Я закрылась в ванной. Ощущала я себя такой беспомощной, взвинченной, что мне любым способом нужно было заглушить этот шум в голове, но только не при девочках. Им со мной и так приходится нелегко. Я сказала себе: надо выдержать еще один час, вот и все, а там уже можно обдумывать что угодно. Но хотя бы ненадолго мне надо было отвлечься. Я села на край ванны, кое-как воткнула наушники и нажала на «плей».
Мог ли сам Леон Паркер совершить что-то настолько ужасное? Мог ли он убить свою семью и совершить самоубийство? И зачем? Полиция Франции не задавалась такими вопросами. Но в убийствах на Дане прослеживаются неотъемлемые специфические признаки истребления целой семьи.
Есть что-то приятно успокаивающее в том, чтобы слушать рассказы о людях, которым в жизни повезло меньше, чем тебе. Жалость – ложная добродетель. Это мне и нравится. В каком-то смысле это способ самоутверждения, самовозвеличение за счет умаления других. «Тру-крайм»-подкасты для такого отлично подходят, но иногда таких, кто опустился бы ниже тебя, еще поискать надо. Я пока не перебила всю свою семью и себя заодно. Уже неплохо.
Истребление семьи – преступление своеобразное. В подобных случаях человек, как правило мужчина, убивает всю свою семью, а затем и себя.
Термин «истребление» тут наиболее уместен, поскольку все происшествия объединяет крайне обстоятельный подход к убийствам. Они буквально перегибают палку: зарежут, а потом еще сожгут. Застрелят и утопят. «Истребители» находятся на взводе и просто-напросто перегибают с убийствами. Сначала всех перебьют, а потом сжигают умерщвленное семейство вместе с домом.
Лично мне в убийствах на Дане видится та самая печать страстного исступления, присущая истреблению. Это непохоже на поступок недовольного сотрудника без четкого мотива, за исключением неубедительной привязки к радикальным политическим взглядам, на чем сошлась французская полиция.
«Истребители» семейств делятся на четыре типа.
К первому относятся удрученные члены семьи. Это до крайности амбициозные люди, чья личность строится исключительно на достижениях. В их глазах семья их подвела: то ли жена растолстела, то ли ребенка выгнали из университета или обошли в каком-нибудь состязательном виде спорта. А поскольку члены семьи не справляются с порученной им ролью, в наказание «истребитель» их убивает.
На Леона это не похоже. Он был авантюрист. Он ратовал за то, чтобы испытывать судьбу, а не за достижения. Спортом его дети не занимались, и незадолго до случившегося не было никаких неудач, отчислений или чего-то подобного. Этот сценарий отпадает.
Еще один мотив – вражда. По такому сценарию часто один из родителей убивает детей своего бывшего партнера; так манипулятор в семье реагирует на то, что жертва делает рывок к свободе. Убийца выражает свою ярость через нарастающий поток угроз в сторону беглеца непосредственно перед убийством. Они ставят ультиматум с твердым убеждением, что если требование не выполняется, то, значит, тот, кому они желают зла, сам на себя навлек беду.
Опять-таки, к Леону это не относится. У него было двое детей от двух женщин. Властностью он не отличался, с обеми был в дружеских отношениях и недавно снова женился.
Третий тип истребления – параноидальный, и убийца в помутнении рассудка считает, что спасает семью от участи страшнее смерти. Помутнения эти обычно по своей природе либо религиозные, либо психопатические. Все единодушны в том, что во время этого круиза Леон был в своем уме. Он не бредил и не ударялся в религию, не страдал навязчивыми идеями или предчувствием, что мир вот-вот рухнет. Нет никаких свидетельств, чтобы с ним хоть раз случался нервный припадок.
Наиболее вероятна тут теория истребления, вследствие того что человек лишился социального статуса, например обанкротился или стал в своих кругах изгоем за нарушение общественных норм. В этом случае убийца воспринимает семью как непосредственное продолжение своей социальной идентичности, и когда он лишается статуса – я умышленно использую здесь мужской род, – причем безвозвратно, он убивает их, а затем и себя. Кроме общественного положения, такие люди ничего в себе не ценят, а потому провал воcпринимается как истребление собственной личности. Семья тут – просто движимое имущество, не более чем лишние конечности или машина. Если его не станет, то и им нет смысла продолжать существование.
Я сидела на краю ванны и думала, что последний типаж отчасти напоминает мне Леона. Жизненный успех ужасно много значил для него, гораздо больше, чем для большинства людей. Ему нравилось в Скибо, нравились скоростные машины и богатые красивые женщины, пусть даже несносные.
Однако же всего за полгода до затопления Леон женился на наследнице одной из богатейших семей во всем мире.
Так был ли он вообще способен на подобное преступление? Как правило, у правонарушителей имеется история психических заболеваний или попыток самоубийства, свидетельства о манипулировании бывшими супругами или же записи о бытовом насилии. В его прошлом мало что говорит в пользу этой теории. У Леона не было суицидального прошлого.
Хотя наверняка сказать не могу. У меня возникло впечатление, что он как минимум об этом задумывался.
Леон не был манипулятором, но один раз против него подали иск о домашнем насилии.
Когда Леону было за двадцать, он женился на Джулии, матери Виолетты. Она была супермоделью из Италии, в свое время весьма знаменитой. Когда их брак уже разваливался, Джулия дала довольно странное и сбивчивое интервью одному итальянскому журналу. Она показала репортеру синяки на спине и на руках, утверждая, что Леон ее избивает. Вскоре после этого они развелись.
Леон ни разу и словом не обмолвился ни об этих обвинениях, ни об отношениях с Джулией. Ни одна из последующих супруг не выдвигала против него обвинений в домашнем насилии.
Джулия позднее вылечилась от зависимости и написала нескромную кассовую автобиографию, богатую на анатомические подробности, о мужчинах-знаменитостях, с которыми она спала. Но обвинений против Леона она больше не выдвигала. Говорила, что Леон был любовью всей ее жизни, но ее кокаиновая зависимость его оттолкнула.
Может, он ее и не избивал, а может, это она его била, а он защищался. Если вам доводилось жить с наркозависимыми, вы без труда заполните пробелы в этой истории.
Мне понравилось, как Трина Кини подала историю. Не драматизируя. Не ссылаясь на личное мнение. Просто зашифрованное сообщение для тех, кто сознает весь хаос жизни.
Бедный Леон. Я пыталась вспомнить, как он говорил тогда о своей дочери, в Скибо, но столько лет прошло, а в ванную сейчас ломился Хэмиш. Я нажала на паузу и тут услышала его приглушенный голос.
– Анна. Пожалуйста, выходи. Мне нужно кое-что тебе сказать.
Я разрывалась между мирами: дневниками кокаиновозависимой итальянской супермодели и в холодной ванной в Глазго.
А потом очнулась.
Здесь и сейчас, сидя на краю ванны и желая умереть. Хэмиш от меня уходил. Никаких вам загадочных драм, вместо этого обыденные дрязги.
– Анна? Пожалуйста.