– Кого позвать? Ассистента криминальной полиции Хафеза Асада? – Карл воззрился на телефонную трубку. Давно ли Асад стал ассистентом криминальной полиции?
Карл переключил звонившего на другую трубку и через секунду услышал, как на столе у Асада ожил телефон.
– Да! – раздался в чуланчике голос сирийца.
Карл приподнял брови и покачал головой. Ишь ты – ассистент криминальной полиции! Что это он себе позволяет!
– Звонили из Хольбека и сказали, что они все утро искали папку с делом о двойном убийстве в Рёрвиге. – Асад поскреб заросшую щетиной щеку. Они с Карлом уже два дня сидели над папками, что объясняло его усталый вид. – И знаешь что? Папка просто исчезла. Ее точно ветром сдуло.
– Значит, будем считать, кто-то ее стащил. – Карл вздохнул. – И не был ли это тот самый Арне, который дал Марте Йоргенсен серую папку с протоколами расследования? Ты не спросил их, помнят ли они, какого цвета была папка? Может, серая?
Асад помотал головой.
– Ладно, это не имеет значения. Марта же сказала, что тот человек умер, с ним уже не поговоришь. – Карл прищурился. – И заодно я хочу выяснить еще одну вещь: Асад, скажи, пожалуйста, когда это тебя произвели в ассистенты криминальной полиции? На мой взгляд, тебе бы следовало быть осторожнее и не выдавать себя за полицейского. Есть статья закона, которая очень строго оценивает такой поступок. Статья сто тридцать один, если тебе интересно знать. Ты рискуешь схлопотать шесть месяцев тюремного заключения.
– Ассистент криминальной полиции?
Асад слегка откинул назад голову и затаил дыхание, схватившись рукой за грудь, словно удерживая заключенную в его сердце невинность, готовую излиться перед слушателем. Такого возмущенного выражения лица Карл давно не встречал. Его можно было сравнить только с реакцией премьер-министра на высказанные в прессе обвинения против датских солдат, которые якобы косвенно причастны к пыткам в Афганистане.
– У меня и в мыслях такого не было! Наоборот, я сказал, что я ассистент ассистента криминальной полиции. Люди часто не понимают того, что слышат, а потом путаются. – Асад развел руками. – Разве я виноват?
Час от часу не легче! Ассистент ассистента криминальной полиции! От таких штучек немудрено нажить язву желудка!
– Мне кажется, было бы более корректно, если бы ты представлялся ассистентом вице-комиссара криминальной полиции или, еще точнее, ассистентом вице-комиссара полиции. Если тебе непременно нужен какой-то титул, я не против. Но только произноси его очень отчетливо. Понимаешь? А сейчас, если можно, спустись в транспортный отдел и приготовь к поездке нашу шикарную колымагу! Мы едем в Рёрвиг.
За прошедшие годы домик, стоявший в окружении сосен, глубоко погрузился в песок. Сразу было видно, что со времени убийства здесь больше не жили. Тусклые стены, трухлявые балки – тоскливое зрелище.
Мимо летних домиков тянулись следы колес. Стоял конец сентября, и, разумеется, вокруг не было ни души.
Заслоняясь ладонями от света, Асад заглянул в самое большое окно, тщетно пытаясь разобрать, что делается внутри.
– Иди сюда! – позвал из-за дома Карл. – Ключ должен быть где-то здесь.
Запрокинув голову, он внимательно вглядывался в темноту под навесом крыши. Двадцать лет ключ провисел у всех на виду на ржавом гвоздике над кухонным окном, в точности так, как говорила Иветта, подруга Марты Йоргенсен. Да и кому бы он понадобился? Кто захотел бы войти в этот дом? Даже ворам, промышляющим после окончания летнего сезона, было ясно, что взять здесь нечего. Дом всем своим видом говорил, что в него не стоит и залезать.
Карл достал сверху ключ; старый замок открылся на удивление легко, и так же легко отворилась дверь.
Он просунул голову внутрь, и на него тотчас же пахнуло затхлостью. В спертом воздухе пахло промозглой и душной сыростью, как в стариковских спальнях.
Карл нащупал в узком коридорчике выключатель и убедился, что электричество отключено.
