После встречи с Ривер Ярдли вернулась домой. Тэра делала уроки за столом на кухне, в наушниках. Чмокнув дочь в макушку, Джессика подошла к холодильнику. Она слишком устала, чтобы готовить ужин, поэтому придется довольствоваться недоеденными остатками.
Доставая еду, она получила сообщение. Это была фотография браслета.
Смотри, что я нашла в интернете, – написала Ривер.
Мне нравится, – ответила Ярдли.
И мне тоже. Брать?
Бери. Цвет будет идеально сочетаться с твоей кожей.
Последовала долгая пауза. В ожидании ответа Ярдли положила еду в микроволновку.
Понимаю, что это безумие, ты ведь занимаешься мной по работе, и если тут что-то не так, скажи, но что ты делаешь сегодня вечером?
А что? – ответила Ярдли.
Закари уехал из города и вернется только завтра вечером. И я сегодня не хотела бы оставаться одна. Не хочешь заглянуть ко мне, выпить вина и посмотреть какую-нибудь фигню по телику?
Пальцы Ярдли застыли над экраном телефона. Она отвыкла иметь друзей, да и что ей известно о Ривер? Здравый смысл подсказывал оставаться профессионалом и держать дистанцию, но что-то еще говорило, что ей хочется кому-нибудь выговориться. Возможно, это даже необходимо.
А почему бы тебе не приехать сюда? – набрала она.
К тому времени как они поужинали, уже стемнело. За столом Тэра решала уравнения и почти не говорила.
– Как прошел день? – спросила Ярдли.
– Хорошо.
И так весь вечер: короткие односложные ответы. И Джессика понимала, в чем дело: когда перед Тэрой цель, как, например, решение этих уравнений, все остальное откладывается в сторону. Сама Ярдли в этом возрасте была такой же. Но она помимо воли вспоминала маленькую девочку, которую водила в кино и качала на качелях в парке. Маленькую девочку, которая весь день не отходила от своей матери, словно приклеенная. Они были вдвоем против всего мира, и Ярдли вспоминала это время как самый трудный и в то же время самый счастливый период жизни.
– Ко мне в гости придет знакомая, – сказала она.
Тэра оторвалась от тетрадей.
– Кто?
– Ее зовут Энджи. Ты ее не знаешь.
– Где вы познакомились? – Тэра улыбнулась.
– На работе.
– Если хочешь, я могу пойти заниматься в кафе.
Встав из-за стола, Ярдли собрала посуду.
– Нет, не надо. Просто хотела тебя предупредить, чтобы ты не удивлялась.
– Да, я удивлена… По-моему, не видела ни одной твоей подруги. Кроме той дамы, с которой мы обедали несколько раз. Иды. Она мне нравилась. Что с ней стало?
– Вышла замуж и завела детей. Когда люди находятся на разных жизненных стадиях, им трудно поддерживать отношения.
– Значит, эта Энджи тоже прокурор?
– Нет.
– Адвокат?
Сложив посуду в раковину, Ярдли начала ее мыть.
– Нет, она… жертва в деле, которое я веду.
– Ты серьезно?
– Всё в порядке. Нет никаких правил, запрещающих дружить с тем, кому помогаешь.
– Просто это как-то странно… Обыкновенно ты подходишь к таким вещам очень осторожно.
Раздался стук в дверь. Тэра пошла открывать.
– Привет. Ты, должно быть, Тэра.
– Ага. А вы Энджи? Заходите.
– Я так рада наконец познакомиться с тобой… Твоя мама постоянно о тебе рассказывает.
– Хорошее?
– Да, конечно.
Ривер держала в одной руке бутылку вина, а в другой – пачку мороженого.
– Извини, никак не могла сделать выбор между вином и мороженым. Не знаю, что для тебя хуже.
– Определенно мороженое, – Ярдли улыбнулась. – Но мы оприходуем и то, и другое.
– Я присоединюсь к вам, – сказала Тэра. Ярдли вопросительно подняла брови, и она добавила: – Шучу. Если я буду нужна, я у себя в комнате. – Помедлила, всматриваясь в синяки у Ривер на лице и разрез на лбу, затем перевела взгляд на татуировку в виде руны у нее на плече. – Было приятно с вами познакомиться, Энджи.
– Взаимно. – Ривер поставила вино и мороженое на стол в кухне. – Я ее обожаю. Она просто бесподобна!
– Это так, – согласилась Ярдли, доставая из шкафчика два бокала. – К счастью, она несколько успокоилась по сравнению с тем, что было пару лет назад. Я помогала ей решить кое-какие проблемы, уходящие корнями в детство…
– Как?
– Когнитивная поведенческая терапия, – разлив вино, сказала Ярдли. – Я занималась клинической психологией. Хотя и предположить не могла, что мне придется применять полученные знания в отношении своего ребенка.
