– Необыкновенно красивое здание! Сказка в готике!
– И это всего-навсего библиотека…
– Ничего себе: «всего-навсего»! Библиотека Парламента!
– В фильме о Гарри Поттере что-то похожее было, помнишь?
– Точно! Вот бы у нас библиотеки в старинных зданиях размещали…
– Размечтался… Гарри Поттер в Роcсии!
– А что? Интересная серия бы получилась.
– Угу! Как он в одной ступе с бабой Ягой над просторами Сколково летает.
На скамеечке напротив библиотеки Парламента Канады сидел приятный седой старичок и вслушивался в русскую речь своих соотечественников. Именно соотечественников! Ведь сюда в обязательном порядке привозят экскурсантов, а в последнее время нередко из России…
И не зря! Место здесь очень красивое! Не только сама библиотека, а именно место. Называется Парламентский холм. С него открывается изумительный вид на реку Оттава. И река, и город имеют одно и то же название. Как в Москве! В последнее время старик частенько вспоминал родину.
Проработав в этой библиотеке много-много лет и, выйдя на пенсию, он продолжал почти каждый день приходить сюда, благо жил неподалёку. Иногда заходил в свой любимый читальный зал, содержащий большую коллекцию редких книг, брал в руки одну из них, с удовольствием перелистывал или погружался в чтение. А ещё любил подсматривать за парламентариями и разного рода чиновниками, знакомящимися с богатым справочным материалом.
Он вообще был очень внимательным этот старик. Особенно ко всему русскому: книгам, вещицам, встречающимся в магазинах, а теперь и к русским людям, которые всё чаще стали попадаться на глаза.
Вот и сейчас, услышав знакомые слова в разговоре молодой пары, он исподтишка всматривался в симпатичные лица парня и девушки, боясь спугнуть их своим присутствием.
– Пойдём! Нам пора, – сказала девушка.
– Пойдём, – согласился парень.
Они поднялись со скамеечки, ещё раз оглянулись на реку, сфотографировались на фоне библиотеки и направились к выходу из архитектурного ансамбля зданий Парламента.
Старик проводил их взглядом, а после по знакомой ему тропинке спустился с холма к реке и сел на брёвнышко, выброшенное на берег. Достал из внутреннего кармана пиджака тетрадку, аккуратно её разгладил, положил на колени и стал что-то туда записывать. Иногда отвлекаясь, глядел на воду, наслаждаясь хорошей погодой и приятным пейзажем с противоположного берега.
В какой-то момент прямо перед собой увидел проходящий мимо катер! И от неожиданности вздрогнул… Нет! Не от вида катера – их тут много. Разных! Шикарных и простеньких. Вздрогнул, прочитав надпись! В столице Канады по волнам Оттавы спокойно шла «Вязьма».
Русское название полоснуло яркой картинкой из самого детства в далёком-далёком краю, о котором тут никто не догадывался, и даже не мог предположить, что этот старенький канадец, так уютно вписавшийся в здешнюю жизнь, родился и когда-то жил на Смоленщине в городке Вязьма.
Когда началась та страшная война, хотя войны страшные все без разбора, в этом старик был уверен, ему исполнилось девять лет и память сохранила все подробности того времени.
А самое главное – она сохранила его собственное имя.
Никакой он не Вильям, как зовут его здесь…
Он – Иван, Ванька, Ваня.
***
– Ваня, быстро домой, – очень тихо позвала мама, распахнув окно.
Но мальчик услышал, несмотря на то, что играл в мяч с соседскими ребятами во дворе и понял: случилось нехорошее, скорее ожидаемое. Ваньку в это ожидаемое не посвящали, но он ощущал своей детской душой нервное напряжение, царившее в семье, не понимая его истиной причины.
Осенью он собирался пойти в первый класс, и мысли о школе отвлекали от непонятных разговоров и намёков насчёт «могут забрать»… Кого забрать, куда забрать и почему он не догадывался, но теперь, услышав «громкий» шёпот мамы, сразу подумал: именно сейчас у него должны что-то обязательно забрать.
Время ещё только подходило к обеду, а отец уже был дома и помогал матери собирать в одну кучу одежду сына: пальто, курточку, ботинки.