– Вот! – пришел на помощь Асад, сунув ему в лицо галогеновый фонарик.
– Убери, фонарь нам не понадобится.
Но помощник уже вступил в мертвое царство. Луч света выхватил покрашенные в скучные цвета лавки и голубые эмалированные кастрюльки. Здесь было не сплошь темно: солнечные лучи, проникавшие сквозь запыленные стекла, наполняли помещение слабым сероватым светом – как в ночной сцене из старого черно-белого фильма. Огромный камин, сложенный из крупных камней, широкие деревянные половицы, повсюду вдоль и поперек разложены шведские домотканые коврики. И прямо на полу по-прежнему лежит какая-то настольная игра.
– Все как написано в отчете. – Асад ткнул ботинком в коробку для игры.
Когда-то она была темно-синей, сейчас стала черной. Игральная доска испачкана, как и обе лежавшие на ней фишки, которые во время борьбы слегка сдвинулись со своих мест. Карл решил, что розовая фишка, вероятно, принадлежала сестре; судя по ее положению, в тот день девушка соображала лучше, чем брат, и набрала больше правильных ответов. Возможно, парень переборщил с коньяком: на это также указывал отчет патологоанатома.
– Это так и лежит здесь с восемьдесят седьмого года. Не думал, что эта игра уже тогда была.
– Возможно, до Сирии она добралась позднее. Неужели она и там продается?
Отметив мысленно, что Асад примолк, Карл кинул взгляд на две коробочки для карточек с вопросами. Перед обеими лежало по одной вынутой карточке. Следовательно, это должны быть последние вопросы, которые эта жизнь поставила перед братом и сестрой. Очень грустно, если подумать.
Карл обвел глазами пол. Следы убийства еще были отчетливо видны. На том месте, где обнаружили тело девушки, остались темные пятна. Совершенно очевидно, что это, как и пятно на игральной доске, были следы крови. Кое-где сохранились круги, которыми техники обвели отпечатки пальцев, но номера были стерты. Порошок, которым пользовались дактилоскописты, уже исчез, но это и понятно.
– Они ничего не нашли, – вслух подумал Карл.
– Что ты сказал?
– Они не нашли никаких отпечатков пальцев, кроме тех, которые принадлежали жертвам и их родителям. – Он снова перевел взгляд на игру. – Как странно, что все это лежит на том же месте. Мне казалось, что техники забрали игру для более подробного изучения.
– Верно! – Асад кивнул и стукнул себя по лбу. – Ты правильно говоришь, Карл. Теперь и я вспомнил. Игра была представлена в деле Бьярне Тёгерсена, так что они действительно ее тогда унесли.
Оба молча воззрились на доску. Ее здесь не должно было быть.
Карл нахмурился, вытащил мобильник и позвонил в полицейское управление.
– Нас ясно предупредили, Карл, что мы больше не должны работать по твоим запросам, – безрадостно ответила Лиза. – Ты вообще представляешь себе, как мы сейчас загружены? Может быть, ты что-то слышал про полицейскую реформу? Если нет, могу тебе вкратце рассказать. А тут еще ты и Розу от нас забрал!
Пускай бы оставили себе, если хотят!
– Эй-эй, придержи немного! Это же я, Карл! Успокойся, пожалуйста, и послушай.
– У тебя теперь есть своя секретарша, вот она пусть на тебя и работает. Спроси ее! Подожди минутку!
Карл растерянно поглядел на мобильник в своей руке; из трубки послышался уже знакомый характерный голос, и он снова поднес ее к уху.
– Слушаю, шеф. Чем могу служить?
– Э-э… Кто это говорит? Роза Кнудсен?
Ее хрипловатый смех кого угодно мог наполнить тревогой за свое будущее.
Но делать нечего, и Карл попросил новую сотрудницу выяснить, нет ли где-нибудь среди предметов, относящихся к убийству в Рёрвиге, синей коробки с игрой «Тривиал персьют». Нет, где она может лежать, он не имеет ни малейшего представления. Да, о ее местонахождении возможны разные предположения. С чего начать поиски? Это уж ей самой решать. Главное, чтобы найти побыстрей.
