Ланс не видел и не знал, куда идет – просто что-то внутри него указывало направление, как стрелка компаса. Только его север был там, где была королева – даже если он ее не видел.
Он шел и шел, раздвигая тьму грудью, как стоячую воду, проталкивая себя сквозь нее – пока не лопнула какая-то невидимая граница, и Ланса не повлекло вперед, как ручей под склон холма – быстрее, быстрее, быстрее, с каждым шагом мир вокруг проявлялся все четче, четче и четче, тьма стала фиолетовой, потом розоватой, потом вспыхнула и превратилась в ослепительно-яркий день.
Ланс обнаружил себя посреди города.
Это был Камелот – и не Камелот.
Где-то внутри Ланса завыла предупредительная сирена.
Он не мог сказать, что ее вызвало – ватные облака в синем небе, беглая тень тополей на брусчатке, праздничный гомон толпы, развевающиеся штандарты на шпилях, дети, гоняющиеся друг за другом и размахивающие флажками, запах сладкой ваты и жженого сахара от лотков, крики газетчиков, гудки машин – все сливалось в равномерный гул, слитный, как шум прибоя.
Королева шла впереди, и толпа расступалась перед ней, как морские воды. Ланс побежал за ней.
Он нагнал ее у дверей собора.
Королева стояла на красном ковре, запрокинув голову вверх, туда, где солнечный луч плясал на золотом циферблате. Ланс вдруг понял, что не может разглядеть времени – стрелка двигалась, но, стоило ему моргнуть, оказывалась на прежнем месте. Он огляделся вокруг – люди по-прежнему улыбались и махали флагами, но церемониальные гвардейцы, вытянувшиеся у входа, не замечали пришельцев, и никто не обращал на них с королевой внимания – все взгляды скользили мимо, мимо, мимо, будто тут никого не было.
Королева оторвала глаза от часов и перевела взгляд на Ланса:
– Это наша свадьба, – тихо выговорила она. – Идеальное мгновение Артура – это наша свадьба. Коронация, объединение страны, свадьба… последняя галочка в списке.
Ланс понял, почему их не замечают – потому что на самом деле их тут не было. Он был в это время… где? В своей части в Кармартене, наверное. А королева была внутри.
Она вдруг закрыла лицо ладонями и замотала головой. Быстрый луч выхватил растрепавшиеся пряди вокруг ее головы – как корону во время затмения – и скрылся за облаком. Джиневра уронила руки, и стало видно, насколько она измотана – под глазами залегли тени, скулы заострились. Лансу захотелось обнять ее, чтобы утешить.
– Я должна, – прошептала она. – Я должна… – но не двинулась с места.
– Мы должны, – сказал Ланс, взял ее за руку и толкнул высокую дверь собора.
Она распахнулась без скрипа, но Ланс не столько услышал, сколько ощутил, как на высокой башне щелкнул, запускаясь, часовой механизм.
Между колоннами собора стелился красный ковер, упираясь в алтарь, и у алтаря стоял священник в странном наряде. А рядом с ним – король, в алом мундире и с лентой через плечо.
А рядом с ним стояла невеста – в платье с белым шлейфом, в диадеме, рассыпающей алмазные блики, и прозрачная фата трепетала вокруг нее облаком, скрывая ее черты.
Ланс почувствовал, как задрожала рука у Джиневры.
Ему вдруг стало очень спокойно, как за штурвалом. Гости, толпящиеся по обе стороны прохода, отдалились. Все стало четким, как чертеж. Голос священника приблизился рывком – будто настроили частоту.
– …и если у кого-то есть возражения против этого брака, пусть скажет сейчас – или молчит вечно.
– Есть, – громко сказал Ланс.
Слово раскатилось под сводами, дробясь эхом.
Медленно, медленно король повернулся – будто сквозь воду.
– Почему?
Они стояли уже совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. С деталями творилось что-то странное – Ланс совершенно четко видел короля – светлые глаза, светлые брови, совсем молодое лицо – они что, ровесники? – и узор на наряде епископа – красная тесьма, золотые полоски и ромбы, какие-то сиреневые камушки, блики на стеклах очков над седой бородой – и полотнища флагов за его спиной – длинные, длинные полотнища шелка, львы и драконы, стоящие на задних лапах, вышитые стежок к стежку – но все, что вокруг, меркло, как при выходе из штопора.