– Убери чемодан, – говорил он, – складывай в рюкзак! Так незаметней.
Мать вытащила из-под кровати большую коробку со старыми вещами, достала оттуда рюкзак и стала набивать его Ванькиной одеждой.
– Сынок, обедай и поедем, – было заметно, что мама очень нервничает.
– Куда? – скорее по инерции спросил мальчик.
– Тсс… Потом, – опять зашептала мама.
Пока он ел, отец вынул из комода деньги, мамин паспорт и Ванькины метрики.
– Спрячь в сумку! И будьте аккуратней в дороге, – обратившись к жене, тоже очень тихо сказал отец, а затем прижал к себе сына и, неожиданно всхлипнув, прошептал ему в самое ухо, – слушайся маму и запомни! Ты едешь к тёте Наташе – маминой сестре. Я оказался плохим отцом. Я вас разлюбил. Так бывает. Запомнил?
– Запомнил. Разве ты плохой? Поедем с нами!
– Нет. Я останусь здесь. У меня служба. Я же красный командир, – затем, глянув в окно, уже решительным тоном проговорил, – давайте прощаться! Время обеда, во дворе пусто. Пойдёте без меня!
Больше своего отца Ваня никогда не видел. Позже из разговоров матери и тёти Наташи он понял: именно отца должны были «забрать». И чтобы не навлекать на семью зло, заранее отправил жену и сына к родственникам, выставив себя перед окружающими брошенным мужем.
Тётя Наташа жила в деревне Чертово недалеко от Вязьмы, и Ванина мама надеялась, что с отцом ничего плохого не случится, и они смогут в скором времени вернуться в город, продолжив там прежнюю жизнь. Но надеялась напрасно…
Добрых перемен ждали два года. Мать учительствовала, Ванька успешно закончил второй класс и перешёл в третий, но вместо добрых перемен началась война, и нужно было думать только о том, как выжить в то непростое страшное время.
***
Летом и в начале первой военной осени мама, тётя Наташа и даже дети постарше рыли противотанковые рвы. Сколько земли тогда было ими перелопачено – жуткое дело! Так говорили взрослые.
А поздно вечером, поужинав, женщины падали на постели, не чувствуя собственного тела, и молчали… Но немного отлежавшись, начинали от безысходности тоскливо стенать и жалиться на судьбу.
Ваня тоже не мог заснуть, лежал, слушал и на всю жизнь запомнил один из таких вечерних разговоров. Да и как не запомнить горестные слова родственниц, от которых сжималось его детское сердечко!
– Немец-то прёт и прёт, – говорила тётя Наташа, – вот-вот в деревню нагрянет.
– А наши отходят, – вторила мама, – Может, уедем?
– Как? Поздно уже.
– Надо было сразу, как война началась!
– Люся! У меня четверо, у тебя ребёнок. Кому мы нужны со своим выводком! Здесь, какое-никакое хозяйство. Куры, козы… А там?
– Ох, Наташа! И тут ничего хорошего! Мы рвы роем, а картошка в полях осталась – не замёрзнет, так сгниёт.
– И озимые не посеяли, – не унималась тётя.
– Зимой с голоду сдохнем, – неожиданно грубо резюмировала мама.
– Сталин сказал, что враг будет разбит и победа будет за нами, – напомнил о себе Ванька
– Твой Сталин в Москве, а мы здесь огребаем, – тётя Наташа усмехнулась.
– Спи, Ваня! Не лезь в разговоры взрослых, – устало прошептала мама.
– Если немцы придут, надо в партизаны идти. Я листовку на улице подобрал, – опять подал голос Ванька.
– Посмотрим, – почти согласилась мама, – а листовку сожги!
– Как там мой-то? – тяжело вздохнула тётя Наташа, вспомнив мужа ушедшего на фронт.
Мама тоже вздохнула: вестей от папы не было.
***
В самом начале октября 1941 года в районе Вязьмы войска Красной Армии были взяты в кольцо двумя танковыми группами Вермахта и разбиты. Погибли и попали в плен сотни тысяч советских солдат.