– Кто это был? – поинтересовался Асад.
– Твоя конкурентка. Гляди в оба, как бы она не оттеснила тебя обратно к зеленым перчаткам и швабре!
Но Асад его уже не слышал – присев на корточки рядом с игральной доской, он разглядывал пятна крови.
– Карл, а тебя не удивило, что на доске так мало крови? Девушку же забили насмерть на этом самом месте! – Он указал на заляпанный коврик.
Карл мысленно представил себе снимки места преступления и лежащие на полу трупы.
– Да, – согласился он. – В этом ты прав.
При том, какие повреждения ей нанесли и сколько крови она потеряла, на игровой доске осталось удивительно мало следов. Вот черт! Как же они не догадались захватить с собой папку с делом, чтобы сравнить то, что здесь, с фотографиями места преступления!
– Я помню, что на этой доске было очень много крови. – Асад ткнул пальцем в середину игральной доски.
Карл опустился на корточки рядом с ним, осторожно подсунул палец под доску и приподнял. Так и есть! Она немного сдвинута. На полу под краем доски было видно несколько пятнышек крови. А уж это противоречит всем законам природы!
– Асад, это не та доска.
– Действительно не та.
Карл осторожно вернул доску на место и осмотрел коробку. На первый взгляд на ней были следы порошка, которым пользовались дактилоскописты, но ведь это могло быть что угодно – картофельная мука, свинцовые белила.
– Бог знает, кто положил тут доску, – заметил Асад. – Ты знаешь эту игру?
Ничего не ответив, Карл обвел глазами полки, подвешенные под потолком по всему периметру комнаты. Ему они живо напомнили те времена, когда всюду в ходу были сувениры вроде баварских пивных кружек с оловянными крышками и Эйфелевой башни из никеля. Здесь этого добра теснились сотни экземпляров: свидетельство того, что в доме обитала семья бывалых путешественников, изъездивших Европу на машине с жилым прицепом и хорошо знакомых с перевалом Бреннер[5] и дикими лесами Гарца. Перед мысленным взором Карла встал образ отца, и он чуть было не расчувствовался до слез.
– Что ты там высматриваешь?
– Сам не знаю. – Карл покачал головой. – Но что-то подсказывает мне, надо глядеть во все глаза. Не мог бы ты открыть окна? Впустим побольше света.
Карл встал и еще раз принялся осматривать пол во всей комнате, нащупывая в нагрудном кармане пачку сигарет. Асад тем временем гремел оконными запорами.
Если не считать того, что трупы давно убрали, а игральную доску, наоборот, подложили, все прочее, кажется, осталось как было.
Карл закурил, и в тот же миг зазвонил мобильник. Это была Роза.
Игра по-прежнему на месте в архиве хольбекского отделения, сообщила она. Папка с делом исчезла, но игра там, где должна быть.
Оказывается, девушка не совсем безнадежна!
– Позвони еще раз, – сказал Карл, глубоко втягивая дым. – Спроси, как там с фишками и ломтиками.
– Какими ломтиками?
– Это треугольнички за правильные ответы, которые складывают в фишку. Их еще называют «ломтики торта». Спроси, какие ломтики лежат в обеих фишках. И все запиши, это важно. Неужто ты не знаешь игру «Тривиал персьют»?
– «Тривиал»? – Тут она снова усмехнулась своим зловещим смешком. – Сейчас, дедушка, это называется «Всезнайка»!
И на этом отключилась.
Да уж, вряд ли между ними сложатся добрые отношения!
Карл еще раз затянулся сигаретой, чтобы успокоить пульс. Интересно, не удастся ли как-нибудь обменять Розу на Лизу? Во всяком случае, та гораздо лучше украсила бы собой подвал, чем это удается тетушкам Асада… И не важно, что у нее теперь панковская прическа!
Тут в его размышления вторгся треск ломающегося дерева и звон бьющегося стекла, за которыми последовало какое-то арабское высказывание Асада, явно не богословского характера. Зато эффект разбитое окно дало потрясающий: в комнату ворвался свет и озарил все углы паучьего царства. С потолка повсюду свисали гирлянды паутины, а все сувениры на длинных полках были покрыты таким толстым слоем пыли, что цвета стали неразличимы.
