– К ноге, Рон! – Шаша вновь была вся в золоте и с тюрбаном на голове. Она величаво, как и положено популярной личности, спускалась по деревянной лестнице. Пес соскакивал со ступеньки на ступеньку следом. Лестница для него, коротколапого, стала еще одним испытанием. Сильно раздражал запах мыла, которым его помыли. И есть очень хотелось.
В нижней зале к удивлению Гаррона столов и стульев как таковых не оказалось. Все, в том числе и Шаша, забрались на приподнятую над полом квадратную площадку, устланную коврами. В центре ее находилась узкая скатерть, уставленная блюдами. Ни ложек, ни вилок. Дани пальцами сформировал кучку тонущего в масле риса и ловко закинул ее в рот.
– Мне очень жаль, госпожа, но с собакой нельзя, – за спиной Шаши появилась согнутая пополам фигура. Голову венчала плоская шапочка, густо расшитая черным и белым бисером. Жидкая бороденка дрожала. – Другие постояльцы проявят недовольство.
– Пес служит королю, – ответила танцовщица, но увидев умоляющие глаза просящего, смилостивилась. – Тогда подайте ужин в мою комнату. Рон, за мной!
– Я бы тоже хотела поесть не у всех на виду, – подала голос Зу. Ее телеса заколыхались, когда она, не поднимаясь, заерзала по ковру к тому месту площадки, где могла спустить ноги.
– Сидеть! – рявкнул Дани. – Едим все вместе, не расходимся. А собаку я привяжу на улице. Там ей самое место.
– Дани! – запротестовала Шаша, но увидев, что друг непоколебим в своем решении, поджала губы.
– Скоро ты пса в постель пустишь, – прошипел он и, сдернув с себя тонкий ремешок, отчего одежда распахнулась и явила волосатую грудь, удавкой накинул его на шею Гаррона.
«Рабства избежать не удалось», – грустно подумал пес и поплелся за Дани туда, где пережевывали корм знакомые лошади. Вскоре перед ним поставили миску с водой и кинули полуобглоданную кость.
Гаррон страдал. До этого он был грязен и не чесан, но его кормили с руки, а теперь от него воняло мылом, и ел он с пола.
На следующем постоялом дворе верблюдов сменили запряженные в повозки кони – впереди путников ждал перевал. Горная гряда, даже в жаркое время занесенная снегом, делила Хаюрбат на две части: малонаселенную северную и благоденствующую южную, упирающуюся пологой частью в море. Здесь-то Гаррон впервые за всю свою собачью жизнь почувствовал себя нужным: его пустили в постель, чтобы он согревал ноги Шаши. Утром пес проснулся на одной с ней подушке, а его теплое пузо прижималось к груди танцовщицы. Он был почти счастлив и даже не обиделся, когда его одернули командой «К ноге, Рон!».
До столицы они добрались к исходу седьмого дня.
Повозки остановились у приземистого одноэтажного здания без единого окна, выходящего на улицу. Гаррон встряхнулся и встав на облучок, огляделся. Нет, не такой он представлял столицу Хаюрбата. Где белокаменные дворцы? Где воздушные переходы и арки, где легкость строений, свойственная соседней Кадии? Темно, душно и грязно. Красноватая пыль, скрипящая на зубах, висела над городом туманом, из-за нее даже ночное светило поменяло цвет с серебристого на ржавый.
– Давай, давай, проходи! – Дани подпихнул пса ногой в сторону небольшой дверцы в глинобитном заборе. Рон зарычал, после чего получил более ощутимый пинок и влетел, наконец, во внутренний дворик. Фруктовые деревья, небольшой водопад, стремящийся в круглый водоем с золотыми рыбками, птица, подающая голос из плотно закрытой тканью клетки.
– Фить-пе-рю! Фить-пе-рю!
– Вот мы и дома! – воскликнула Шаша и, широко раскинув руки, закружилась. Ее движение всколыхнуло пламя, гнездящееся в чашах на высоких тонких ножках. Кто-то заранее обеспокоился подготовиться к приезду хозяйки.
Между тем караван из повозок тронулся, увозя восвояси остальных путешественников, лишь конь Дани, привязанный к колышку на улице, терпеливо ждал своего седока.
Не успели внести вещи, как кто-то поскребся в калитку.
Рон не удержался, залаял, хотя быстро заткнулся, ругая себя, что так легко поддается собачьим инстинктам.
– Подожди, – Шаша остановила Дани, направившегося к двери. – Наверное, это эльф.
– Ты никогда не называешь его по имени.
– Я просто его не знаю, как и он моего настоящего. Так безопаснее. Кто там?
– Цветы от поклонника.
