– Лиза, когда это дело попало ко мне на стол? Можешь сказать?
Поправляя свою новенькую беспорядочную прическу, Лиза посмотрела на папку в руке Карла и опустила уголки губ: вероятно, это означало, что она не знает.
Карл протянул папку фру Сёренсен:
– А вы? Может быть, вы знаете?
– Очень сожалею, – заявила та, за пять секунд пробежав глазами первую страницу.
Во взгляде фру Сёренсен промелькнуло торжество, как всегда, когда у Карла возникали проблемы. Ее это радовало. Ни начальник отдела по расследованию убийств, ни его заместитель Ларс Бьёрн, ни кто-то из следователей не смог ничего прояснить. Создавалось впечатление, что дело легло к нему на стол само собой, без посторонней помощи.
– Карл, я позвонил в полицию Хольбека! – крикнул из своего закутка Асад. – Они считают, что эта папка стоит на месте у них в архиве. Но они проверят, когда выберут время.
Карл водрузил на середину стола свои башмаки сорок пятого размера:
– А что говорят в Нюкёбинге?
– Секундочку! Сейчас позвоню.
Набирая номер, Асад насвистывал какую-то меланхолическую мелодию своей родины, причем, как показалось Карлу, задом наперед. Не сказать чтобы так выходило лучше. Карл поднял взгляд на доску для объявлений. Там красовались четыре газетные вырезки с первых полос, трогательно единодушных в своих высказываниях: дело Мереты Люнггор блестяще раскрыто, новый отдел «Q», под руководством Карла Мёрка занимающийся особо важными делами, показал себя как успешное во всех отношениях начинание.
Карл взглянул на свои усталые руки: они едва удерживали толстую папку с делом, попавшим к нему неведомым путем. В таких условиях слово «успешный» отзывалось во всем теле каким-то неприятным ощущением пустоты.
Вздохнув, Карл еще раз просмотрел документы. Убийство двух молодых людей, совершенное со зверской жестокостью. Под подозрением оказались несколько отпрысков богатых семей, а спустя девять лет один из этой группы, причем самый бедный, объявляет себя виновным. Через неполных три года Тёгерсен уже выйдет на свободу – причем гораздо богаче прежнего, с кучей денег, заработанных на торговле акциями за время пребывания в тюрьме. Неужели заключенным разрешается заниматься финансовыми операциями? Даже подумать противно!
Карл проштудировал копии протоколов допросов и в третий раз бегло просмотрел остальные бумаги из дела Бьярне Тёгерсена. Судя по всему, убийца раньше не был знаком со своими жертвами. Говорил, правда, что они несколько раз встречались, но это не подтверждалось никакими другими данными. Скорее, документы свидетельствовали об обратном.
Он снова посмотрел на первую страницу. На ней было написано: «Полиция Хольбека». Почему не Нюкёбинга? Почему с ними не работала разъездная бригада? Сыщики из Нюкёбинга не справились с задачей или, наоборот, подобрались к разгадке слишком близко?
– Ау, Асад! – крикнул Карл, высунувшись в освещенный холодным светом коридор. – Позвони и спроси там, в Нюкёбинге, нет ли у них кого-нибудь в отделении, кто был бы лично знаком с убитыми.
Внятного ответа не последовало – из каморки Асада доносилось лишь бормотание.
Карл встал и вышел в коридор:
– Асад, спроси, есть ли там в участке кто-то…
Асад жестом остановил его: телефонный разговор был у него в самом разгаре.
– Да, да, да, – говорил он в трубку примерно с десяток раз.
Карл тоскливо вздохнул и огляделся. На полочке прибавилось еще несколько фотографий в рамочках; в самой середине теперь красовалась одна, на которой были засняты две женщины. У первой был темный пушок над верхней губой, у второй целая грива черных волос, которые закрывали ей лицо. Карл догадался, что это тетушки Асада.
Положив трубку, помощник кивнул на фотографию.
– Это мои тетушки из Хамы. Та, у которой густые волосы, уже умерла.
Карл ничего другого и не ожидал.
– Что сказали в Нюкёбинге?
– Там тоже ответили, что не посылали нам никакого дела. Да они и не могли этого сделать, потому что к ним оно не поступало.
– Вот как! А в деле указано, что над ним работали вместе нюкёбингское и хольбекское отделения и разъездная бригада.