Карл и Асад припомнили события в том порядке, как они были описаны в полицейском отчете.
Под вечер кто-то проник в дом через открытую кухонную дверь и убил парня одним ударом молотка – молоток впоследствии был найден в нескольких сотнях метров от дома. Убитый, по-видимому, даже ничего не почувствовал: смерть была мгновенной, как отмечалось в полицейских отчетах. Он даже не успел выпустить из руки бутылку коньяка.
Девушка явно пыталась вскочить с пола, но нападавшие сразу накинулись и забили ее насмерть на том самом месте: на полу остались следы мозгового вещества, слюны, мочи и крови убитой.
Затем, согласно предположению, высказанному в отчете, убийцы стащили с тела парня плавки, чтобы поглумиться над ним. Плавки так и не были найдены, но следователи усомнились, что во время игры в «Тривиал» сестра была одета в бикини, а брат сидел голый. Инцестуальные отношения были здесь совершенно исключены: у обоих имелись возлюбленные и с личной жизнью все обстояло хорошо. Оба партнера жертв провели в домике ночь перед нападением, а утром уехали в Хольбек в школу. Но эти двое у следствия никаких подозрений не вызвали: они предъявили алиби и вдобавок были потрясены и подавлены известием об убийстве.
Тут снова позвонил телефон. Карл взглянул на номер на дисплее и опять сделал глубокую затяжку, стараясь запастись спокойствием.
– Да, Роза, – ответил он.
– Там очень удивились, когда я передала, что вы спрашиваете про ломтики торта.
– Ну и?
– Пришлось им этим заняться, раз надо.
– Ну и?
– В розовой фишке лежало четыре ломтика: желтый, розовый, зеленый и голубой.
Карл опустил взгляд на лежавшую перед ним доску: здесь то же самое.
– Голубая, желтая, зеленая и оранжевая фишки остались неиспользованными. Они находились в коробке вместе с прочими ломтиками. Эти фишки были пустые.
– Ну а коричневая?
– В коричневой фишке лежали коричневый и розовый ломтики. Запомнили?
Карл не ответил, молча глядя на пустую коричневую фишку на доске. Очень, очень странно.
– Спасибо, Роза, – наконец сказал он. – Прекрасная работа.
– Так что же? – спросил Асад. – Что она говорит?
– В коричневой фишке должны были лежать коричневый и розовый вкладыши. Но здесь она пустая.
Оба задумались, глядя на фишку.
– Ты считаешь, нам надо искать эти два недостающих вкладыша? – спросил Асад и, присев на пол, заглянул под дубовый шкаф рядом с доской.
Карл в очередной раз глубоко затянулся сигаретой. Зачем кому-то понадобилось положить сюда новую игру взамен настоящей? Совершенно очевидно, здесь что-то не сходится. И почему замок кухонной двери так легко открылся? Почему, в конце концов, кто-то принес к нему в подвал и подложил на стол это дело? Кто за всем этим стоит?
– Когда-то они тут праздновали Рождество. Холодно, наверное, было. – Асад вытащил из-под шкафа плетеное рождественское сердечко.
Карл кивнул. Едва ли в самую суровую зиму тут было холоднее, чем сейчас. Все здесь дышало прошлым, дышало бедой. Кто теперь помнит те времена? Старушка, которая скоро умрет от опухоли в мозгу, а больше и никто.
Он взглянул в сторону дверей в спальни. Вот там все они спали: отец, мать и дети. Карл поочередно заглянул в обе комнаты: как и ожидалось, там оказались кровати соснового дерева и тумбочки, покрытые клетчатыми салфетками. Комнату девочки украшали постеры поп-групп «Duran Duran» и «Wham», комнату мальчика – портрет Сьюзи Кватро, затянутой в кожаную одежду. В этих спальнях когда-то жило будущее, которое казалось светлым и долгим. А здесь, в гостиной, его жестоко и грубо отняли. Ось, вокруг которой вращалась эта жизнь, находится именно здесь, где он сейчас стоит. На границе между тем, на что человек надеялся, и тем, что на самом деле получил.
– Карл, в кухонных шкафах еще есть спиртное, – крикнул Асад из кухни.