И почти сразу в деревню Чертово вошли немцы – спокойно и без единого выстрела, как к себе домой…
Для жителей началась совсем другая жизнь с новыми порядками, за которыми следил назначенный немцами староста – одноногий дед Сергей, заведовавший до войны колхозной бухгалтерией и знающий наперечёт людей и всю живность в каждом дворе.
Все, с кем когда-то дед Сергей был в контрах, теперь расплачивались с ним курицей, свиньёй, а то и коровой. Ладно, если реквизицию проводил только он, было хуже, когда этим занимались немцы. Но несколько таких реквизиций и народ мог зароптать, ища помощи и поддержки у партизан, которые к этому времени местами сформировались в отряды. Это были красноармейцы, сумевшие выйти из «Вяземского котла» или бежавшие с фашистского плена. Немецкое руководство на местах, не желая партизанского движения, восстанавливать против себя деревенских жителей не хотело. Ведь крестьяне были нужны для работ на земле как дармовая рабочая сила.
И наступившей весной в Чертово наведался господин Рюккер – штурмбанфюрер СС, курирующий идеологическую работу среди населения Смоленщины. Сначала он заехал к старосте и потребовал список всех образованных жителей деревни, а после сразу направился к дому, где жил со своей мамой Ванька.
Увидев в окно подъехавший автомобиль и немца в офицерской форме, тётя Наташа всплеснула руками, шуганула детей на печку, наказав, чтобы сидели тихо и даже не дышали, а сама забилась в угол кухоньки, ожидая пришествия антихриста… Ванькина мама осталась стоять посередине комнаты, решив принять на себя очередной удар судьбы.
Офицер постучался в дверь и вошёл. В доме установилась гнетущая тишина.
– Добрый день, – поздоровался он на вполне приличном русском.
– Guten Tag, – ответила мама. Она знала немецкий, потому как окончила факультет иностранных языков и имела диплом преподавателя немецкого и французского языков.
– Госпожа Лунина, у меня к вам предложение.
– Да, господин, – мама запнулась, не зная, как обратиться к офицеру.
– Зовите меня господин Рюккер. Так вот, госпожа Лунина, – повторил он, – я предлагаю вам работу.
– Спасибо.
– Будете, как при Советах работать учителем немецкого, заодно проводить просветительскую работу среди населения деревни, пропагандируя немецкий образ жизни и немецкий порядок.
– Как? – женщина заволновалась.
– Получите на этот счёт методическую литературу и брошюры. Вы же образованная! Разберётесь, – офицер смотрел на свою собеседницу с лёгкой усмешкой.
– Не знаю, справлюсь ли, – попыталась та отказаться.
– Справитесь. Мы всё о вас знаем. Вы пострадали от советской власти, потому вам оказана честь – работать на Германию, – немец сделал небольшую паузу, – родители, которые не захотят отпускать детей в школу, подвергнуться штрафу и наказанию. Кстати, учителям правительство платит хорошие деньги. Вот анкета, – он положил на стол лист бумаги, – вам нужно аккуратно её заполнить. Вопросы несложные: вероисповедание, национальность, профессия, не было ли евреев до деда включительно, служили ли в армии, были ли членом ВКП (б) и остальное, – офицер, ожидая ответа, замолчал.
– Я согласна, – совсем тихо проговорила Людмила Николаевна.
– Передадите анкету старосте. Он сам привезёт её в комендатуру. И не пугайтесь так, – как-то вдруг по-человечески сказал он. – Auf Wiedersehen!
Немец вышел. В доме молчали… Дети на печке по-прежнему боялись пошевелиться. Придя в себя, тётя Наташа подошла к сестре, обняла её за плечи и сказала:
– Люсь! Не переживай! Правильно, что согласилась. Надо ведь как-то жить. Деньги нужны, сама понимаешь. Там видно будет! А работу среди населения можно проводить по-всякому.
– По-всякому не получится. Слышала, в Ельнинском районе деревню Перятино сожгли вместе с жителями.
– За что?
– Говорят, ослушались. Или за связь с партизанами.
– Свят, свят, свят, – закрестилась тётя Наташа.
– Так-то!
– Знаешь, Люся, а немчик-то с улыбкой от нас ушёл. Я заметила.