Но это было неважно. Ланс посмотрел прямо на короля.
– Потому что вы уже клялись, – сказал Ланс.
Король мучительным усилием свел брови, будто пытаясь вспомнить:
– Я вас знаю?
– Меня зовут Ланселот, – сказал Ланс. – Вы посвящали меня в рыцари. После своей свадьбы.
Король не отнял руки от невесты, но заозирался. Ланс понял, куда он смотрит – сбоку стоял колдун, очень похожий.
– Мерлин, ты их знаешь? – спросил король.
Фальшивый Мерлин открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Ланс посмотрел на него в упор и спросил:
– Как мое первое имя?
Тот застыл, будто остановили кадр кинохроники.
Ланс начал терять терпение.
– Он ненастоящий, Ваше Величество. Здесь все ненастоящее.
Король нахмурился:
– Кроме тебя?
– Нет, – сказал Ланс.
Джиневра выступила вперед.
Зрачки у короля расширились.
Ланс отступил на шаг. Теперь он видел их обеих ясно – одну, в белом шелке, в алмазном блеске, у алтаря, и другую, усталую, в измятом платье, у его подножия, и короля между ними. Странно было видеть, как король делает выбор – тот самый, который когда-то делал Ланс, и ошибся.
– Как… как тебя зовут? – запинаясь, спросил король.
Джиневра сделала шаг вперед и взяла его за руку. Сбоку, из тени, Ланс видел, как она улыбается, и как дрожит, бликуя, капля на ее ресницах.
– Это неважно, – тихо сказала она. – Неважно, кто я. Я пришла говорить с тобой от имени Камелота.
Король вздрогнул.
Джиневра продолжила:
– Ты нужен своей земле. Ты нужен своей стране, король Артур. Она ждет тебя.
– Кто ты? – спросил король. – Почему ты здесь?
Джиневра опять мотнула головой:
– Это неважно. Я здесь, потому что я… – она на миг отвела глаза, – потому что я поклялась однажды. Я… – она замерла, переводя дыхание, – я не могу предложить тебе ничего. Ты никогда не будешь счастлив там, как здесь. Там… там только пот, кровь и слезы. То, что там, снаружи… никогда не будет лучше того, что тут. Никогда не будет лучше твоей мечты. Просто… просто вырвать мечту из реальности – это все равно, что вырвать сердце.
Пожалуйста… – голос ее упал до шепота. – Пожалуйста, возвращайся.
Король медленно посмотрел на нее. Потом на свою невесту.
Джиневра тоже повернула голову и посмотрела на стоящую у алтаря. Медленно и очень печально улыбнулась.
– Если хочешь, возьми ее с собой. Я не смогу дать тебе больше.
Король провел рукой по лбу, не отрывая глаз от невесты. Она все это время не проронила не слова. Всех остальных она как будто не видела.
– Джин, – спросил вдруг король. – Какие у тебя цветы любимые?
Невеста нахмурилась:
– Почему ты спрашиваешь?
Король мотнул чубом:
– Неважно. Просто скажи.
– Какое это имеет значение?
– Я тебя прошу. Просто ответь.
– Да какая разница?!
Король поднял голову к потолку – туда, где сходились своды, и по узорному потолку летели друг за другом облака, птицы и ангелы.
Послышался тихий шорох, как от дождя. Ланс оглянулся – это с тихим звоном осыпались вниз разноцветные витражные стекла, пропуская внутрь лучи, прямые и острые, как копья.
Король, не отрываясь, смотрел вверх, на осыпающуюся под его взглядом мозаику.
– Я стоял на страже у менгиров… однажды, – сказал он. – Дева Озера привела меня туда. Я говорил ей о том, что знаю… о том, что люблю в Камелоте. Чтобы защитить его. И оно уходило… уходило от меня насовсем. Она спросила меня – какие букеты любит Джиневра? Я ответил ей. И забыл. – Он опустил голову и посмотрел прямо на Джиневру. – Так и не смог запомнить заново.
Губы у Джиневры задрожали.
– Лилии, – едва слышно выговорила она.
– Лилии, – король кивнул и решительно шагнул к ней.
