1930 год, пантеон Хроноса
Официально их должность называлась «уравнитель». Хотя кто-то предпочитал, чтобы о нем говорили, как о хранителе времени, но это, по мнению Хальфдана, звучало по-детски, как в сказке. Кто-то в шутку называл их отдел «швейным». Ведь их главной задачей было присматривать за Нитью Мира, Нитью Судьбы, что ткали Мойры8. Длинная толстая золотистая нить, отдающая бледным белоснежным сиянием, представляла собой историю всего человечества, его прошлое, настоящее и будущее. Вот уравнители и должны следить, чтобы ничего в этой нити не было нарушено.
Хальфдан сейчас стоял в главной зале Небесного пантеона или пантеона Хроноса, как его называли неофициально. Потолок этого пантеона уходил так высоко, что разглядеть его, наверное, мог только Гелиос9 со своего солнца. Сквозь колонны благородного белого оттенка струился естественный солнечный свет, освещая каждую пылинку, летающую в воздухе. Стен в пантеоне не было, отчего возникало ощущение воздушности, летучести. Казалось, что в любой момент ты можешь выйти за пределы пантеона, что был окружен облаками, как острогом, и полететь навстречу солнцу и южному ветру, концу Нити и тому, кто производит все новые и новые облака. Хальфдан всегда хотел встретиться с тем, кто это делает, как бы глупо это ни звучало. Уж больно он любил наблюдать за этими небесными барашками.
Нить Судьбы пронизывала собой пространство залы, уходя вдаль через огромное пространство между двумя колоннами на юге, и никто не знал, где именно и когда она закончится. Одной из задач уравнителей и вообще всех слуг Хроноса – не дать этой нити закончиться. И Хальфдан старательно работал над этим, как и остальные уравнители.
Башни, состоящие из циферблатов часов, расположенных друг над другом, устремлялись ввысь, в белые, как морская пена, облака. Весь пантеон состоял из этих башен, а их тиканье заполняло залы, отбивая секунды жизни каждого человека на Земле. Хальфдан прикрыл глаза и прислушался, его этот звук никогда не раздражал, вопреки жалобам многих, а наоборот, успокаивал. А вот Генри постоянно бесился.
– Хальфдан, – позвал его знакомый голос.
Уравнитель обернулся и увидел перед собой Михаила – непосредственного начальника его и Генри. Среднего роста, не упитанный, в отличие от Хальфдана, затянутый в такой же плотный темный костюм, как и все работники Хроноса. На всю левую щеку у Михаила расплылось родимое пятно сливового цвета, и при разговоре с ним Хальфдану составляло немало труда на это пятно не пялиться.
– Где Генри? – спросил Михаил.
– В заслуженном отпуске, сэр. На две недели.
– Да, но я просил вас обоих быть здесь. Дело не терпит отлагательства. Мы смогли засечь Девианта.
Хальфдан нахмурился. Генри это не понравится, он этот отпуск ждал, как застрявший в пустыне путник воду. И едва Роберт Джонсон испустил последний вздох, как тот сорвался с места со скоростью Гермеса. И куда его только так тянет?
– Он едва не предотвратил убийство эрцгерцога Франца Фердинанда10. Это имело бы катастрофические последствия, если бы мы не успели.
Хальфдан кивнул, осознавая всю серьезность ситуации.
Девиант. А ведь раньше все, в том числе Хальфдан, знали его как Танасиса – доброго, веселого уравнителя, готового подойти с шуткой к загрустившему товарищу и с советом к нуждающемуся. Но пять лет назад Танасис изменился, словно море перед штормом, чьи волны окрасились в смертельный кобальтовый цвет и вздыбились, готовые покрыть собой все живое. Он исчез, никому ничего не сказав. А затем, девиации посыпались одна за другой. Те, кому было предначертано умереть, выживали, а долгожители внезапно погибали. Катастрофы останавливались, но возникали новые. История переписывала саму себя, забывая про сослагательное наклонение.