Во двор вошел утонченный мужчина без определенного возраста. Ему могло быть и сорок, и четыреста. Красивое лицо, гладкие серебристые волосы, забранные сзади в хвост, свободная рубаха, опоясанная тонким ремешком, белые штаны и белые же башмаки. Ни капли пота на лице, хотя Шаша и Дани им обливались.
– О, у нас посторонние?! – эльф дернулся, чтобы уйти, но его остановила танцовщица.
– Это свои.
Лицо эльфа скривилось. Он спрашивал вовсе не о собаке, хотя та смотрела на контрабандиста, играющего на руку врагам Агрида, во все глаза. Его беспокоил Дани.
– Я же просил, чтобы никто и никогда…
– А по городу ты как шел? – Дани набычился. – Думаешь никто не заметил такого дятла с корзиной цветов?
– Дани, на улице он пользуется иллюзией. Да и сейчас я не уверена, что мы видим его настоящее лицо.
– Сегодня я просто старушка, – эльф постучал длинным пальцем по висящему на шее приметному кругляшу, – которая тащит с рынка корзину с фруктами.
«Амулет, сделанный отцом?! – Гаррон не верил своим глазам. – Кто же ты такой? Наверняка не последний эльф в княжестве, если позволяешь себе весьма редкие артефакты».
Цессир-младший знал, о чем говорил. Его отец не торговал, как многие даровитые маги, амулетами, в которых были заложены способности рода. Ему хватало денег от основной деятельности, направленной на благо королевства. Меняющие внешность медальоны выдавались строго по ведомости, а по использованию немедленно возвращались под ту же роспись. При подготовке к сложным операциям в такой артефакт закладывалась не одна смена ликов, порой доходило до двадцати. А потому тратиться на безделушки для бездельников или, как бы точнее выразиться – для розничной торговли, лорд Цессир ни за что не стал бы. Он берег магию для более важных дел.
«Значит ли это, что и в нашем ведомстве есть предатель?»
– Принес? – не стала тянуть Шаша. Было заметно, что ей не терпится избавиться от общества контрабандиста.
– А где деньги? – эльф приподнял бровь.
Танцовщица порылась в карманах и вытащила тканевый мешочек. Мужчина задумчиво взвесил его в ладони.
– Амулет перемещения в корзине, – произнес он. – В следующий раз приготовь золота на десять процентов больше.
– Почему? Ханнор поднял цены? – насторожился Дани.
– Он и не знает, что его амулеты попадают в Хаюрбат, деточка, – эльф отвечал лениво, тянул гласные. – Цена повышается из-за дятла. За все надо платить. Даже за неосторожно брошенное слово.
Эльф смерил насмешливым взглядом Дани, и тот сжал кулаки до белых костяшек.
Гаррон не выдержал. Поднял ногу, и белые штаны контрабандиста украсило желтое пятно.
– На двадцать процентов, – ничуть не меняясь в лице изрек гость перед тем как покинуть дворик. – Теперь цена повышается на двадцать процентов.
Дани сел на корточки и пожал лапу псу. Танцовщица удрученно покачала головой.
О чем они разговаривали в доме, Гаррон не слышал, его оставили за дверью, но Даниил вышел раздосадованный, а Саша плакала. Перед калиткой они крепко обнялись. Воин взял из рук Александры разворошенную корзину с цветами и зашвырнул ее через забор на улицу. Потом наклонился к самым губам танцовщицы.
– Поцелуй меня так, как ты целуешь всех этих хаюрдагов. Я хочу обо всем забыть.
– Я поцелую тебя так, чтобы ты обо всем помнил и не стремился вернуться сюда, – она обхватила его лицо ладонями и нежно прикоснулась к губам. Пес заскулил. В Гарроне впервые проснулась ревность.
Саша долго плакала, потом всхлипывала во сне, ворочалась с боку на бок, пихала пса ногами, гоня его с постели прочь. А он не уходил. Знал, что теперь у Шаши остался он один.
Только через сутки танцовщица покинула кровать. Тщательно накрасившись и приказав псу ждать, она скрылась за калиткой. Куда уходила Шаша, Гаррон узнал от служанки, которая сначала долго кричала, испугавшись нового постояльца, а когда вернулась хозяйка, все-таки согласилась слезть с забора. Рон как истинный мужчина защищал свой дом и свою женщину.
– Вы опять грустная? Были во дворце? – Санья перебирала вещи для стирки. В очаге готовилось жаркое, обильно сдобренное перцем, отчего Рон не единожды чихнул.
– Да. Успокаивает одно – у нас опять есть деньги. Его Величество щедр.
Проклятый перец помешал учуять запах чужого человека, но, когда жаркое съели и помыли посуду, Гаррон весьма тщательно обнюхал башмаки Шаши и ее одежду. И пришел к неприятному выводу: она не только находилась рядом с мужчиной, но тот ее еще и лапал. Синяки на запястьях, которые пес увидел вечером, заставили пожелать королю песков смерти.
