разглядеть хотя бы слово, хотя бы буковку, подтверждающую слова Власина. Ему это удалось – фамилия президента прочитывалась легко, так же как цифра – 1966, и вес, и длина рыбы. Егорыч присел и ударил себя руками по бедрам. Он вдруг издал высокий гортанный звук и пустился в пляс, подпрыгивая и попискивая, и широко улыбался, и радостно вертел головой.
– Ай да, Сашка! Ай да Власин! Вот так сюрприз! Вот это удивил!
Он кинулся к Власину на шею и стал целовать его, царапая щеки, виски, лоб своими очками. Власин со смехом отбивался, но Егорыча унять было невозможно. Он громко хохотал, звонко хлопал в ладоши, будто только что встретил на чужбине старого друга, о котором тосковал все эти долгие годы разлуки.
– Вот, значит, где ты жила, милая, вот, значит, где ты откинула ласты! – причитал он громко и прочувствованно. – Родная ты моя рыбонька, принцесса, королевна золотая! Как же ты нас чуть не угробила в самолете-то, сволочь! Я ж летал там, как муха! А ты здесь, значит! Вот, выходит, как свидеться пришлось! Можно сказать, на могилке…
Французы перестали спорить, повернулись к русским и с возмущением, закипающим будто вода в чайнике, уставились на Егорыча.
– Мсье! – закричал директор в черном костюме, – здесь нельзя шуметь! Мсье! Я позову охрану, если вы не заткнетесь немедленно! Вы пьяны, мсье!
– Пошел ты, Бонапарт недорезанный! – отвечал ему в лицо Егорыч. – Это я, я эту рыбу для вашего президента поймал. Я, и вот… этот.
Он указал пальцем на Власина, но полковник, слегка побледнев, зашипел:
– Обо мне ни слова, Егорыч! Ни слова! Я это не буду переводить! Только о тебе! Понял?
Егорыч закивал и еще раз подпрыгнул, будто на пружинках. Власин набрал в легкие воздух и произнес по-французски:
– Месье утверждает, что именно он со своими друзьями поймал эту рыбу в Оби, в Сибири. В подарок для вашего президента, для генерала де Голля.
Француз в темном костюме растерянно замер и внимательно вгляделся в беснующегося Егорыча.
– В самом деле? Он не… ошибается, мсье? Он, как бы это сказать, адекватен? То есть нормален… с точки зрения… психиатрии?
Власин широко улыбнулся:
– Что вы! Что вы, мсье! Он самый что ни на есть нормальный советский человек! Ни капельки безумства! Ни грана сумасшествия! Абсолютно адекватен! Просто он – советский человек. И все!
– Я никогда не видел таких, месье, то есть советских. Но он слегка пьяный, да?
– Есть немного. Мы выпили за встречу.
– О! Значит, он русский. И вы!
– А как же, мсье! Но вот ваш рабочий… Извините, мсье… – последняя фраза Власина была обращена к французу в комбинезоне. Власин галантно кивнул ему. – Вот ведь ваш сотрудник… на русского не похож, но, кажется, и он не очень трезв. И вчера, как я случайно услышал, он тоже был, так сказать, не совсем. Как бы лучше выразиться…
– О, не надо выражаться, мсье! Вы очень дипломатичны…
– Я и есть дипломат. То есть я из торгового представительства. А вот он, – Власин показал на все еще приплясывающего Егорыча, – он журналист. Сопровождает президента Горбачева.
Тут пришла очередь пуститься в пляс директору в черном костюме. Пытаясь, видимо, попасть в такт Егорычу, и воодушевленный именем Горбачева, он стал ритмично приподниматься на цыпочках и понимающе улыбаться. Перед пустым аквариумом теперь приплясывали и подпрыгивали двое мужчин. Это выглядело странно, потому что двое других стояли неподвижно и словно присутствовали на трогательном спектакле заезжих уличных артистов.
– Мсье, мы рады такому гостю… я имею в виду и вас, и президента, мсье Горбачева с супругой. Но вы… вы для нас абсолютная неожиданность. Вы в самом деле поймали этого гиганта? Вы видели самого генерала де Голля? Это правда? – вопрошал директор.
Власин синхронно переводил Егорычу вопросы, пытаясь в то же время обхватить его рукой за талию и остановить хоть на мгновение.
– Да! Да! – заорал Егорыч, вырываясь из Власинских рук. – Я ее поймал, родимую! Да я не то что руку жал вашему генералу, мы с ним взасос целовались… По-мужски, конечно, не подумайте чего! Мы с ним, знаешь, какими приятелями стали! Да он плакал, как дитя, когда мы расставались! Я, говорит, эту рыбу сберегу, как память о тебе, Егорыч! Я ее нашими морепродуктами с руки кормить буду! Вот что он говорил, этот ваш де Голль! Уважал!
Директор, выслушав довольно точный перевод, остановился на мгновение, потом схватил Егорыча в объятия и стал его целовать в щеки, гладить по голове, трепать волосы.
– Я любил генерала! Я его боготворил! Это я кормил твою рыбу, комарад, с этой вот руки! Пока она не сдохла…
– Плохо кормил! – отбивался Егорыч. – Она у тебя даже потомства не понесла…
Директор остановился и печально покачал головой:
– Они, говорят, в неволе не размножаются, комарад! Как и мы, французы.
– Вы размножаетесь! – авторитетно заявил Егорыч. – Я видел. От одного вашего француза в Бутырской тюрьме две надзирательницы понесли. Причем одна родила двойню.
– Что такое Бутырская тюрьма?
– Ну, это как ваша… Бастилия! – попытался перевести разговор в историческую плоскость дипломат-полковник Власин.
– О! У вас тоже есть Бастилия?
– Она везде есть… – буркнул Власин мрачновато и шепнул Егорычу: – Что тебе дался этот француз со шлюхами-надзирательницами… Тоже невидаль!
– А как же! Чего он говорит, что рыба на них похожа! Они размножаются в неволе, да еще как! А рыбка – нет! – Егорыч был готов от обиды за горькую рыбью судьбу даже всплакнуть.
Но директор уже никого не слушал. Он что-то крикнул рабочему, а тот, обрадовавшись, что его личная деликатная тема утонула в чужих бурных водах, бросился куда-то со всех ног.
– Чего это он? – недоумевал Егорыч.
– О, мсье! Вы, наверное, интересуетесь, куда побежал мой работник? Ведь так?
Егорыч пожал плечами, не понимая ни того, куда исчез человек в комбинезоне, ни того, что спросил человек в костюме. Но директор уже тащил его за рукав вслед за убежавшим и быстро говорил:
– Вы наш самый неожиданный гость! Вы подарок! Гласность, перестройка, Горбачев! С нами! Идемте же, мсье! Я хочу вас показать своим друзьям!
Все трое, Власин, директор и притихший Егорыч двинулись вглубь помещения, к двери, на которой было написано: «Только для персонала».