Снегурочка осуждающе посмотрела на Пуню. В её взгляде читался упрёк: «Ну я просила!»
Доброжил прижал к голове ушки и потупился.
– Не вини Пунтейлемона, внучка. Он верный теремник, сделал всё правильно. Доложил о случившемся мне, иначе белки раскрыли бы тебя. Хитрые, зараза! Ловчее лис обставят. С ними держи ухо востро. Ну, идём в терем, а то кости стынут.
Уже в общей горнице Мороз Иванович, устроившись у камина, одарил внучку проницательным взглядом. Чародей не любил повторяться.
Снегурочка набрала в грудь воздуха и, не поднимая глаз, поведала дедушке о том, что применила заклинание поиска Нового года, и Чудопись внезапно исчезла, а потом отыскалась да вместе с красным молодцем из неволшебного мира.
– Не понимаю, как так произошло, что в Сказку перенёсся чужак, – призналась девушка.
– Я же запретил тебе трогать книгу! Мала ещё, и сила не та, – строго отметил чародей.
– А я говорил, говорил! – подхватил Пуня. – Но кто доброжила слушать будет!
– Велел же тебе, Пунтейлемон, держать Чудопись подальше от детей! – Мороз Иванович сдвинул густые брови к переносице.
– Да разве можно что-то утаить от этой егозы?! Иголку в стоге сена отыщет своими чудодейственными словечками!
– Ты теремник или кто? Баню топить отправлю! К лошадям на постой отошлю! – осердился Мороз Иванович.
Пуня всем своим видом изобразил глубокое оскорбление, скрестил лапы-руки на груди и даже отвернулся от всемогущего хозяина:
– Теремник-то теремник, да с чародейкой зимы, волховательницей чаромутных наук, мастерицей словесности, мне, бедолаге-доброжилу, в хитромудрости не тягаться. Умом да властью вся в дедушку уродилась, – сквозь надутые щёки пробубнил доброжил. – Чуть что, виноват в этом доме всегда Пуня!
– Ну, ну, Пунтейлеймон, не серчай на меня. Ты же знаешь, что незаменим в хоромах! Где я ещё такого прыткого домового найду?!
– Я теремник. – Ушастому безумно приятна стала похвала Мороза Ивановича, но дуться всё же продолжал – цену себе набивал.
– Жалую тебе статус хоромника, если напоишь меня облепиховым чаем со сдобными ватрушками. А ты, синеглазая, краса-дереза, зови своего залётного, как его там…
– Слава! – подсказала Снегурочка.
– Вот именно. Посмотрю на это чудо иномирное. И как только ему удалось сквозь кривые, скачки и колебания пробиться, – последнюю фразу Мороз Иванович проговорил тихо, скорее всего, самому себе.
Пуня унёсся в стряпушную хлопотать над самоваром и ватрушками. У него как раз уже всё наготове стояло. Снегурочка же побежала искать Инея и Славу, ведь дедушка точно указал горницу, где схоронился гость.
«Вот и попросила спрятать, чтоб Дед Мороз не нашёл! Да разве от него можно что-либо утаить?» – поднимаясь по лестнице, размышляла девица.
Славу Снегурочка нашла в свободной светлице терема Деда Мороза. Парень восхищённо следил за тем, как Иней выпускал из рук снежинки и заставлял их кружиться в медленном танце. Девица отметила, что одну из её двух просьб Пуня всё-таки выполнил: отыскал одежду подходящего размера для Славы. Теперь молодой человек ничем не отличался от коренного жителя Сказки: высокие кожаные сапоги пурпурного цвета с рисунком, в которые заправлены тёмные шерстяные шаровары, нательная косоворотка, а сверху кафтан красного цвета, отороченный золотом и препоясанный кушаком. Рядом со Славой на сундуке лежала меховая шапка и шуба. Пуня ответственно подошёл к одеянию иномирного гостя.
– Слава, с тобой хочет познакомиться дедушка, – произнесла девица.
– Если ты Снегурочка, то твой дедушка, получается, Дед Мороз?
– Да, многие его так и зовут в Сказке, но тебе лучше обращаться к нему уважительно – Мороз Иванович.
– Понял. – Слава поспешно поднялся на ноги. – Веди тогда, Белоснежка.
– Знакомься, дедушка, это Слава, – молвила Снегурочка.
Мороз Иванович хмуро вскинул взгляд на гостя, и на мгновение серебристые брови волшебника выгнулись дугой, но быстро овладел собой.
– И чьих кровей будешь? – чародей постарался сохранять свойственную ему манеру общения.
– Вячеслав Годинов к вашим услугам, – на этот раз Слава повторил недавний жест Инея: приложил руку к сердцу и поклонился.
– Так, значит, – протянул чародей. – А семейный ли ты, добрый человек?
– Холост, Мороз Иванович.
– А родители?
– Кроме деда, никого у меня нет. Сирота.
– Так, значит, – снова задумчиво проговорил волшебник. – И как прародителя твоего величать?
– Так же, как и меня, Вячеславом, – ответил парень.
Мороз Иванович закивал каким-то одному ему известным мыслям.
– И тоже Годинов? – уточнил чародей.
– Да.
– Откуда ты говоришь, Слава?
– Из Москвы…
– Дедушка, это город в одном из тех миров, где волшебство под запретом, и люди не развивают свои способности.
Мороз Иванович раскатисто рассмеялся:
– А разве можно волшебство запретить? Оно же с нами рождается. Это так же необходимо, как дышать!
– Там люди не верят в чудеса, дедушка, – продолжила Снегурочка. – Сначала Слава сам сомневался в том, что тоже чудесить может, но когда попробовал…
– Так, так, – Мороз Иванович мгновенно сделался серьёзным. – А ну-ка, ну-ка, вот с этого места поподробнее, внученька! Что гость дорогой попробовал?
Снегурочка подробно описала дедушке, как они втроём играли в бирюльки. Не умолчала девица и про безоговорочную победу парня со всплеском силы, с которой юная чародейка раньше не сталкивалась. Когда Снегурочка закончила рассказ, Мороз Иванович задумчиво смотрел на иномирного гостя. В горнице воцарилась тишина. Все ждали слов чародея, но тот молчал, погруженный в думы.
– Дедушка, помоги вернуть Славу обратно в Москву, – наконец-то, первой нарушила тишину Снегурочка. – Я пробовала сделать это, но у меня ничего не вышло. Почему-то заклинание поиска сработало неправильно. А теперь у меня не выходит и перенос.
– И не выйдет, милая, – проговорил со смешинкой в глазах Мороз Иванович.
– Почему? – удивилась Снегурочка
– Потому что… – Чародей не договорил.
Дверь в горницу резко отворилась, и в общую комнату ворвались запахи свежей сдобы, облепихи и еловых шишек. Пуня вкатил огромный пышущий жаром самовар, вокруг которого на подносе лежали ватрушки, плюшки и пирожки с земляникой.
– Угощайтесь, пожалуйста, гости дорогие, – торжественно сообщил теремник.