– Я тоже. И глаза у него вполне человеческие, – мама Вани задумалась.
– У фашиста человеческие глаза? Смешно. Хотя… Тоже ведь люди, – тётя Наташа наконец-то спокойно вздохнула.
Ванька, сидя на печи, слышал разговор обеих женщин и не понимал: причём тут глаза и улыбка, когда матери явно грозит опасность. И как немцы узнали о её муже – красном командире? Для них ведь неважно: живой тот или нет…
После посещения деревни господином Рюккером полы и парты в школе отмыли от грязи и крови. Одно время она была красноармейским штабом, затем в ней размещался госпиталь, после общежитие для немецких солдат и вот теперь её опять отдали детям.
А Ванька потихоньку перетащил книги, оставшиеся в школьной библиотеке, к себе домой. Всё равно немцы уничтожат, а так хоть он вдосталь начитается. Потрёпанные подклеил, запачканные почистил. Была у него до войны мечта, говорят – девчоночья – стать библиотекарем. Почему это не мужская профессия, он не понимал.
Мать опять учительствовала, деревенский люд посадил картошку и посеял хлеб. С приходом немцев некоторые жители сначала обрадовались развалу колхозов, решив, что немцы позволят им хозяйничать на земле по собственному усмотрению. Но этого не случилось. Колхозы просто переименовали в общинные хозяйства, и всё, выращенное руками крестьян, почти полностью отбиралось в пользу новой власти. Люди оставались рабами и в основном кормились со своих огородов или распродавали последнее…
Через месяц господин Рюккер опять заявился в Чертово. Это было как раз во время школьных уроков. Он без стука вошёл в класс, присел за последнюю парту и уставился на учительницу, которая подробно рассказывала детям об участии Германии в Первой мировой войне. Ваня догадался, что немец пришёл с проверкой и решил поддержать маму.
– Людмила Николаевна, – он стал тянуть руку вверх, привлекая к себе внимание.
– Да, Ваня. Что ты хотел? – испуганно спросила мама.
– Я хотел перечислить все победы великой Германии.
– Хорошо. Но, давай, ты это сделаешь на следующем уроке. А теперь, дети, можете немного погулять во дворе.
Мальчик сделал вид, будто уронил карандаш, и пока ребята выходили из класса, спрятался под парту и притих.
Офицер подошёл к маме.
– Людмила, мне нравится, как вы преподаёте историю. Только нам нужно, чтобы детям внушалась мысль о превосходстве арийцев. Потому поменьше сказок и поближе к обычной жизни. Работа, работа и работа! Это для них главное. Учите беспрекословному подчинению и прилежанию. Вы меня поняли?
– Конечно, господин Рюккер.
– Вот и хорошо! И ещё, – немец помолчал, а затем тихонько добавил, – передайте сестре и остальным женщинам, что нам известно, кому вы печёте хлеб ночами. У вас много муки?
– Нет. Не много. Да и та не мука, а так… Ячмень со жмыхом да лебедой, – учительница замерла.
– Думайте о себе и о своём сыне.
– Почему вы мне это говорите?
Ваня понял: мама очень испугалась.
– Меня тошнит от запаха горелого человеческого мяса. Понятно?
– Да, – еле выговорила женщина.
– Эй, партизан! Вылезай из-под стола. Я тебя вижу, – неожиданно сменил тон господин Рюккер и засмеялся.
Ванька выбрался из-под парты, хотел выйти из класса, но немец его остановил:
– Иди сюда, – позвал он, – это тебе, – вынул из кармана большую плитку шоколада и подал мальчику.
– Danke. – Ванька обомлел.
– Спрячь! Есть будешь дома, – господин Рюккер положил свою руку на его голову и потрепал за вихры, приговаривая, – blond, blond!
– Спасибо! Вы очень добры, – Людмила Николаевна от наплыва разных чувств растерялась.
– Я нормальный. До свидания! – попрощался офицер, развернулся и ушёл.
Больше его в деревне не видели.
Осенью сорок второго люди убрали урожай, большую часть которого забрали немцы, детей младшего школьного возраста опять отправили в школу изучать новый порядок, а те, кому уже исполнилось четырнадцать, были угнаны на работу в Германию.