Значит, воры сюда не забирались.
Глядя на дом снаружи, Карл испытывал какое-то тревожное чувство. Занимаясь этим делом, он словно пытался собрать разлитую ртуть – ядовитое вещество, которое опасно трогать и невозможно ухватить рукой. Что-то ускользающее и одновременно несущее вполне конкретную опасность. Столько лет уже прошло с тех пор, как это случилось! Человек сам пришел с повинной. Попавшая под подозрение группа выпускников элитной школы по-прежнему прекрасно себя чувствует.
«За что тут можно уцепиться? И зачем вообще этим заниматься?» – спрашивал он себя.
– Сдается мне, надо бросать это дело, – заявил Карл, обернувшись к своему товарищу. – Хватит, поехали домой!
После чего ткнул носком сапога в травянистую кочку и достал автомобильные ключи, всем видом показывая: с этим делом покончено. Но Асад за ним не пошел: напротив, повернулся к разбитому окну гостиной с таким видом, словно за ним находилась какая-то святыня.
– Не знаю, Карл, – сказал он. – Мы единственные, кто еще может сделать что-то для убитых. Ты это понимаешь?
Что-то сделать для мертвецов! Как будто этот восточный мудрец обладает властью проникать в прошлое!
– Не думаю, что тут, на месте, мы как-то продвинемся дальше. Давай немного отойдем в сторону, – предложил Карл, снова закуривая.
Вдыхать свежий воздух через зажженную сигарету – ничего лучше и не придумаешь.
Несколько минут они молча шагали, обдуваемые встречным ветерком, приносившим запахи ранней осени. Впереди показался дом: судя по долетавшим звукам, по крайней мере один пенсионер еще не ретировался на зимние квартиры.
На задах участка они и впрямь обнаружили краснолицего мужчину, подпоясанного ремнем под самой грудью.
– Да, сейчас тут немного народу, но сегодня ведь еще только пятница, – заметил стойкий дачник. – Посмотрите, что будет завтра. В субботу и воскресенье все так и кишит людьми, и так будет продолжаться еще не меньше месяца.
Увидев жетон Карла, хозяин участка разразился целым водопадом слов. Ему не терпелось поведать обо всем сразу одним длинным предложением: о кражах, утонувших немцах, лихачах на дорогах вокруг Рёрвига. Можно подумать, что бедняга, будто Робинзон Крузо, долгие годы провел без человеческого общения.
Но тут Асад схватил говорливого дачника за плечо:
– Так это ты убил двоих ребят, которые жили по соседству на этой улице в доме, который называется «У рощи»?
Далеко не молодой разговорчивый дачник так и задохнулся на полуслове: перестал мигать, глаза у него остекленели, как у покойника, рот раскрылся, губы посинели. У него даже не осталось сил схватиться за грудь. Старик зашатался, и Карл едва успел его подхватить.
– Господи, Асад! Какого черта ты тут творишь? – Карл торопливо распустил на старике ремень и расстегнул воротничок рубашки.
Дачник очухался только минут через десять, и они показались Карлу очень долгими. Жена хозяина, прибежавшая из подсобного помещения, за все это время не проронила ни слова.
– Нижайше прошу прощения за моего напарника, – сказал Карл потрясенному старику. – Он приехал по обмену в рамках иракско-датской программы повышения квалификации служащих полиции и пока что не овладел датским языком в достаточной мере. Порой его методы неприемлемы в наших условиях.
Асад промолчал. Возможно, пытался постичь смысл слова «приемлемый».
– Я хорошо помню этот случай, – произнес дачник, немного успокоившись в объятиях жены и потратив еще три минуты на то, чтобы отдышаться. – Ужас что такое! Но уж если кого спрашивать, то обратитесь к Вальдемару Флорину. Он живет здесь рядом на Флюндерсёвей. Пятьдесят метров вперед и направо. Вы сразу узнаете дом по табличке.
– Почему ты сказал, что я из иракской полиции? – спросил Асад, запустив в море камешек.