«Я его сам убью, клянусь!»
Через несколько дней, когда Шаша, раздевшись до пояса, умывалась на улице, из дома послышался страшный грохот. Танцовщица в недоумении посмотрела на пса, стыдливо закапывающего под деревом отходы жизнедеятельности, потом поспешно накинула халат и схватила плошку на длинной ручке, с помощью которой гасила пламя в светильниках. Рон оскалил зубы, приготовившись нападать.
Послышались тяжелые шаги, и на крыльцо вывалился человек в окровавленных одеждах.
– Дани? – еще не веря, что перед ней лицом вниз лежит тот, кто уже должен был вдыхать запах родины, Шаша упала на колени и с трудом перевернула мужчину. На его губах пузырилась кровь. – Дани?! Боже, ты ранен?!
Саша отбросила плошку и принялась лихорадочно задирать рубашку, на которой пятно крови все ширилось и ширилось.
– Ты ошиблась… Она не хотела домой, – прошептал он, сглатывая кровь. – Мария хотела стать первой женой Вари-дага. Нужно спасаться… Он скоро будет здесь…
– Дани, не умирай!!! – взвизгнула Саша, когда ее друг закрыл глаза.
Он с трудом разлепил веки, поднял руку, погладил по щеке, оставляя на ней кровавый след.
– Он расскажет королю. Беги…
Шаша запечатала ладонями рот, и крик, что рвался из нее, не был услышан соседями.
Рон вцепился зубами в ее халат и потянул.
«Спасаться! Она должна спасаться! Времени нет!»
И ни разу в его собачьем мозгу не мелькнула мысль, что все оборачивается к лучшему: за деятельность, идущую во вред государству, Хаюрб наверняка казнит свою танцовщицу, и он, Гаррон, лорд Цессир из рода Меняющих лики, вновь станет свободным. Останется дело за немногим: отыскать побрякушку, которую никто в Хаюрбате не признает как драгоценный строн.
***
– Сесилия, это я, Шаша!
В двери на уровне глаз открылась щель, и через нее было видно, что за спиной хозяйки горит довольно яркий свет.
– Я не узнаю тебя, деточка, – произнес приятный женский голос.
– А так? – Шаша сбросила с головы капюшон и натянула парик с золотыми змейками.
– Пресветлая Афарика, что с тобой случилось?
Гаррон, находясь на поводке и поскуливая от волнения за хозяйку, затих. «Пресветлая Афарика?! Неужели артефакторша из наших, агридских!»
– Можно, я войду с собакой? – дверь открылась, и женщина в аккуратном переднике со множеством карманов с удивлением уставилась на пса. Шаша кусала губы, ей хотелось поскорее скрыться в доме. – Он спокойный!
Гаррон постарался сделать милую морду. Подвигал бровями. Высунул язык.
Ему понравилась Сесилия. Он прямо-таки чуял, что она самая настоящая агридка. Высокий лоб, умные глаза, светлые волосы, заколотые вроде бы небрежно, но не оставляющие впечатления «вороньего гнезда». Такую трудно представить болтающей с кумушками. По торчащим из карманов передника предметам можно было легко догадаться, что хозяйка дома большая рукодельница, старающаяся не терять ни минуты.
– Впервые за все годы пребывания в Хаюрбате вижу собаку, – Сесилия отступила, впуская нежданных гостей. Она провела их в комнату, мало похожую на жилую.
Сердце Цессира возрадовалось. Он будто очутился на родине, в одной из мастерских друзей, которые создают артефакты, наполненные магией рода. Бочка в углу – в подобные в Агриде смывают остатки волшбы, на столах заготовки для амулетов, различные инструменты – линейки, ножи, даже пила, по стенам развешаны куски кожи и разноцветные парики – братья того, что сейчас лежал на коленях танцовщицы, на полках банки с мазями и притирками, небольшой очаг с котелками и тиглями. По углам сундуки с наваленными на них ворохами ткани.
Пес громко чихнул, заставив артефакторшу вздрогнуть. Уж очень сильно несло из бочки, где плавали ошметки магии. Острый запах, можно сказать, разъедал нос.
«Как же давно она не меняла воду?» – Гаррон точно знал, в их лаборатории слуги выносили бочку к реке Сытой минимум раз в неделю.
– Мы нашли Рона в песках близ оазиса Вари-дага, – Шаша сказала и только потом подумала, что не стоило произносить имя хаюрдага, который теперь наверняка за ней охотится. – Пес умирал от обезвоживания… Ну, я и пожалела.
– Давай сейчас не о нем. Расскажи, что с тобой случилось. На тебе лица нет.
