Гаррон, сын лорда Цессира из рода Меняющих лики, несся вслед за стаей волков-оборотней, которые получили достойный отпор у стен Агрида, и теперь, не теряя время на зализывание ран, возвращались туда, куда так и не смог попасть ни один из шпионов королевства.
«Вернее, так: откуда не смог вернуться ни один из шпионов моего отца», – ноги шустро перебирали каменистую почву, которая вскоре должна была смениться еще более труднопреодолимыми песками.
Решение присоединиться к стае и таким хитрым способом попасть во вражеское государство было горячим и спонтанным. Бой, понимание, что противник уходит, и страстное желание воспользоваться моментом и влиться в стаю – все произошло так быстро, что Гаррон, впервые примеривший на себя маску животного, явно дал маху. И как специально, ни одной лужи под лапами, чтобы взглянуть хотя бы одним глазом, как удался его экспромт.
Да, еще совсем недавно в степи попадались небольшие озерца собравшейся после дождя воды, но мощные лапы сотни оборотней превращали их в месиво из глины, что мало походило на зеркальную поверхность, которая могла бы отразить, каким волком стал один из лучших сыщиков Агрида. Но и то, что он видел, а это рыжие пятна на лапах и болтающиеся длинные уши, при резком повороте, словно лопухи, закрывающие лицо… нет, теперь уже морду, не оставляло сомнений, что волк из лорда Гаррона получился неважный.
– Зад вахруницы! – прошамкала его пасть, что человеку, если таковой вдруг обнаружился бы в степи, послышалось не иначе как «Вау-ау-ва-а!». – Ну зачем надо было так некстати вспомнить, как выглядит уродливая тварь с Земли?!
Лорд Цессир-младший еще пытался убедить себя, что он волк, который просто не удался окрасом, но по мере того, как его «хищник» все сильнее отставал от своих спутников, четче проявлялась истина: вслед за стаей оборотней несется на всех четырех коротких лапах нелепая собака породы бассет-хаунд.
В этом и было благо и коварство дара Меняющих лики: стоило члену древнего рода представить, на кого он хотел бы походить, как магия моментально превращала его в желанный объект. Но еще никогда и никто из Цессиров не опускался до того, чтобы стать животным. Тут Гаррон с его стремлением послужить Отечеству был первым.
«И, видимо, последним, кто так и сдохнет в шкуре зверя!»
Маг, которому смена лика удавалась по щелчку пальцев, окончательно впал в отчаяние, когда понял, что его спонтанный эксперимент закончился катастрофой: что-то не заладилось и теперь его тело трансформации не поддавалось.
Не дотянув до противоположного края небольшого овражка, который волки перемахнули играючи, наследник могущественного рода, извозившись в грязи по самую холку, выл от безысходности. Ни мастерство, ни густо влитая магия так и не помогли ему вернуть человеческий облик.
Дотащившись до того места, где склон оврага уже не был таким крутым, Гаррон, в котором теперь трудно было признать даже собаку, с трудом выбрался на «берег». С высоты своего мизерного роста он, как сумел, обозрел раскинувшиеся просторы: позади лежала бескрайняя степь Ури-ца, впереди не менее бесконечные пески вражеского Хаюрбата.
Поведя носом, пес поймал запах волков. Долг и инстинкт преследователя заставили его двигаться в том же направлении.
***
Шаша лениво обмахивалась веером. Так же лениво текли ее мысли. Предстоящее выступление уже не внушало того трепета, с каким она выходила на сцену впервые. Все давно превратилось в рутину. Сотни раз отрепетированный танец вкупе с привычными иллюзиями, пьяные разговоры самодовольных хозяев, которых она будет слушать очень внимательно, и опять бесконечная дорога, на этот раз в столицу.
«Завтра я уже буду дома! Высплюсь, наконец, в мягкой постели, – Шаша с треском сложила веер. – Боже, хоть бы какой ветерок!»
Она откинула полог, чтобы с горечью убедиться, что снаружи еще жарче. Медленное покачивание верблюда усыпляло, но позволить себе вздремнуть перед выступлением она, танцовщица, чье имя гремит по всему Песчаному Хаюрбату, не могла. Сон и жара сделали бы ее вялой. И головная боль не замедлила бы явиться.
– Дани, скоро до места?
Мужчина, с ног до головы одетый в белые одежды, оставив неприкрытыми только глаза, поровнял своего коня с верблюдом танцовщицы. Сдвинув рукав, взглянул на наручные часы.
– Часа через полтора. Оазис Вари-дага находится в самой северной точке Хаюрбата, – вглядевшись в кислое лицо собеседницы, сочувственно спросил: – Устала? Может, хочешь размяться?
– Чтобы набрать полные башмаки песка? Нет, уволь.
– Дани?! – капризный голос из паланкина, установленного на плетущемся следом верблюде, заставил мужчину поморщиться. – Я хочу размяться! Помоги мне слезть!
Шаши рассмеялась, но тут же прикрыла рот рукой.
– И как она все слышит? – мужчина не стал разворачивать коня, он дождался, когда верблюд Толстушки Зу доплетется до него.