Словно не слыша, Карл смотрел на резиденцию Вальдемара Флорина, красующуюся на вершине холма. Тогда, в восьмидесятые годы, ее фото часто можно было видеть в газетах. Именно сюда приезжала компания золотой молодежи на очередную гулянку – легендарные празднества, на которых гости и хозяева ни в чем себе не отказывали. Ходили слухи, что всякий, кто осмеливался соперничать в роскоши с Флорином, наживал себе смертельного врага.
Вальдемар Флорин всю жизнь славился бескомпромиссностью. Порой он действовал на грани дозволенного, но по каким-то неведомым причинам ни разу не совершил ничего противозаконного. По крайней мере, ни разу не был пойман. Возбуждалось лишь несколько исков о нарушении гражданских прав и о сексуальных домогательствах по отношению к женской прислуге – это в худшем случае. В торговле Флорин был настоящим кудесником. Он занимался недвижимостью, вооружением, продовольствием в рамках экономической помощи, совершал быстрые набеги на рынок нефтяных поставок в Роттердаме – и все ему удавалось.
Ныне это осталось в области преданий. Хватка Флорина ослабла; все знали, что он преследует молоденьких девушек, но они стали избегать его с тех пор, как его жена Беата покончила с собой. В этом винили Флорина, и с этого времени никто не хотел с ним знаться: подобных вещей не прощают даже в этих кругах.
– Карл, почему? – повторил Асад. – Почему ты сказал, что я из иракской полиции?
Карл взглянул на своего маленького помощника: на смуглых щеках проступила краска. Чем она была вызвана – возмущением или холодным бризом, дувшим со Скагеррака, – оставалось только гадать.
– Никогда больше не задавай людям таких вопросов. Это считается угрозой. Как ты мог обвинить старика в том, чего он явно не делал? Зачем это было нужно?
– Ты сам так поступал.
– Ничего подобного. Не в таких случаях. Он мог концы отдать у нас на глазах!
– Но при чем здесь иракская полиция?
– К слову пришлось. Ладно, забудь об этом.
Но, даже входя в гостиную Вальдемара Флорина, куда их наконец провели, Карл все еще чувствовал у себя на затылке пристальный взгляд Асада. На всякий случай надо это запомнить.
Вальдемар Флорин сидел перед панорамным окном, из которого открывался вид на улицу Флюндерсёвей, а за ней на бухту Хесселё и морские дали. Четыре стеклянные двери у него за спиной вели на каменную террасу и окруженный садом плавательный бассейн, который сейчас высох, как водохранилище в пустыне. Когда-то здесь кипела и шумела жизнь. Тут бывали даже члены королевской семьи.
Сидя перед горящим камином и поставив ноги на скамеечку, Флорин читал книгу, рядом на мраморном столике стоял бокал виски с содовой. Картина была бы полна спокойствия и умиротворенности, если бы не разбросанные по всему ковру страницы, вырванные из книги.
Карл несколько раз кашлянул, но старый финансист будто не слышал. Но вот он дошел до конца страницы, вырвал ее, бросил на пол к остальным и только после этого поднял глаза на вошедших.
– Так знаешь наверняка, до какого места добрался, – пояснил он. – Кому обязан такой честью?
Асад посмотрел на Карла, выразительно поводя бровями. Некоторые его выражения он до сих пор затруднялся переварить.
Карл предъявил полицейский жетон, и улыбка Флорина испарилась. Когда же Карл объяснил, что явился из копенгагенской полиции по поводу давнего убийства, хозяин и вовсе посоветовал ему убираться.
В свои семьдесят пять лет старик напоминал надменного кусачего хорька; во взгляде его таилась злость, готовая в любой момент прорваться, стоит только немножко его раздразнить.
– Да, господин Флорин, мы явились без предупреждения, и, если вы не желаете нас видеть, мы уйдем. Ради моего искреннего к вам уважения и восхищения я готов поступить так, как вам удобнее. Если вы предпочтете поговорить с нами, скажем, завтра утром, нас не затруднит приехать еще раз.
– Что мне до вашей болтовни? – буркнул Флорин, но тем не менее Карл видел, что его изысканное красноречие не пропало даром. Ведь еще в школе полиции учили: все люди жаждут уважения, окажи им его – и они сделают все, чего ты хочешь.