– Нет, они говорят, что Нюкёбинг отвечал только за вскрытие, а затем дело было передано в другие руки.
– Да? Довольно странно, мне кажется. Ты не знаешь, в Нюкёбинге есть кто-нибудь, кто состоял бы в личных отношениях с жертвами?
– И да и нет.
– Что это значит?
– Убитые были детьми одного из ассистентов криминального отдела. – Асад показал свои записи. – Его звали Хеннинг. Хеннинг П. Йоргенсен.
Карл представил себе искалеченную и убитую девушку – постоянный кошмар всех полицейских. Только вообразить, что однажды это окажется твоя дочь!
– Вот оно что! Печальный случай. Зато теперь мы знаем, почему дело возобновлено. За этим наверняка стоят какие-то личные отношения. Что еще?
Асад откинулся на спинку стула.
– Но больше в отделении Нюкёбинга не осталось человека, который был бы в родстве с жертвами. Он зашел в оружейную комнату и разрядил служебный пистолет прямо сюда, – закончил сириец, потыкав коротким толстым пальцем себе в висок.
Полицейская реформа принесла много удивительного. Округа получили другие наименования, сотрудники – новые звания, архивы переехали. В общем, теперь все только и занимались тем, что пытались сориентироваться и вновь обрести точку опоры. А те, кому это оказалось не под силу, и вовсе бросили службу, преждевременно выйдя на пенсию.
Раньше это было для полицейских делом нешуточным. В среднем срок жизни по окончании изнурительной службы в полиции не доходит и до десяти лет. Хуже обстояло дело только среди журналистов, хотя, вероятно, в этой профессиональной группе причиной смерти становился в основном алкоголь.
Карл знавал служащих криминального отдела, которые отдали концы, не прожив на пенсии и года. Но эти времена, слава богу, остались позади. Даже полицейские хотят посмотреть мир и дотянуть до того дня, когда внуки закончат школу. В результате многие покинули ряды защитников закона – например, Клас Томасен, который служил раньше в Нюкёбинге, а сейчас, изрядно растолстевший, стоял перед Карлом. «Тридцать пять лет отходить в сине-черном – этого человеку достаточно, – говорил он, кивая. – Потом тебе гораздо важнее дом и жена». Карл прекрасно его понимал, хотя в его случае насчет жены дело обстояло не так однозначно. Официально жена у Карла тоже имелась, но вот уже несколько лет, как она от него ушла, и вряд ли многочисленные любовники согласились бы вернуть ее к семейному очагу. Впрочем, ему и самому не приходило в голову этого требовать.
За широкими двустворчатыми окнами расстилались поля, окружавшие Стенлёсе; перед домом Класа Томасена раскинулся ухоженный газон.
– Очень красиво тут у вас, – высказал свое восхищение Асад.
– Спасибо, что согласились с нами встретиться, – сказал Карл. – Не много осталось людей, знавших Хеннинга Йоргенсена по работе в полиции.
– Лучшего сослуживца и друга трудно себе представить. – Улыбка сбежала с лица Класа Томасена. – Мы тогда жили по соседству. Кстати, в том числе поэтому мы и переехали: просто не выдержали, когда его вдова заболела и лишилась рассудка. Слишком уж тяжелые воспоминания связаны с этим местом.
– Как я понимаю, Хеннинг Йоргенсен заранее не знал, кого он найдет убитыми в летнем домике.
Клас покачал головой:
– Нас вызвал жилец соседнего дома. Он заглянул туда повидаться с хозяевами и нашел тела. Позвонил в участок, и я принял вызов. У Йоргенсена в тот день был выходной. Он приехал за своими ребятишками и застал перед домом полицейские машины. Назавтра кончались каникулы, и ребятам надо было идти на занятия в третий класс гимназии.
– Вы были уже там, когда он подъехал?
– Да. Вместе с техниками и начальником следственной группы. Начальника уже тоже нет в живых. – Томасен покачал головой. – Автомобильная авария.
Асад достал блокнот и сделал пометку. Не успеешь оглянуться, как помощник все научится делать сам. Карл решил, что этому следует радоваться.
– Что вы увидели в летнем домике? В общих чертах.
– Все окна и двери были нараспашку. Имелись различные следы ног. Башмаков мы так и не нашли, но они нанесли в дом песка, и мы сумели определить его происхождение – таким песком была посыпана терраса у родителей одного из подозреваемых. Затем мы вошли в комнату с камином и увидели на полу трупы.