Спешившись, воин протянул руки, чтобы поймать женщину, уже высунувшую остроносую туфельку из-за полога. Такому маленькому размеру позавидовала бы любая красотка, но то, что показалось следом, заставило бы напрячься любого мужчину, не будь он таким же высоким и сильным, как Дани.
«Наша Жабка», как он называл ее наедине с друзьями, с грацией той же амфибии соскользнула к нему в руки. Если бы не полусогнутые ноги и готовность принять груз, Дани наверняка завалился бы на спину, но он выстоял. Жабка сделала несколько разминочных шагов, во время которых ее тело колыхалось, как плохо сваренный студень. Полупрозрачные одежды не скрывали ни полушария объемной груди, лежащей на животе, ни выпуклую попу, на которую при желании можно было спокойно поставить сосуд с вином, но Толстушку Зу нисколько не смущал ее вид. Мало того, она им гордилась. Рожденная в Шаму, где эталоном красоты всегда служила бочкообразная фигура, и никакая иначе, Зу чувствовала себя среди артистов едва ли не единственной красавицей. В довершение ко всему природа одарила ее удивительным голосом: низким, чарующим, заставляющим кожу покрыться мурашками – сохранись у певицы такая же фигура, как у Шаши, магия голоса просто не проснулась бы в ней.
Дани, видя, как трудно Толстушке Зу сохранять равновесие, подставил локоть. Она с благодарностью приняла его и неспешно пошла вдоль замедлившего ход каравана. Капли пота струились по ее лицу, намокла ткань на спине, но певица упорно продолжала свой пеший поход.
– Сам виноват, – одними губами произнесла Шаша, когда Дани поднял на нее мученический взгляд. Она уже давно знала, что Толстушка Зу вступила с ней в необъявленное соперничество – ей нужно было все то, чего когда-либо желала или чему становилась обладательницей танцовщица.
– Это от одиночества, – успокаивала своих парней Александра. «Шаша» прицепилось к ней с легкой руки правителя Песчаного Хаюрбата, пытавшегося выговорить непроизносимое для хаюрдагов русское имя. Тогда она назвала свое короткое – Саша. – У меня есть вы: Данька, Павлик и Максим, а у Зу никого.
– Еще бы, – хмыкал Павел, – вторую шамуянку мы не потянули бы.
– Кони! – фыркала Саша, но потом не удерживалась и тоже смеялась. Им хорошо было вместе.
«Где ты сейчас, Паша? Все ли у тебя наладилось?» – Александра закрыла полог, чтобы никто не видел, как на глазах навернулись слезы. Она скучала по другу, которого знала столько же лет, сколько находилась в Песчаном Хаюрбате – родине работорговцев. Как скучала и по другим парням, которых когда-то выкупила, а потом отправила на Родину.
Павла выкрали где-то за год до нее. Он как раз поссорился с женой и сидел в автомобиле, раздумывая, где переночевать: у матери или податься к друзьям. В стекло постучались и, когда он опустил его, встретился взглядом с черноволосой девушкой.
– Я заблудилась. Не подскажите, это дом 64А?
– Нет, это 64, – не хотелось быть невежливым. Девчонка совсем не виновата, что у него плохое настроение. – Тот, что вам нужен, с другой стороны моста.
Она едва не плакала.
– Что? Что такое?
– Я просто не дойду. Сломала каблук.
– Хорошо, садитесь, – Павел цокнул языком, видя, как она, хромая, обходит автомобиль.
– Можно я сяду сзади? Мне неудобно, я порвала чулки.
– Валяй.
Машина не успела отъехать, как на шею набросили удавку. Во всяком случае Павел Макушев, ведущий инженер-нефтяник, так успел подумать, прежде чем упал на колени в каменном мешке. В голове звенело. Он нащупал на шее ленту с каким-то странным кругляшом. В руках Павла он блеснул неземным светом и тут же погас, словно в нем кончилась батарейка.
– Поначалу я думал, что меня украли инопланетяне. Хотя так оно и есть, – вспоминал Павел первые дни пребывания в Песчаном Хаюрбате. – Только жизнь здесь отсталая, как на средневековом Востоке, не считая всяких магических штучек, охотно применяемых местными.
Она отправила его домой самым первым. Павел не хотел уходить, боясь, что его побег откроется, и Александра пострадает.
– Иди, тебя ждет сын. Ему без отца никак.
– А ты?
– Я здесь нужней. Сколько еще таких девчонок, как я, попадут в беду? Сам знаешь, амулет перемещения никому из них не достать. А я могу. Благодаря тому же Хаюрбу. Он не такой плохой, как ты о нем думаешь. Другой выкинул бы меня подыхать в пески…
– Ну да. А он всего лишь изнасиловал, предварительно исполосовав твою спину хлыстом…
– Все уже зажило, – она кривила душой. Оставшиеся шрамы не дадут забыть. Как и метка короля песков на внутренней стороне бедра.
– … а потом отправил шпионить за своими подданными.
– Некоторые из них достойны смерти.