Деревня притихла окончательно. Женщины по-прежнему в пояс кланялись деду Сергею – только бы он не обирал подчистую, обходили стороной полицаев и по очереди, таясь, продолжали печь хлеб для партизан.
А под самый Новый год Ванькина мама пропала. Тётя Наташа сбилась с ног, обошла всех её учеников, потом подруг, но сестры нигде не было.
И только к обеду следующего дня, Люся явилась домой целая, невредимая, с модной причёской и даже в новой шубке, сняв которую предстала перед своими родственниками в бархатном платье цвета морской волны. Домашние замерли, а потом посыпались вопросы: откуда, каким образом?
– Отмечала Новый год в Смоленске, – устало проговорила Люся.
– С ним? – спросила Тётя Наташа.
– Да
– А чего не предупредила? Я обыскалась.
– Шла из школы домой, он подъехал и увёз. Втихую…
– Ох, не нравится мне это.
– Наташа, поговори с женщинами, чтобы были осторожней. Пусть не высовываются. Немцы в последнее время очень злые. За любую провинность расстреливают без предупреждения. В Смоленске постоянно казни при людях устраиваются, – неожиданно мама предложила, – может, ты с детьми в лес уйдёшь?
– А если поймают? У нас тоже за нарушение режима и комендантского часа расстрел, – тётя Наташа замахала руками, – зима, мороз! Чем я детей в лесу кормить буду? Здесь своих дождёмся. Бог не выдаст, свинья не съест.
– Ну, смотри…
– А сама-то чего в лес не хочешь?
– Мне теперь, что там, что здесь… Жизни не будет! Свои за фашиста не простят, а немцы, если про хлеб узнают, тоже не пожалеют. И офицер не поможет.
– Ладно, хватит страху нагонять! Расскажи лучше, как праздновала?
– Перепились все! Потом по бутылкам стреляли.
– А твой?
– Мой вообще не пьёт. Всё о чём-то думает, почти не разговаривает.
– Странный он у тебя, – тётя Наташа пожала плечами.
– Знаешь, по-моему, он очень одинок. Всё меня за руку держал. Ой, забыла, – мама неожиданно всплеснула руками, – у меня же конфеты есть, – и она выгребла из кармана шубы целую жменю шоколадных конфет, – это вам от зайчика.
– Знаем мы этого зайчика! Волком бы не обернулся, – усмехнулась мамина сестра.
– Не обернётся, – констатировала Люся.
***
Узнав от учительницы о происходящем в Смоленске, люди тряслись от каждого выстрела, боясь, лишний раз показаться на улице, и с нетерпением ожидали Красную Армию.
А совсем рядом начинали гореть деревни…
Прошёл слух, что сразу после Нового года, отступая, немцы сожгли в соседних районах несколько деревень вместе с жителями. От таких новостей народу делалось страшно, особенно за детей.
Что делать? Куда бежать? Полицаи рыскали по окрестностям, выискивая партизан, хватали всех подряд – стариков и молоденьких девчонок. Тащили «добычу» в комендатуру, стараясь угодить начальству, в надежде, что те их усердия не забудут и заберут при отступлении с собой.
В самом начале наступившей весны сорок третьего года у дома тёти Наташи остановился знакомый автомобиль.
– Иван! – приоткрыв дверцу машины, позвал мальчика господин Рюккер.
Ванька в одной рубашке выскочил на крыльцо.
– Я здесь, господин Рюккер.
– Одевайся! Скажи маме, что мы едем за велосипедом.
– За велосипедом? Для меня?
– Конечно, для тебя.
Мальчик вбежал в дом.
– Мама, мама! Мы с господином Рюккером едем покупать велосипед!
Мама побледнела.
– Езжай, сынок! Только оденься теплее. Дорога неблизкая…
Ваня быстро оделся, всё как велела мама, боясь, что она в последний момент передумает.
– Сынок, – мама присела на табуретку, стоящую у самой двери, – до свидания, сынок. Слушайся дядю Ганса. Он неплохой человек, – она обняла и поцеловала сына.
– Какого дядю Ганса? – ошалело спросил Ванька
– Господина Рюккера зовут Гансом.