– Как вы правы! Лица действительно нет, – пальцы Шаши нервно мяли черные волосы парика. Звенели змейки-амулеты. – Остаться без грима самая лучшая защита. Люди никогда не видели моего настоящего лица, и даже личная служанка сейчас не признала бы меня.
Ее рассказ был недолгим, но произвел на Сесилию сильное впечатление. Она даже поднялась и бесцельно закружилась по комнате. Волнение не давало оставаться на месте. Опомнившись, артефакторша вернулась на низенькую скамеечку, сдвинула ее так, чтобы оказаться напротив стула своей гостьи.
– А Его Величество разве не догадается, что это ты?
Александра вздохнула.
– С ним все сложнее. Он знает каждую родинку на моем теле, ведь я его птенец.
«Что значит птенец?» – поднял голову пес.
– Какие родинки, милая? Он знает каждый шрам на твоем теле, – Сесилия задрала рукав Саши и, увидев синяки, покачала головой. – Опять мучил?
– Его Величество это называет учением. Выдержать бой на ножах, на палках и еще бог знает каком оружии, уметь молча переносить боль, не поддаваться на провокации, ничем не гнушаться в достижении цели. О, боже! – Александра закрыла лицо ладонями. – Я сама толкнула короля на встречу с Вари-дагом, рассказав об его армии. И если разгневанный хаюрдаг еще может передумать доносить на меня, перепоручив разобраться своим людям, то правитель не отступит. Слишком опасен для него стал Вари-даг. Всадники, боевые корабли, амулеты перемещения, способные перекинуть воинов на любые расстояния…
– Да уж… Это называется попасть меж двух жерновов.
– Что мне делать, Сесилия? У меня совсем никого не осталось! Некуда бежать…
– Кто-нибудь знает, что мы с тобой дружны?
– Нет-нет! У класис не принято болтать о своих артефакторах!
– А Его Величество?
– С ним мы почти не разговариваем, – Шаша опустила глаза.
Вопрос Сесилии разбередил свежую рану. Всякий раз, когда Александра шла во дворец, она тихо умирала. Писала дрожащей рукой отчет, а потом ждала, когда придет ОН. Эти минуты, а порой часы были самыми страшными. Король ни о чем не спрашивал. Зачем, если тайная канцелярия до точки изучит ее писанину? Хаюрб подходил близко, большим пальцем стирал помаду с ее губ и долго-долго смотрел в глаза, словно искал в них какие-то изменения, должные произойти с момента последней встречи. Порой тут же отсылал из дворца, но чаще жестом приказывал раздеться, потом брал оружие, позволяя выбрать и ей, вставал в боевую стойку. Несмотря на года, король был ловок и вынослив, а она не понимала, зачем ему каждый раз загонять ее в угол. Она злилась, сопротивлялась, сжимала зубы от боли и желания убить мучителя, он же смотрел на нее как на подопытную мышь, от которой ждут определенной реакции. Но, видимо, неправильная она мышь…
Сам же потом вызывал лекарей, чтобы привести ее в порядок. Не уходил, наблюдал, как магия льется из ладоней целителей.
За шесть лет король единственный раз был с ней нежен и терпелив. «Так надо, девочка», – произнес он перед тем, как распахнуть на ней одежду и нависнуть над безвольным телом. Опоил? Наверно… Да, она не хотела его как мужчину, а потому назвала свершившийся акт насилием и плюнула Хаюрбу в лицо. Он рассмеялся и взял в руки плетку. Больше Шаша не смела поступать с ним непочтительно. И считала счастьем, что король ни разу не позвал в свою постель. Женщин в гареме хватало…
– У меня такое чувство… Мне кажется, ему зачем-то надо, чтобы я его ненавидела…
– Бедная девочка, сколько же тебе пришлось вынести! – рука Сесилии легла на колено гостьи. – Как же тебе помочь? Слушай, а может, наскребем денег и купим амулет перемещения?
– Нет, не наскребем, – Александра всхлипнула. Рон, жалея, лизнул ее щиколотку. – Даже если мы продадим дом, денег не хватит. И потом, я не могу вернуться на Землю.
Шаша задрала платье и показала на внутренней стороне бедра небольшое круглое клеймо. Будто пальцем кто-то сильно надавил, оставив красный след.
– У птенцов короля нет родины, мы там, куда нас пошлют. Но я не могу покинуть этот мир. За его пределами меня ждет немедленная смерть.
– Но почему же тогда не ставят подобные метки остальным рабам? Для хаюрдагов это было бы очень удобно… Ой, прости, милая, я интересуюсь из чистого любопытства. Я и сама когда-то была рабыней, но сумела выкупить себя.
– Это древняя магия, которая замешивается только на королевской крови. Она по капле отнимает у Хаюрба жизнь.
– Значит, ты особая?
– Выходит, что так…