Комм издал заливистую трель. Нимуэ щелкнула пальцами. Комната раздвоилась, распахиваясь навстречу вызову. В воздухе соткался рыжий и очень недовольный дану.
– Где Мирддин? – спросил он без предисловий.
– Здравствуй, Диан, – сказала Нимуэ. – Был в Камелоте. А что?
– Что! – Диан боднул лбом воздух. – Камелот свернулся, ты вообще в курсе? Меня вышибло. – Он выбил ногой дробь.
Нимуэ нахмурилась – Диан выглядел вполне антропоморфно, но пластика у него плыла.
– В курсе, – сказала она.
Диан нетерпеливо шаркнул ботинком по полу:
– И?!
Нимуэ пожала плечами:
– А что ты хочешь от меня услышать?
– Как он там удерживается?
– Мирддин – человек.
Диан издал стон и вцепился себе в волосы:
– Слушай, капелька, мне нужно обратно. У Джейми ветрянка, а у нас концерт на носу. И у Шейна день рожденья. Тара там одна не справится, а Боб этот ее сержант сержантом, толку от него…
– Диан, – сказала Нимуэ. – Я понимаю, у твоих хористов коэффициент интеллекта, как у канарейки, но они люди. Ты не можешь с ними вечно нянчиться. Они должны сами уметь за себя отвечать. Иначе они не вырастут.
– Да не могут они вырасти! Генетически не могут! – Диан фыркнул, мотнул головой, и тут его повело – лицо смазалось, вытягиваясь вперед и покрываясь шерстью, Диана будто толкнули в спину – и вот уже по комнате, нервно бодая воздух и молотя копытами, заметался королевский олень.
Запищал какой-то датчик. Нимуэ не успела понять, звать ли на помощь и кого, как боковая дверь в комнате Диана скользнула в сторону, и появилась дану в зеленом. Нимуэ узнала бардовскую форму Каэр-Динен и успокоилась – значит, Диан под присмотром. Потом узнала дану и опять напряглась – это была Помона.
– Тшшш… Тихо, тихо… – олень прянул было в сторону, но, в конце концов, повинуясь голосу женщины, встал смирно. – Все хорошо… Все в порядке…
Олень остановился. Грудь у него широко вздымалась, из ноздрей со свистом вырывался воздух. Помона взяла его морду в ладони и заглянула в карие глаза. Олень запрядал ушами.
– Все хорошо, – твердо сказала Помона. – Но тебе не надо никуда идти, пока ты не сможешь сделать десять превращений и не сможешь стабильно удерживать одну форму. Вот и твоя подружка подтвердит, – она кивнула на Нимуэ и сделала сложное движение бровями – мол, подтверди!
– Она права, – вздохнула Нимуэ. – Какая из тебя нянька в таком виде? У тебя даже рук нет.
Олень понурился. Нимуэ стало его жалко.
– Я передам Мирддину, как только его увижу, – сказала Нимуэ, чтоб как-то его утешить.
Помона поджала губы, погладила оленя по носу, и неохотно выговорила:
– Спасибо.
– Пожалуйста, – недоуменно сказала Нимуэ. – Диан – мой друг, мне несложно.
– Не за это, – Помона поморщилась и посмотрела на Нимуэ в упор. – Если бы ты не натравила на меня своего папеньку и я не вошла бы в Завет, меня бы вышибло сейчас из Камелота точно так же. А вот собирать по закоулочкам было бы некому.
Нимуэ помолчала. Ей не приходило в голову рассматривать ситуацию с этой точки зрения.
– Извини, если слишком жестко вышло, – наконец, сказала она.
Помона криво усмехнулась:
– Ну, вашего человеныша тоже я собирала. Так что мне есть с чем сравнивать.
Прошло несколько ударов сердца, чем Нимуэ поняла, что она имеет в виду.
– Погоди, ты хочешь сказать… – начала она, но Помона уже отключилась.
– Это Мэлгон Гвинедд!
Эльфин поднял глаза:
– Это Мэлгон Гвинедд.
Мирддин ощутил неприятное чувство, как при перегрузке.
– Ты знал – и не сказал мне?!
– А должен был?
Мирддин осекся.
Эльфин, придерживая широкий рукав, поднял глиняный чайничек. Тихо зажурчал напиток. Мирддину казалось, что он слышит, как с поверхности испаряются молекулы.
– Мне казалось, что всю информацию, которая тебе нужна, ты успешно находишь сам, – тихо продолжил Эльфин. – Я неправ?
Комбо. Разговор стремительно превращался в партию в фидхелл. Мирддин ощутил раздражение.
– Это не игра! Речь идет о Камелоте, и о людях Камелота, и… – под взглядом Эльфина он осекся.
Эльфин тихо засмеялся:
– О нескольких очень конкретных людях Камелота, не так ли?
Мирддин почувствовал, что у него горят щеки.
– Да, ну и что? – с вызовом спросил он.
Эльфин сделал извиняющийся жест.
– Ничего, – Эльфин покрутил в пальцах пиалу, будто пытаясь разглядеть что-то на дне. Не разглядел, залпом допил свой чай и мягко улыбнулся сыну. – Завет Авалона гласит, что дану не вмешиваются в дела людских земель. Я был одним из первых, кто согласился с ним, – он усмехнулся чему-то своему. – Как я могу его нарушить?
Мирддин не мог поверить тому, что видит.
– Ты… – ему пришлось приложить усилие, чтобы это выговорить. – Ты говоришь мне неправду! Не всю правду! Ты не «не можешь»… Ты не хочешь вмешиваться!
Эльфин стремительно вскинул на него глаза. Зрачки полыхнули зеленым.
– О, – тихо выговорил Эльфин. – Я хочу. Но Мирддин, почему ты решил, что если бы я вмешался – тебе бы понравилось?
Мирддин задохнулся.
Эльфин опустил глаза и опять начал разливать чай.
– Завет Авалона говорит, что мы не вмешиваемся в людские выборы. И я не буду вмешиваться.
Мирддин стиснул зубы.
– Объясни.
Эльфин вздохнул:
– Судьба – это равнодействующая всех выборов. Никто в одиночку не может преломить судьбы. Кроме Единого. Так?
– Так. – Где-то здесь был подвох. Мирддин предчувствовал его, но не мог понять, где.
– Мэлгон Гвинедд никогда не смог бы занять место короля, если бы люди не пожелали этого.
Мирддин нахмурился:
– Какие люди? – Если бы Эльфин имел в виду Джиневру, он сказал бы «человек»…