Когда Арефьева поняла, что вынуждена снова нарушить свою договоренность с тренером и пропустить ближайшее занятие в спортивной секции, она впала в ступор, не зная, как сообщить об этом Сергею Сергеевичу. Размышляя, с какой стороны зайти, чтобы при этом совсем не испортить отношения со своим наставником, Саша постоянно откладывала и откладывала беседу.
Наступило утро вторника. И если в начале дня девушка еще помнила, что сегодня ей нужно сделать важный звонок, то, когда она заступила на смену, все завертелось, закрутилось, и мысли, не связанные с работой, просто улетучились из головы. Очнулась Арефьева только поздним вечером, когда в раздевалке стягивала с себя рабочую униформу и вдруг услышала входящий звонок.
Тренер сухо и лаконично сообщил ей, что с соревнований она снята за прогулы и недостаточный уровень подготовки. Александра начала было сбивчиво оправдываться, пытаясь убедить Минаева, что еще успеет вернуться в нужную форму, но Сергей Сергеевич оказался крайне категоричен. В конце концов он просто положил трубку, а Саша Арефьева осталась стоять в раздевалке с осунувшимся от недосыпания лицом и в полном недоумении, как она могла так бездарно угробить почти полгода своей же работы.
«Ладно, – подумала она. – Через пару дней все закончится, у меня, наконец, появится время… Отосплюсь, приду в себя и снова поговорю с тренером, но уже при личной встрече».
Однако, как бы Арефьева ни пыталась себя убедить, что все наладится, после разговора с Сергеем Сергеевичем она совсем обмякла.
Ненормированный график напрочь выбил Сашу из колеи. Когда она не работала, она хотела только одного – спать. Когда она не спала, она вынуждена была работать. И все же ее продолжали поддерживать мысли о том, что в финале этого изматывающего забега она вернется к единственному делу, вызывавшему у нее интерес, и продолжит двигаться навстречу переменам. Но теперь у нее будто кто-то заглушил двигатель внутри. И без того хрупкая вера в себя пошатнулась. Александра осела в женской раздевалке и унылым взглядом уставилась в противоположную стену.
Месяц, думала она, не задался. А, может, и не только месяц… В последнее время Саша нередко ощущала себя какой-то потерянной: будто все идет совсем не так, как должно, а она сама двигается не туда, куда нужно. Это чувство засасывало ее все глубже и глубже.
Монотонность и унылая атмосфера промышленного города стали вызывать у Арефьевой то чувство апатии, то беззвучную злобу. Каждый день она просыпалась, тоскливо оглядывалась вокруг и задавала себе лишь один вопрос: «Неужели это все, что мне предстоит увидеть за всю мою жизнь?»
Подчиняясь здравому смыслу, Арефьева понимала, что есть система, которой все следуют вокруг, и никто из незаконнорожденных никогда не выберется за пределы Агломерации. Даже самые лютые протесты на улицах города не изменят правил, по которым живет весь мир. С другой стороны, где-то внутри Саша не готова была мириться с тем, что дано ей было от рождения.
Иногда перед глазами у нее всплывали картины, рисующие ей совсем другую жизнь: жизнь, в которой она безгранично свободна – настолько, что у нее захватывало дух; жизнь, в которой она сама выбирает, куда ей идти, что делать, и главное – какими людьми себя окружать. Эти картины казались настолько реальными, что Арефьева, как ни старалась, не могла выкинуть их из головы.
Лелея в себе хрупкое, едва уловимое ощущение, что ее место не здесь, что все, что она видит вокруг – временное явление, она и вела себя соответствующе: не строила долгих планов, не заводила друзей, да и вообще не стремилась к близким отношениям с кем-либо из гетто. И все же так не могло продолжаться вечно. Жить мыслями о будущем, которое, возможно, никогда не наступит, чрезвычайно утомительно. Поняв, что она многое упускает в настоящем, Арефьева вдруг захотела договориться с собой и принять, наконец, все как есть. Но не знала, как это сделать. Ей нужно было поговорить с кем-нибудь на эту тему – с кем-нибудь, кто знал об этой жизни больше, чем она сама.
– Я тебе слово даю, она говорит все, как есть! Вот все, как есть!
Саша отвлеклась от своих мыслей, услышав чьи-то громкие голоса, доносившиеся сквозь открытую дверь из коридора.
– Ну, а с какими вопросами к ней можно-то?
– Да хоть с какими! Как она скажет – так и будет.
Незнакомая девушка в окружении своих подруг восторженно делилась впечатлениями, и процесс этот проходил так громко, что Арефьева невольно оказалась в курсе всех подробностей. Речь шла о ясновидящей, которая жила в Третьей Агломерации и демонстрировала, по словам людей, чудеса всесторонней осведомленности. Байки об этой женщине Саша слышала уже ни в первый раз. Теперь, вдобавок ко всему, Александра узнала, кому и в каких вопросах она помогает, где ведет прием и сколько это стоит. Будучи растерянной и сбитой с толку, Арефьева подумала, что самостоятельно не сможет навести порядок в голове, поэтому моментально приняла решение обратиться за советом к «высшим» силам.