– Можно нам присесть, господин Флорин? Всего на пять минут.
– И чего вы хотите?
– Как по-вашему, Бьярне Тёгерсен действовал один, когда он в восемьдесят седьмом году убил брата и сестру Йоргенсен? Есть человек, который утверждает, что дело происходило иначе. Ваш сын не является подозреваемым, но, возможно, под подозрение попадают некоторые из его приятелей.
Флорин так наморщил нос, словно собирался выбраниться, но вместо этого с размаху швырнул на стол остатки книги.
– Хелен! – крикнул он, полуобернувшись. – Принеси еще виски!
Затем закурил египетскую сигарету – не предложив гостям.
– Кто этот человек и что такое он утверждает? – спросил Флорин. Его интонация подразумевала некую готовность к разговору.
– Этого мы, к сожалению, не можем сообщить. Однако появились основания полагать, что Бьярне Тёгерсен не один совершил это убийство.
– А-а, это убожество! – насмешливо прокомментировал Флорин, но продолжения не последовало.
Вошла девушка лет двадцати в белом передничке и черном платье; она налила старику виски и воды, действуя привычно и ловко, будто ей очень часто приходилось проделывать эти операции. На гостей она даже не взглянула, а перед тем как удалиться, мимоходом погладила редеющую шевелюру хозяина. Видимо, Флорин ее хорошо вышколил.
– Признаюсь честно, – сказал Вальдемар, пригубив бокал. – Я бы с удовольствием оказал вам содействие, но это было слишком давно, и мне кажется, лучше не ворошить прошлое.
Карл не мог с этим согласиться.
– Вы знали приятелей вашего сына, господин Флорин?
Ответом была кривая усмешка.
– Вы так молоды! – произнес Вальдемар и криво усмехнулся. – Вы можете этого не знать, но я был тогда слишком занят. Нет, я с этими ребятами не был знаком. Торстен познакомился с ними в школе.
– Вас не удивило, что подозрение пало на них? Ведь все эти ребята были из приличных семей.
– Удивило, не удивило… Почем я знаю! – Он искоса взглянул на Карла поверх бокала.
Эти глаза много чего повидали, в том числе и противников посильнее Карла Мёрка.
Старик отставил бокал:
– Но в ходе следствия выяснилось, что некоторые из них отличались от остальных.
– В каком смысле отличались?
– Мой адвокат постоянно присутствовал на допросах всех шестерых в полицейском отделении Хольбека. Я об этом позаботился.
– Бент Крум, кажется? – вмешался Асад, но Вальдемар Флорин даже глазом не повел, как будто его и не было.
Карл кивнул Асаду – замечание попало в точку.
– Вы хотели сказать, кто-то из них странно повел себя во время допросов? И кто же именно?
– Наверное, вам лучше всего позвонить Бенту Круму и спросить у него, раз уж вы его знаете. Я слышал, у него по-прежнему превосходная память.
– От кого слышали?
– Теперь он поверенный моего сына. А также Дитлева Прама и Ульрика.
– Вы сказали, что не были знакомы с друзьями сына, но похоже, что этих двоих вы все же знаете.
– Я знал их отцов. – Старик вскинул голову.
– А отцов Кристиана Вольфа и Кирстен-Марии Лассен вы тоже знали?
– Поверхностно.
– А отца Бьярне Тёгерсена?
– Этого нет. Кто он такой, чтобы я его знал?
– У него было предприятие по торговле лесом в Северной Зеландии, – вставил Асад.
Карл кивнул. Это он помнил и сам.
– Послушайте-ка, – заговорил Вальдемар Флорин, устремив взгляд к стеклянному потолку, за которым видно было ясное небо. – Кристиан Вольф умер. Кимми исчезла и не появляется уже много лет. Мой сын говорит, что она слоняется по улицам Копенгагена, таская за собой чемодан. Бьярне Тёгерсен сидит в тюрьме. О чем тут еще толковать?
– Кимми? Кирстен-Мария Лассен? Это о ней вы говорите? Так ее называют?
Старик не ответил. Он только отпил из бокала и снова взялся за книгу. Аудиенция была закончена.