Король наклонился поцеловать ее – и свод собора обрушился, погребая их под собой.
Если бы мир и правда кончился на этом, было бы легче. Но он померк – и возник снова.
Артур поднял голову и огляделся.
– А, – сказал он. – Авалон.
Он обнял ее за плечи и повел куда-то сквозь сиреневые сумерки. Джиневра прижималась к теплому боку и кусала губу, радуясь, что ее лица не видно в темноте. Следовало договорить недоговоренное, но стоило ей об этом подумать – и ноги подгибались. Еще немного, уговаривала она себя, утыкаясь носом ему в плечо и жадно втягивая запах. Еще немного, еще не сейчас.
Впереди показался дом, мягко светящийся, как аквариум. Артур подошел к нему, и тот открылся. Джиневра даже не удивилась, откуда Артур тут все знает.
Внутри… внутри было очень похоже на их охотничий домик – вешалка из оленьих рогов в прихожей, пол из светлого дерева, пестрое покрывало на постели. Только камин был авалоновский – стеклянный куб, в котором танцевали языки пламени, и странные свечи, расставленные по всему периметру вокруг – холодные, не источающие тепла. Джиневра задела одну подолом, но свеча даже не дрогнула.
Артур остановился посреди комнаты, стаскивая перевязь с ножнами.
Джиневра отступила к окну.
В парадном мундире, нарядный и красивый, Артур был очень похож на того, фальшивого, который остался в Камелоте. Только этот был настоящий, а тот… Джиневра до сих пор не могла объяснить волну стылого ужаса, которая поднималась откуда-то из живота при каждом воспоминании.
Артур почувствовал взгляд, поднял голову и улыбнулся ей.
– Не смотри на меня так! – Джиневра отвернулась к окну и закрыла лицо руками. – Не смотри на меня так, иначе я не смогу!
– Что не сможешь, Джин? – озабоченно спросил Артур.
За окном стоял мрак. В стекле проступало ее отражение, и сквозь него – призрачный силуэт за ее спиной.
– Не смогу сказать, – Джиневра сжала себя за плечи. Лица Артура у отражения не было видно, и это было хорошо. Так было проще. – Я просила… я просила тебя возвратиться ради Камелота. И это была правда. Я сказала, что я никогда не сравнюсь с твоей мечтой. И это тоже правда. Чего я не сказала… – горло ныло, как один сплошной синяк, и слова приходилось выталкивать наружу через силу. – Что, когда ты ушел в Аннуин, я пожелала, чтобы ты вернулся ко мне. И никогда не покидал меня. И ты вернулся… только я быстро поняла, что это не ты. Потому что я знаю, что ничто и никогда не встанет выше Камелота в твоем сердце. Тогда… тогда мне стало страшно, и я попросила Ланса увезти меня. Блейз привез нас на Авалон, Мерлин отправил нас в Аннуин… остальное ты знаешь. Теперь ты здесь. Но этот… это… этот… в Камелоте. На твоем троне.
Джиневра замолчала. Артур тоже молчал, и его молчание наполняло комнату, как вода – трюм тонущего корабля.
Но, когда он заговорил, он сказал совсем не то, что она ожидала.
– Правду сказала Грейс…
Джиневра резко обернулась:
– Кто?
Артур отошел и сел на постель, упершись локтями в колени.
– Я не рассказывал тебе про Грейс?
– Нет.
Артур резко откинулся на спину, будто его толкнули в грудь ладонью. Потер переносицу, закинул руку под голову и уставился в потолок. Под потолком от свечей ходили тени. Джиневра не выдержала, подошла и села рядом на край, чтобы видеть его лицо.