– Аааа… Я и не знал.
– Всё. Иди, – и она легонько оттолкнула сына.
– Ты куда ребёнка отправляешь? Совсем с ума сошла! Твой Ганс фашист, хотя и с печальными глазами, – заругалась тётя Наташа.
Мама схватила её в охапку и что-то зашептала на ухо. Ванька расслышал слова: «велосипед» и «условный сигнал», но ему это было уже неинтересно.
Выбежав из дома, он уселся на заднее сиденье автомобиля, как велел дядя Ганс, помахал из окна рукой, и они поехали. А через пару минут не выдержал, оглянулся и посмотрел в заднее окошко автомобиля… Тётя Наташа с ребятишками со всех ног неслась в сторону леса. У мальчика ёкнуло сердце, но он вспомнил слова мамы и затаился.
Они буквально пролетели деревню, въехали на грунтовую дорогу и увидели, что навстречу движется легковушка и два огромных крытых брезентом грузовика.
– На пол, – скомандовал дядя Ганс и Ванька в момент оказался между сиденьями автомобиля. Он слышал стук своего сердца и боялся, как бы его не услышали немцы из тех машин.
Пропуская легковушку и грузовики с солдатами, они прижались к обочине.
– Finita la Comedy, – услышал мальчик возглас со стороны.
Это офицер, командующий карательным отрядом, с улыбкой и по-французски из окна своей легковушки салютовал господину Рюккеру.
– Heil, – ответил тот и продолжил путь.
Через несколько минут дядя Ганс остановил машину, затем вынул из вещмешка новые брючки, пиджачок, рубашку и велел Ивану переодеться.
– Теперь причешись, – сказал немец, подал расчёску, и мальчик, молча, выполнил очередной приказ немца.
А после было самое страшное…
Они увидели, как над деревней взвился дымок, затем второй, третий, четвёртый, вразнобой зазвучали отдельные выстрелы и хором автоматные очереди, послышались отдалённые крики людей.
– Там мама, – Ваня заплакал. Почему мы её не взяли?
– Она так решила. Всем помочь не могу. Я не Бог.
– Никуда не поеду, – в голос ревел Ванька.
– Поедешь! Она просила меня за своего сына. Я любил её. И спасу тебя.
– Как? Всё равно поймают, – мальчик перестал рыдать и ощутил душевную пустоту.
– Запомни! Ты мой племянник. Ты русский, но немецкого происхождения. И я нашёл тебя здесь. Понял?
– Понял.
– Тебя зовут Вильям. Я сделал нам новые документы. Мы едем на запад, – говорил, чеканя каждое слово, дядя Ганс, – и ещё! Старайся говорить на немецком, особенно при посторонних. Мама же тебя учила.
– Gut, – ответил Иван-Вильям.
Дядя Ганс удовлетворённо хмыкнул.
***
Они мчались в сторону запада. Проехали захваченные немцами советские земли, въехали в страны Европы и направились на юг Франции. Иногда останавливались, заправляли машину, что-то в ней чинили, обедали в придорожных забегаловках, ночевали в недорогих гостиницах.
Ваня тяжело переживал явную гибель матери, его душа свернулась в комок и не отвечала добрым расположением на все попытки дяди Ганса установить с ним контакт. А потому мальчик и мужчина, на данный момент – чужие между собой, не разговаривали. Ваня просто подчинился почти незнакомому человеку, понимая того с полуслова.
Уже во Франции он неожиданно спросил:
– А вас не будут искать?
– Пока не будут. Я же в отпуске. Отметку в документах сделал. Здесь много отдыхающих офицеров.
– Так мы сбежали? Совсем?
– Наконец-то ты понял, – улыбнулся дядя Ганс.
– А дальше куда?
– В Тунис. Там у меня есть хороший знакомый, поможет. А после, как получится. Может быть, в Америку или в Канаду, или в Бразилию. Да хоть к чёрту на рога! Только подальше от этого ужаса…
– Мы успеем?
– Надеюсь, что успеем! Должны успеть – форму-то я выбросил, – немец усмехнулся.
– Жаль, что мама не с нами.
– Мне тоже… Очень жаль. Прости!
