С того самого дня я каждое утро уходила в просторную мастерскую, где вместе со мной трудились два десятка девушек.
Подойдя к своему рабочему месту, я вынимала из шкафчика приготовленное лично для меня тряпье и бралась за его починку.
Утопая в отчаянных думах, я прытко работала иголкой, нашивая заплатки и штопая дыры.
Через несколько дней ко мне пожаловала сама Холена. Взмахом руки она смела со стола мою работу, и вместо нее положила стопку шелковых тряпиц.
– Ану-ка покажи, на что ты годная, – взметнув брови, сказала она. – Я хочу, чтобы ты расшила мои ночные сорочки розами, сможешь?
– Мне нужны нитки, – не смея взглянуть в лицо той, которая могла стать здесь для меня карателем, пролепетала я. – Пожалуйста, пускай мне дадут возможность выбрать цвета.
– И вот еще что, – на стол лег мягкий сатин. – Попробуй украсить вышивкой панталоны. Знаешь ли, эта не столь уж необходимая вещица сильно заводит лорда Приска, – эти слова она прошипела мне в лицо, низко наклонившись к столу.
– Хорошо, – я покорно дотронулась до ткани, щеки мои вспыхнули ярким румянцем.
Следующим утром я со всех ног бежала на молитву. И как только стала на свое место, в дальнем ряду, в конце шеренги, заметила пытливый взгляд настоятеля, обращенный в мою сторону.
– Братья и сестры, – поднявшись со стула, начал он. – Величайшее благо любовь! И любить нужно так, чтобы даже тень сомнения не падала на душу тех, кто, сплетаясь телами, дарует друг другу радость! Ибо кто может назвать мне большее из удовольствий? Разве еда? Но еды у нас довольно. Может, сон? Но даже звери спят. Тогда что? Общение? Но разве единение тел есть не лучший способ обменяться силой? Когда каждый член трепещет, когда губы сами тянутся к другому, чтобы поцеловать, когда хочется соединиться, прорасти, слиться воедино… А потом … этот экстаз! Он и есть подтверждением того, что любовь есть высшая из добродетелей, цель и смысл жизни. Живя здесь, мы исполняем волю всевышнего, а также – ублажаем нашего господина Черного упыря. Отринув от внешней суеты, от предрассудков, чтобы любить – неистово, открыто, без остатка. Мы словно пчелы, ищущие свои цветы, чтобы собрать нектар. Это братья. А вы, сестры – и есть этими самыми цветами. И какая радость, когда на нашем лугу произрастает новый бутон! Так бы и вонзил в него свой хоботок… Но…
Я просто физически ощутила, как его взгляд и мысли ринулись ко мне, сердце мое забилось, горло сдавил спазм.
«Вот ведь мастер запудривать мозги, – подумала я, – как же ловко он оправдывает свои мерзкие деяния! И что же, для них здесь главное – совокупления? Обитель порока, вот куда я попала. И что они все время говорят о каком-то Черном упыре? Эта сущность что, и вправду существует? Или же – просто символ, некий фетиш, обожествляемый идол, истукан, образ?»
Дальше все было как обычно. И даже Холена не удостоила меня испепеляющего взгляда, решив, наверное, что ее стебель будет покрепче моего, а бутон – слаще для лорда Приска. Я бы тоже этого хотела, вот только что будет потом?
Ее сорочки я расшила настолько красиво, что сестры просто выхватывали у меня работы из рук, чтобы получше рассмотреть. И хоть я вышивала только розы, но каждый раз придавала им иные формы и расцветки, так что казалось, что это новый узор. Но, приглядевшись, Холена не могла придраться – повсюду были только ее любимые цветы.
Чтобы не смущать женщин, панталоны после работы я забирала с собой и трудилась над ними по ночам, решив как можно лучше угодить главной. Я даже сделала мережку, разбросав между ее полосами крохотные бутончики роз. И когда Холена взяла в руки этот шедевр, ее взгляд наполнился теплотой и восхищением.
– Да ты мастерица! – осматривала она мою работу. – Думаю, из тебя получится хорошая сестра, после того как… Ну ладно, посмотрим, настолько оценит меня в них лорд.
Время родов стремительно приближалось, за неделю мои ноги начали отекать, и по утрам я еле-еле выковыливала на площадь.
В тот день я была последней. Кряхтя и кривясь от боли, я вышла на улицу и ухватилась за колонну, ожидая, что на меня набросятся стражи. Я внутренне дрожала, перед глазами мельтешили мушки, а поясница ныла.
Внезапно острая боль разорвала нутро, и непроизвольный возглас вырвался из моих губ.
– Ааааа!!! – закричала я, обеими руками хватаясь за живот и падая коленями на холодный мрамор плитки. – Больно…
В этот момент мне было все равно, что со мною будут делать дальше, потому что и так уже страдала неимоверно. Задыхаясь, я кусала губы, не замечая, что происходит вокруг. Но вдруг боль прошла, дышать стало легче. Несмело оглянувшись, я увидела, что в мою сторону идут две женщины.
– Пошли, сестра Виургия, – сказала одна из них, поднимая меня под локоть. – Время пришло.
– Какое время? Я не хотела! Простите… – думая, что меня сейчас же поволокут к позорному столбу, запричитала я.
– В родильный покой, – объяснила угрюмо вторая.
И тут же я услышала громкий и торжественный возглас лорда Приска.
– Вознесем же молитву о роженице! – сказал он. – Пусть она благополучно освободиться от бремени. Пусть ее тело останется здоровым и пригодным для любви!
Сопровождаемая гулом голосов, ведомая под руки, я потащилась к торцовой двери, ощущая, как новая волна боли окутывает всю меня.