– Это было еще до тебя… и еще до моей коронации. Дела шли ни шатко ни валко, на окраинах шла вялая грызня, Пеллинор был регентом и тащил большую часть обязанностей, я очень старался не отставать, но… я был мальчишка, сама понимаешь. Я встретил Грейс и потерял голову. Она была авиатрикс. Самолет ее назывался «Тифон», она звала его «Ворчун», из-за двигателя… она постоянно с ним разговаривала в воздухе – «давай, малыш», «молодчина, поддай газу…» Я иногда путался, к кому из нас она обращается… – Артур заметил, как Джиневра на него смотрит и осекся. Вздохнул и продолжил. – В общем, так все и шло. Потом меня короновали – наконец-то! – и я пришел к ней и сказал, что хочу видеть ее своей королевой. Она засмеялась и сказала – у меня нет титула. Я сказал – я дам тебе какой угодно титул. Тогда она взяла мою ладонь, приложила к своему животу и сказала – чувствуешь шрам? Это мой первый самолет разбился. Я никогда не дам тебе наследника, сказала она. Но я был мальчишка, и я был упрямый, и я сказал – разве император Пий не усыновил Марка Аврелия? И тогда она поцеловала меня и сказала – Артур, я никогда не буду твоей королевой. Почему, спросил я. И она ответила – потому что я не хочу.
Меня будто молния ударила, а она сказала – Артур, королевой при тебе может быть или хорошенькая куколка на троне – или женщина, которая ради долга умеет наступать себе на сердце. Я слишком сильна для первого и слишком слаба для второго. У меня есть мой самолет и мои небеса, Артур. Ты хороший мальчик, но я не брошу свою жизнь под ноги твоей судьбе.
Все, что я смог выдавить – значит, ты с самого начала знала, что это не навсегда? А она посмотрела на меня удивленно и спросила – разве Пеллинор не сказал тебе?
Я пошел к Пеллинору. Наговорил ему глупостей, конечно… Пеллинор посмотрел на меня и сказал – я служил Утеру до того, как он сошелся с Игрейной, и я служил тебе все это время. У Пендрагонов горячая кровь, а нам уже хватило одной усобицы. Разве я не прав, попытавшись предусмотреть все?
Ты прав, сказал я. Но скажи, сколько ты предложил Грейс за меня, чтобы я знал, во сколько меня оценили.
Новый двигатель для ее самолета и содействие в перелете до Хай-Бразил, сказал Пеллинор.
Хорошо, сказал я. Пусть получит и то, и другое.
Мне… мне надо было попрощаться с ней, но, правду сказать, я не смог.
Но потом я поклялся, что буду сам выбирать, кого любить… И я выбрал тебя.
Артур сел и посмотрел на Джиневру серьезно и без улыбки:
– Я смотрел, как ты ведешь себя, как ты говоришь с людьми… как ты улыбаешься, как ты двигаешься, как ты принимаешь решения… Мне… – он протянул руку, будто хотел коснуться ее щеки, но тут же отдернул, – мне всегда было легко любить тебя. Но я король. Я не могу выбирать только сердцем. Я мог желать других женщин… но я никогда не желал другой королевы. Ты пожелала другого – но вернулась за мной в Аннуин, хотя могла оставить себе трон, корону и короля, который бы больше тебя устраивал. Это единственное, что имеет значение.
– Значит, ты не сердишься на меня? – спросила Джиневра.
Артур покачал головой:
– Ты так спрашиваешь, будто у меня есть выбор, сердиться или нет. Эту ситуацию заварили мы оба, и больше решать ее некому.
Джиневра взяла его лицо в ладони:
– Я спрашиваю не короля, – тихо сказала она. – Я спрашиваю любимого.
Артур судорожно вздохнул. У него сделалось совсем юное лицо – мальчишеское и беспомощное.
– Джин, – выдохнул он. – Ох, Джин. Поцелуй меня, и все пройдет.
Ланс пришел в себя посреди леса. Уже по запаху было ясно, что это не Авалон – откуда-то тянуло костровым дымом. Ланс пошел в ту сторону, отбиваясь от зудящего комарья, и вскоре вышел к костерку.
У огня сидел Блейз и чистил грибы.
Ланс молча подошел и сел к огню.
Блейз так же молча зачерпнул из котелка чая и протянул ему. Ланс взял помятую жестяную кружку и сел рядом.
Огонь трещал. Снизу от реки тянуло холодом. Над рекой медленно проступали бледные звезды. Чай был черный как чернила и на вкус такой же.
– Блейз, – спросил Ланс. – Зачем все?
Блейз моргнул близорукими глазками, вздохнул и пошурудил в костре. Вверх ринулся сноп искр.
– А что, было б лучше, если бы ничего не было?
Ланс поболтал кружкой. В черном отразился алый блик.
– Не знаю. Нет, наверное.