Павел ушел на закате, когда парни привезли Гаяну – совсем еще девчушку, которую выкрали у Скорпиона, пока тот оправдывался за вольные речи, произнесенные в пьяном угаре на пиру, где выступала кудесница Шаша. Кто боится танцовщиц? В своем бахвальстве он превзошел многих, а Хаюрб ужас как не любит, когда кто-то считает себя равным ему.
– Она ничего не будет помнить. Оставишь ее у больницы. Ну все, прощай! – Александра надела на Павла, держащего в руках спящую Гаяну, амулет перемещения, деньги на который собирала чуть ли не год.
– Спасибо! – только и успел крикнуть он, когда открывшийся портал поглотил обе фигуры.
Саша достала веер и подняла лицо, чтобы быстрее высохли мокрые дорожки, могущие испортить грим. Она уже не помнила, когда показывалась на людях без него. Горячий воздух быстро справился со своей задачей.
«А в Новгороде, наверное, идет снег».
– Фу, что это? – донеслось извне. – Крыса?
– Нет, у крыс не бывает таких ушей.
Александра выглянула и застала странную картину: Зу, опираясь на руку Дани, трогала ногой что-то странное, лежащее у обочины дороги. Пустынный ветер шевелил рыже-белую шерстку.
– Оно мертвое?
Дани присел и двумя пальцами приподнял огромное ухо, закрывающее морду животного.
– Это собака.
– Откуда здесь бассет-хаунд? – Саша легко спрыгнула с верблюда. Отряхнула руки, так как, приземляясь, коснулась песка. – За все шесть лет я ни разу не встречала в Хаюрбате собак. Насколько я знаю, оборотни их ненавидят.
– Посмотрите, у нее на шее что-то блестит, – Зу остроносой туфлей поддела серебристую цепь. – Значит, у собаки есть хозяин?
Стоило Саше склониться над псом и протянуть руку, чтобы посмотреть, нет ли бляхи с адресом хозяина, как ее опередила Зу. С неожиданной прытью, она всей пятерней схватилась за цепь и рванула ее с шеи животного.
– Я первая это увидела! – и тут же взвизгнула от боли, отбросив собачье украшение куда-то в песок. – Оно жжется!
– Дайте воды! – не слушая стоны певицы, заволновалась Александра. – Собака дышит!
Кто-то протянул флягу и увел плачущую Зу – поперек ее ладони наливался краснотой ожог.
– Пей, пей!
Пес приподнял было голову, но в бессилии уронил на песок. Александра приоткрыла его пасть и влила в нее немного воды, потом смочила шершавый нос животного.
– Дани, положи его в мою корзину.
– Но там твой концертный костюм.
– К черту костюм, сегодня станцую без него. Никто и не заметит.
– Ох, тяжелый пес, килограмм на двадцать пять! И зачем он нам нужен?
Саша только вздохнула.
– Если бы я так рассуждала, то и ты до сих пор бы гнил в кандалах.
– Но я человек! – недовольный Даниил оглянулся на подругу, которая шарила пальцами по песку, пытаясь отыскать брошенную цепь. – А это всего лишь собака. И да, в который раз говорю спасибо, что выкупила меня.
– Не злись. Пес тоже землянин. А мы должны держаться друг друга, – Саша сдула с кругляша, болтающегося на цепи, мелкую пыль. – И вовсе она не жжется…
– Что там? – Даниил едва удержал дернувшуюся всем телом собаку. Уложив ее в корзину, успокаивающе похлопал по грязному боку.
– Да ничего особенного. То ли чье-то лицо, то ли лепесток с прожилками. Ой! Оказывается, это снимается…
– Что еще за «это»? – Дани отряхивал от песка выброшенный из корзины концертный костюм.
– Вроде пленки какой-то. Защитная, наверное. Дань, глянь, как красиво… – Зу, забирающаяся на лежащего верблюда, резко обернулась. В руках Шаши горел драгоценными камнями кулон – две сросшиеся маски: одна улыбающаяся, другая сурово сдвинувшая брови. Отражающееся в камнях светило посылало в небо сноп искр. Танцовщица, недолго думая, накинула цепочку себе на шею. – От такого украшения и я бы не отказалась. Понятно, почему его прятали.
– И правда, зачем оно полумертвой собаке? – пожал плечами Даниил, засовывая цветное тряпье в свою дорожную сумку. – Только смотри, как бы хозяин пса не посчитал тебя своей. Ты же добровольно напялила на себя его ошейник.
– Я первая нашла! – выкрикнула Толстушка Зу, намереваясь вернуться за находкой, но верблюд начал подниматься, и ей пришлось, чтобы не вывалиться, вцепиться в стойку паланкина. – Потом отдашь. Цепь моя!
Лорд Гаррон Цессир из рода Меняющих лики лежал в корзине и чувствовал себя крайне несчастным. Он не мог избавиться от шкуры ненавистной собаки, его едва не убила пустыня, а в довершение всех бед он оказался женатым. Одно хорошо, если бы родовой амулет, магически связывающий брачными узами, надела толстушка, ему только и оставалось бы наложить на себя руки. Конечно, если бы их удалось вернуть. Лапы бассет-хаунда были столь коротки, что даже не позволяли удушиться.