Томасен сел поближе к диванному столику и жестами подозвал обоих слушателей поближе.
– Девушка была в таком виде, что даже не хочется вспоминать. Сами понимаете, я ведь ее знал.
Тут подошла его немолодая жена и стала наливать гостям кофе. Асад принялся было отказываться, но она не обратила внимания.
– Никогда еще не видел такого избитого тела, – продолжал Томасен. – Девушка была маленькая и хрупкая. Даже непонятно, как она еще продержалась так долго.
– Что вы имеете в виду?
– Вскрытие показало, что она еще была жива, когда ее бросили. Прожила около часа. Кровь из печени скапливалась в брюшной полости, слишком сильное было кровотечение.
– Убийцы сильно рисковали.
– Какое там! Даже если бы она выжила, рассказать ничего бы не смогла – слишком обширные повреждения мозга. Это сразу было видно.
Он отвернулся к окну. Карл по себе знал, каково это бывает: когда перед глазами всплывают подобные картины, поневоле отворачиваешься, стараясь отвлечься на что-то другое.
– И убийцы это знали?
– Знали. Когда лоб пробит насквозь, все сразу становится ясно.
– А мальчик?
– Он лежал рядом. С удивленным, но умиротворенным выражением лица. Такой был хороший мальчик! Я много раз встречался с ним – и дома, и в участке. Он хотел стать полицейским, как отец.
Томасен посмотрел на Карла – у полицейского, много повидавшего, редко встретишь такой опечаленный взгляд.
– И тут пришел отец и все это увидел?
– Да, к сожалению. – Томасен покачал головой. – Он хотел забрать тела прямо оттуда. В отчаянии метался по месту преступления и, наверное, уничтожил много следов. Нам пришлось силой вытащить его из дома. Я до сих пор не могу себе этого простить.
– И тогда вы передали дело хольбекскому отделению?
– Нет. У нас его отобрали. Может быть, по пирожному?
Томасен кивнул жене и взглянул на накрытый стол, но вид у него был такой, словно он ждет, что они откажутся, попрощаются и уйдут.
– Так это вы переслали нам дело?
– Нет, не я. – Хозяин поднес к губам чашку и покосился на заметки Асада. – Но я рад, что расследование возобновилось. Каждый раз, когда я вижу по телевизору эту скотину Дитлева Прама, и Торстена Флорина, и этого биржевика, у меня на весь день настроение портится.
– Похоже, у вас сложилось определенное мнение насчет того, кто в этом виновен.
– Еще бы, можете не сомневаться!
– А как же тогда осужденный, то есть Бьярне Тёгерсен?
– Поверьте мне, эта чертова шайка богатеньких деток сделала все сообща. – Нога бывшего полицейского описывала круги под столом, но лицо оставалось спокойным. – Дитлев Прам, Торстен Флорин, биржевик и та девчонка, которая за ними таскалась. И эта дрянь Бьярне Тёгерсен тоже в этом участвовал, но все они действовали вместе. Включая Кристиана Вольфа, шестого в компании. И умер он не от какого-то там сердечного приступа. Если хотите знать мое мнение, его устранили остальные, потому что он перетрусил и ударился в панику.
– А я слышал, Кристиан Вольф погиб от несчастного случая на охоте. Сам нечаянно выстрелил себе в бедро и истек кровью, потому что поблизости никого не оказалось.
– Не верю этому ни на грош! Это убийство.
– И на чем ваша теория основана? – вмешался Асад и потянулся через стол за пирожным, внимательно глядя в лицо Томасена.
Тот лишь пожал плечами: дескать, интуиция полицейского. Откуда Асаду знать, что это такое, должно быть, подумал он.
– А вам известно что-нибудь, что нам надо знать в связи с этим делом? – продолжал Асад. – Что-нибудь такое, чего мы сами бы не нашли?
Клас Томасен пододвинул блюдо с пирожными поближе к гостю:
– Вроде бы ничего…
– Ну а кто знает? – Асад отодвинул блюдо. – Кто подскажет нам следующий шаг? Если нам никто не поможет продвинуться, дело опять ляжет на полку.
Поразительно острое замечание!
– Я бы попробовал поговорить с женой Хеннинга, Мартой Йоргенсен. После гибели всей семьи она еще долго обивала пороги у следователей. Возможно, она вам чем-то поможет.