Уравнители пытались поспеть за бывшим товарищем, но никто, даже Мойры, не могли угадать следующий ход Девианта, и чего он вообще добивается.
– Бери Генри и отправляйтесь по следу Девианта. Мы успели отследить год его прыжка – 1912-ый, а там…
– …«Титаник», – закончил Хальфдан, холодея при мысли о том, что будет, если такую трагедию предотвратят.
– Верно. Поэтому вы должны отправляться немедленно. Вопросы?
– Никаких, – твердо заявил Хальфдан.
Вопросы скорее были у него к Танасису. Что так изменило его товарища? Чего он добивается? Разве можно так играть с мировым порядком?
Хальфдан достал свои часы на цепочке, серебряные, с массивным корпусом. Покрутил колесики, настраивая их на точное время, дату, год. Представив перед собой Генри, Хальфдан переместился.
***
14 апреля, 1925 год, Палермо
– М-да-а… я бы здесь тоже не отказался провести отпуск, – протянул Хальфдан осматриваясь.
Он оказался на балконе с весьма живописным видом на морское побережье. Приятный соленый воздух тут же окутал его, и Хальфдан задышал полной грудью. Уравнитель уже и не помнил, как пахнет море. Он соскучился по запаху морской воды и далеким паровым свисткам, по дуновению прибрежного ветра. Такие пейзажи навевали воспоминания. Хальфдан припоминал, как года четыре назад также стоял на Тенерифе, ощущая на коже морской бриз. Рядом с ним была Кларисса… или Каролина? В общем, одна из смертных девушек, с которой нельзя было оставаться надолго. Тогда было лето, девичья кожа была тепла, даже горяча, лимонный аромат ее волос манил больше, чем ее пухлые губы, а легкие порывы сумеречного ветра только разжигали атмосферу вечера и убирали робость.
Обернувшись, Хальфдан наткнулся на не менее живописное зрелище и тоже отнюдь не робкое.
В комнате на белоснежных простынях Генри лежал в обнимку с очень симпатичной блондинкой. Они прижались друг к другу так крепко, что нельзя было определить, кому точно принадлежит которая из конечностей. Хальфдан постарался как можно тактичнее кашлянуть, отводя глаза. Его заметили.
Раздался женский визг.
– Хальф, что ты здесь делаешь? – заорал Генри.
Хальфдан сразу же отвернулся, сдерживая смех. За его спиной послышалась возня, видимо, парочка любовников пыталась прикрыться или даже одеться. Он слышал, как девушка просила Генри передать ей сорочку. Интересно, кто она такая? И как давно у них отношения? Хальфдан хоть мог называть себя близким другом Генри, но понимал, почему тот ничего не рассказывал о своей любовнице. Слугам Хроноса было запрещено заводить близкие отношения со смертными. Конечно, несмотря на запрет, некоторые все равно сбегали в мир людей в поисках мимолетных удовольствий, руководство на такие проступки закрывало глаза. Если же обнаруживалось нечто более серьезное, это сразу же пресекалось. Хальфдан был одним из таких нарушителей, но все свои похождения скрывал не хуже английской разведки.
– Во имя Хроноса, что тебя привело сюда?
Генри, натянувший брюки и накинувший на плечи мятую рубашку, весь раскрасневшийся, наконец вышел к Хальфдану. Тот изо всех сил старался оставить двусмысленные комментарии при себе. Они пожали друг другу руки.
– У нас задание, Генри. Михаил послал за тобой, – произнес Хальфдан, решив не тянуть. – Девиант объявился. Судя по всему, он постарается спасти «Титаник».
Хальфдан обернулся. Блондинка, тут он мог отдать должное вкусу Генри, была прекраснее лесной нимфы. Она накинула на себя сорочку и халат и теперь сидела на кровати. Сколько она знает, что понимает? Рассказал ли ей Генри о своей сущности? Хальф покосился на Генри и тот все понял.
– Грейс знает, кто я, – признался Генри, – но почти ничего о моей работе.