Во Франции пробыли недолго. Дядя Ганс договорился с капитаном рыбацкой шхуны и тот взял их с собой до Туниса. Это стоило приличных денег, но штурмбанфюрер СС Рюккер никогда не был транжирой, и нужная сумма на чёрный день у него имелась.
Будучи в море Ваня поинтересовался:
– Значит, вы больше не фашист?
– Я им никогда не был. Только форму носил.
– Зачем?
– Так получилось. Тебе уже одиннадцать?
– Через месяц двенадцать исполниться.
– С тобой можно говорить как с взрослым?
– Можно.
– Тогда попытайся понять, или хотя бы вникнуть.
– Я попытаюсь.
– Мои родители были обычными бюргерами, держали небольшую ювелирную лавку. Благодаря им я выучился и стал офицером. Но они умерли. Потом я женился. Очень скоро жена, предварительно обобрав меня до нитки, сбежала к моему лучшему другу, с которым мы вместе служили. Я решил им отомстить. Окончил в Мюнхене высшую школу партии, стал эсэсовцем. Я же чистокровный ариец! Только, оказавшись у вас и увидев, что творят мои соотечественники, мстить расхотел. Личные неурядицы показались мелкими и глупыми…
– Больше никогда не буду играть в войну, – перебил рассказчика Ваня.
– Война не при чём. Земли всегда завоёвывались. Одни чужое берут, другие своё защищают. Но то, что творит с обычным населением Германия, это дикость! Душа и интеллект Гитлера задержались в развитии и существует в самом начале нынешнего летосчисления.
После этого разговора сердечко ребёнка отпустило, и он стал нормально общаться со своим спасителем. Именно спасителем! Ваня понял и оценил дядю или друга… Этого пока для себя не решил.
Капитан шхуны их не обманул и не выдал, они спокойно дошли до Туниса. Какое-то время жили у хорошего знакомого дяди – торговца ювелирными изделиями. Этот человек знал Ганса ещё ребёнком, много лет сотрудничая с его отцом.
Но здесь тоже была война, правда, она приближалась к завершению, и уже к середине мая север Африки был освобождён от нацистов англо-американскими войсками.
Торговец помог им сесть на корабль до Америки. Потом они перебрались в Канаду и началась для них жизнь в неизвестной стране, но по человеческим законам – без ежеминутного страха смерти. Это было главным!
Господин Рюккер сменил имя и фамилию и теперь звался Арно Базен. Эту же фамилию носил Вильям. Получалось, что они родственники. Придумали для себя легенду похожую на правду, якобы бежали от фашизма из Франции.
Наконец-то наступило спокойное время учёбы и работы. Оба только этого и желали. Окончив школу, Вильям устроился на лесопильный завод к Арно, где тот занимал должность мастера. Но жить рядом с человеком, который вытащил его из ада, долго не получилось. Арно умер во сне, до того ни разу не пожаловавшись на своё здоровье.
Вильям остался один. Он по-прежнему любил книги, много читал и всё время что-то записывал. Сначала просто в тетрадочку, а после стал отсылать свои заметки в газеты.
В колледж Алгонквин на писательский факультет поступил уже вполне взрослым мужчиной, а отучившись, устроился в библиотеку Парламента Канады, где проработал до самой пенсии.
Был женат, у него родилась дочь. Она выросла, вышла замуж и подарила Вильяму замечательного внука, которого назвали Иваном.
Дочь с семьёй живёт в Монреале, и внук иногда приезжает к деду, который при каждой встрече дарит ему новую книгу сказок собственного сочинения. В сказках обязательно присутствует добрый волшебник, возникающий рядом с главным героем совершенно неожиданно в самый трудный момент его жизни.
Жена уже несколько лет лежит рядом с Арно, и Вильям их частенько навещает…
P.S. Ранним утром у реки Оттава, где возвышается Парламентский холм, рыбак, давно облюбовавший это местечко, заметил старика, сидящего в застывшей позе на брёвнышке, выброшенном на берег. Глаза старика были широко открыты и устремлены на водную гладь. У ног лежала исписанная школьная тетрадка. Речной ветерок неторопливо шевелил её листы и тихонечко шуршал страничками, видимо читая…