На следующий день ранним утром Александра отправилась на окраину гетто на прием к ведунье. Ясновидящая жила на восемнадцатом этаже полузаброшенной высотки. Здание находилось в аварийном состоянии, лифт не работал, поэтому Саше пришлось прошагать восемнадцать пролетов пешком. Где-то на уровне десятого этажа девушку стали одолевать сомнения: вся эта затея показалась ужасно глупой, однако поворачивать назад после такого кросса было бы еще глупее.
Саша забралась на восемнадцатый этаж, перебрав по дороге все известные ругательства, прошла до конца обшарпанного коридора и обнаружила, что предбанник перед «апартаментами» ведуньи плотно забит посетителями. Заняв очередь, Александра была вынуждена сесть прямо на пол, поскольку ноги уже не держали, а сесть больше было некуда.
Прошел час. Затем второй. Плечи и спина затекли от неестественной позы. Девушка измучилась и начала проклинать себя за то, что пришла сюда. К тому же она так и не поняла, чего хочет добиться от этого визита? Ответы на какие вопросы хочет получить?
Наконец, в дверях квартиры, где велся прием посетителей, показались две женщины, за которыми Александра занимала очередь. Сеанс для них был окончен. Арефьева воздала хвалу всем богам на свете, со скрипом поднялась на ноги и проскользнула в открытую дверь.
Тут же бросилось в глаза, что обстановка вокруг царила крайне потрепанная – никакого намека на присутствие высших сил. Ясновидящая жестом указала своей новой посетительнице на диван. Саша присела и почувствовала, насколько жестким и неудобным он был.
Сама ведунья сидела на стуле, прямо напротив, в неестественно скованной позе. Сгорбившись, сцепив руки на коленях, она постоянно раскачивалась взад-вперед. Какое-то время в комнате стояла мертвая тишина, пока Александра не догадалась, что пора бы уже что-то сказать. Тогда тихим голосом она начала мямлить о том, что в последнее время дела у нее не клеятся: на работе она вертится, как белка в колесе, и каждую минуту боится, что не оправдает доверия, на интересное ей дело времени не хватает, просыпаться по утрам не хочется, с единственным другом отношения испорчены.
– В чем твой вопрос? – остановила ее поток ясновидящая.
– Что делать? – вырвалось у Саши, причем она сама не до конца поняла, к чему из того, что она перечислила, относится ее вопрос.
– Не надо, – продолжая раскачиваться, забормотала ведунья, – ты ничего не должна делать. Он сам придет. Когда ты его не будешь ждать.
Саша недоуменно уставилась на провидицу. Тем временем ясновидящая, выдержав паузу, добавила:
– Но это не главное для тебя. Тебе надо думать о другом. Ты и сама знаешь, что тебе пока что лучше побыть одной. Тогда ты обретешь настоящую силу. Крепкую. Безудержную. Она и сейчас у тебя есть, – женщина продолжала уверенно говорить рваными фразами. – Но ты не принимаешь того, что дает тебе силу. Ты себя не слушаешь. Ты себя не слышишь. Ты себя держишь. Ох, как крепко держишь, вместо того, чтобы отпустить. Свобода начинается не по ту сторону границы. Свобода начинается у тебя внутри. А ты не даешь свободе жить внутри тебя. Поэтому ты задыхаешься. Ты ведь часто задыхаешься?
У Арефьевой округлились глаза то ли от страха, то ли от изумления. О том, что у нее бывают приступы паники, во время которых перехватывает дыхание, она никому до этого не говорила.
– Ты дышишь, дышишь. И ходишь из угла в угол. И стены надвигаются. И тебе кажется, что это конец. Но это не так. Перестань давить то, что внутри тебя. Отпусти. И все пройдет.
За время разговора ведунья ни разу не взглянула на Сашу. Глаза ее неотступно упирались в небольшой стол, стоящий между ними.
– Выпусти себя на волю. Ты ведь рисковая. Это твое. Рискуй снова и снова, – говорила она. – Начни утолять жажду. Двигайся. Меняйся сама. Меняй других. Делай то, что хочешь. И все будет так, как ты хочешь. Ходи по краю. Не дели на белое и черное. Ты – человек по обе стороны, который должен быть и тем, и тем. И кровь твоя охладится. И среди хаоса ты найдешь свое место. Делай так. И ты обретешь свободу и бессмертие.
Когда женщина закончила, рукой она сделала жест, что пора уходить.
– Спасибо, – прошептала Саша.
Оставив плату на столе, как испуганный котенок Александра попятилась к двери. Несколько раз промахнувшись рукой, она, наконец, нащупала ручку, неуклюже вывалилась из комнаты и побрела к лестнице, ведущей вниз.
Удивительно, но выйдя на улицу, Арефьева уже плохо помнила, о чем ей говорила ведунья. Признаться, смысл половины слов она и вовсе не разобрала. И чем дальше девушка удалялась от полуразрушенной высотки, стоящей на окраине гетто, тем тяжелее было воскресить в памяти услышанное предсказание – в голове кружились разве что обрывки фраз, но вскоре выветрились и они.