– Генри… – Хальфдан не знал, ему удивляться или раздражаться. Или все вместе?
Хальфдан мог ожидать такого поведения от кого угодно, только не от Генри. В нем, в принципе, сочетались диаметрально противоположные особенности характера. Он был всегда собранным, ответственно подходил к работе уравнителя и злился на тех, кто безалаберно выполнял свои обязанности. Генри хвастался своим хладнокровием, но стоило его задеть, как он вспыхивал не хуже фейерверка. Честно признавал, что презирает людей, да и вообще, всех живых существ. И вот Хальфдан обнаруживает его в постели со смертной девушкой, на которую он смотрит, как только что прозревший слепец на солнце.
– Хальф, пожалуйста…
Что это, мольба в голосе Генри? Сияющие глаза друга говорили громче и яснее слов. Любовь. Должен ли он радоваться, что это проклятие обошло его стороной? И как под него угодил Генри, чье сердце, по убеждению Хальфдана, навеки было погребено под тоннами холодной могильной земли одиночества?
– Извините, мисс, что так ворвался и даже не представился должным образом. Хальфдан, – он чуть поклонился.
– Грейс Уотерхаус, – кивнула Грейс. – Все в порядке. Приятно познакомиться, сэр. Вы пришли забрать Генри? – теперь в ее голосе слышалось обвинение.
– К сожалению, да, мисс. Этого требует мой долг.
«Насколько у Генри с ней все серьезно? Уж не нарушает ли его друг одно из их главных правил? Не нарушает же?» – Хальфдан до последнего не хотел в это верить.
– Грейс, позволь я поговорю с Хальфом наедине, – Генри красноречиво посмотрел на свою возлюбленную. Трепет в его голосе, нежность в его взгляде говорили о многом. «Ох, Генри, что же ты творишь!»
Грейс кивнула, запахнула потуже халатик и вышла из спальни. Генри выглядел недовольным, но смирившимся. Без лишних слов он пригладил руками рубашку, накинул пиджак и поправил фирменную бровь в виде песочных часов, лежащих на боку.
– Дашь мне время попрощаться?
Хальфдан мог лишь кивнуть. Но отделаться от мысли, что лучший друг совершает большую ошибку, у него не получалось. Генри поспешил выйти из спальни, догоняя свою нимфу.
Хальфдан припомнил, когда последний раз был с женщиной, серьезно был, а не завел интрижку на одну ночь, когда сам нарушил правило. Это была актриса с роскошными медными кудрями и полной грудью, не такая красавица, чтобы на нее все заглядывались, даже, можно сказать, обычной внешности. Что он мог в ней найти? Но стоило ей выйти на сцену театра, и никто не оставался равнодушным. Она проживала каждую роль, каждую героиню, каждую эмоцию. Она разделяла их судьбы, чувства, боль и их счастье. Ее звали Сибилла. Прошло уже шестьдесят лет. Должно быть, она уже мертва. Хочется думать, что случилось это мирно, безболезненно, во сне.
Генри вернулся недовольный, расстроенный, даже злой. «Поссорился, наверное, с нимфой» – решил Хальфдан. Однако лишних вопросов задавать не стал, не хотел провоцировать ссору, чтобы на нем срывались – Генри порой бывал слишком вспыльчив.
– Мы не опаздываем? – спросил Генри.
– Судя по данным «бабочек» – так они называли отдел «хаоса», отслеживающий все девиации, происходящие с нитью. – Он сейчас в 14-ом апреля. Время еще есть.
– Пока мы перенесемся, наступит ночь. Надо было меня поторопить! – снова вспыхнул Генри.
– Уж извини, – улыбнулся Хальфдан. – Слишком трогательно, не хотел прерывать.
– Надеюсь, я могу рассчитывать…
– Я буду молчать, Генри, – твердо заявил Хальфдан, – но будь осторожен.
Генри благодарно кивнул. Он достал из кармана тяжелые темно-медные часы и стал заводить циферблат. Хальфдан повторил действия Генри.
И уравнители исчезли.