Выйдя из дома, они увидели через окна веранды, как Вальдемар Флорин с сердитым лицом швырнул на стол безжалостно изуродованную книжку и схватился за телефон. Может быть, решил предупредить адвоката, а может, хотел справиться в охранной службе, нет ли у них надежной системы перехвата подобных гостей еще у калитки.
– Он много чего знал, – заметил Асад.
– Да, возможно. С такими, как он, ничего нельзя утверждать наверняка. Они всю жизнь учились следить за тем, чтобы не сказать лишнего. А ты знал, что Кимми живет как бездомная?
– Нет, об этом нигде ничего не написано.
– Вот ее-то нам и надо найти.
– Да, но сначала можно поговорить с остальными.
– Может, и так.
Карл посмотрел в морскую даль. Разумеется, надо поговорить с ними со всеми.
– Но когда такая женщина, как Кимми Лассен, все бросает и отправляется на улицу, для этого должна быть какая-то причина. У подобных людей, Асад, обыкновенно много очень болезненных воспоминаний, так что хорошо бы ее прощупать. Поэтому мы должны ее отыскать.
Вернувшись к летнему домику, где оставался автомобиль, Асад постоял, словно взвешивая все, что они узнали.
– Карл, насчет игры я что-то не все понял.
«Как будто прочитал мои мысли», – подумал Карл и сказал:
– Сейчас мы снова пройдемся по всему дому. Я как раз хотел это предложить. Во всяком случае, надо будет забрать игру с собой, чтобы проверили отпечатки пальцев.
На этот раз они обыскали все: хозяйственные постройки, лужайку за домом, покрытую пожухлой травой, ящик для газовых баллонов, но не узнали ничего нового и ни с чем вернулись в гостиную. Там Асад принялся ползать по полу в поисках двух недостающих треугольников от коричневой фишки. Карл медленно обвел взглядом сувенирные полки и прочие предметы обстановки, потом снова взглянул на принадлежности для игры.
На желтом среднем поле маленькие цветные пятнышки фишек сами бросались в глаза. Одна фишка с теми ломтиками, которые должны были в ней лежать, и другая, в которой фишки отсутствовали. Одна розовая и одна коричневая.
И тут его осенило.
– Вот еще одно рождественское сердечко. – Асад извлек упомянутый предмет из-под края ковра.
Но Карл не отозвался. Медленно нагнувшись, он поднял две карточки, валявшиеся рядом с коробкой для карт. Две карточки, каждая с шестью вопросами, помеченными соответствующим цветом.
Сейчас его интересовали только два: отмеченные коричневым и розовым.
Затем он перевернул карточки и посмотрел в ответы. И вздохнул с таким чувством, будто только что поставил мировой рекорд.
– Асад, посмотри-ка сюда, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал тихо и ровно. – И скажи, что ты видишь.
Держа в руке сердечко, Асад поднялся и через плечо Карла взглянул на карточки:
– Что я должен видеть?
– Не хватало одного розового и одного коричневого вкладыша. – Карл протянул Асаду одну карточку, а сам продолжал рассматривать вторую. – Посмотри на «розовый» ответ на той карточке и «коричневый» на этой. Что там написано?
– На одной написано «Арне Якобсен», а на другой «Йохан Якобсен».
Оба посмотрели друг на друга.
– Арне? Ведь так звали полицейского, который забрал папку из Хольбека и передал ее Марте Йоргенсен? Какая у него была фамилия? Не помнишь?
Асад приподнял брови, затем вытащил из кармана блокнот и стал перелистывать записи, пока не дошел до беседы с Мартой Йоргенсен.
Произнеся шепотом несколько непонятных слов, он поднял взгляд от блокнота:
– Ты прав, его звали Арне. У меня это записано. Но Марта Йоргенсен не называла его фамилии.
Он снова пробормотал что-то по-арабски и перевел взгляд на игральную доску:
– Если Арне – это полицейский, кто тогда другой?
Карл вынул мобильник и позвонил прямо в хольбекское отделение полиции.
– Арне Якобсен? – переспросил дежурный. – Ну, это надо спрашивать у кого-нибудь постарше. Одну секунду, сейчас соединю.
Через три минуты вопрос был решен, и Карл убрал мобильник.