– Жизнь выписывает сумасшедшие повороты, правда? – Они чокнулись. – Но, по крайней мере, мы можем получать во время этого сумасшествия удовольствие, так?
После нескольких бокалов вина, половины мороженого и телешоу про женщину, готовую выйти замуж за того, кто выполнит все ее пожелания – например, прокатится в бочке со змеями или прошерстит канализационную трубу в поисках кольца, – Ярдли и Ривер сидели на балконе, созерцая ночное небо. Допивая вино, они слушали негромкую приятную музыку.
– Мне нравится здесь, на окраине, – сказала Ривер. – Тут стоит такая тишина, какой в городе не бывает. Там всегда шумно, даже в два-три часа ночи. Как ты думаешь, это может делать людей несчастными? Ну, если мы не созданы для того, чтобы постоянно слушать шум?
– Не знаю. В обществе беспрецедентный уровень беспокойства и подавленности. Возможно, это также нужно принимать в расчет.
Ривер всмотрелась ей в лицо.
– Ее больше нет.
– Чего?
– У тебя была складка на лбу, словно ты постоянно сосредоточена. Напряжена. Сейчас ее нет. Без нее твое лицо стало светлее.
Покраснев, Ярдли отвернулась.
– Тебе приходится носить маску, да? – продолжала Ривер. – Мой дядя служил в полиции. Я знаю, что это такое. Полицейские должны постоянно быть твердыми, не выказывать свои чувства. Прокуроры тоже такие?
– Бывают. Многие прокуроры-мужчины считают, что женщины чересчур эмоциональны, чтобы быть хорошими прокурорами. Как будто мужчины способны откладывать свои чувства в сторону, словно роботы.
– Полагаю, миллион лет войн опровергает эту теорию. – Ривер отпила глоток вина. – Можешь не говорить, но мне просто до смерти хочется спросить… каким он был?
Ярдли сразу поняла, кого она имеет в виду.
Сначала ее пугало то, что Ривер может спросить о самом жутком, что было в ее жизни, особенно если учесть, что они так мало знакомы, но затем она рассудила, что, наверное, это нормально. Ярдли не умела налаживать дружеские отношения, не знала, как это делать, но, возможно, именно в этом и заключается дружба: говорить о чем-то таком, о чем больше ни с кем не говоришь.
– Со мной Эдди был мягким и добрым. По несколько раз в неделю он оставлял мне записки на кухонном столе или на ночном столике в спальне. Не стихи там или что-то эдакое, а просто записки, в которых он давал знать, что думает обо мне.
Ривер покачала головой.
– Не могу даже представить себе, что ты почувствовала, когда все узнала. Какой поток дерьма! Честное слово, я поражена тем, что ты не просто держишься на ногах, а еще и помогаешь другим.
Откинув голову на спинку кресла, Ярдли устремила взор на звезды.
– Можно вопрос?
– Спрашивай.
– Когда мы только познакомились, ты сказала, что у меня вдребезги разбито сердце. Что ты имела в виду?
Ривер залпом допила вино, словно это была вода.
– Определенно, мои слова произвели на тебя впечатление, раз ты их запомнила… А ты как думаешь, что я имела в виду?
Ярдли уставилась на свой бокал, на отражающийся от него лунный свет.
– Я думаю, это относится к тем, кто больше никогда не сможет снова полюбить. Эти люди так сломлены, что не могут собрать воедино свое сердце, чтобы отдать его кому-то другому.
– Ты знаешь, что в санскрите есть слово для обозначения трещин, которые появляются со временем на чашках и тарелках? – улыбнулась Ривер. – Оно переводится как «неповторимая красота». Смысл его в том, что, вместо того чтобы пытаться заделать трещины, нужно ими восхищаться, потому что они делают посуду неповторимой. Может быть, и разбитое сердце – это нечто неповторимое, уникальное для каждого человека, и нужно пережить это, чтобы затем можно было восхищаться исцеленным сердцем…
Ярдли посмотрела на нее.
– Как тебе удается так держаться? Ты перенесла сильнейшую психологическую травму, но, похоже, неуязвима, и все беды просто отскакивают от тебя.
Печально усмехнувшись, Ривер прикоснулась к швам на лбу. Затем устремила взгляд в пустыню.
– Я не неуязвима. Напротив. Порой мне кажется, что я сделана из стекла. Эта… эта вещь, которая со мной случилась… Я не позволяю себе думать о ней. Когда она всплывает у меня в голове, гоню ее прочь. Пятнадцать лет занималась медитацией и йогой и знаю, как очистить сознание. Ни о чем не думать и сосредоточиться на собственном теле. – Она провела пальцем по краю бокала, не глядя на него. – Мне приходится заниматься этим каждую минуту каждого дня с тех самых пор, как агент Болдуин меня нашел.
Ярдли долго молчала.
– Извини.
Ривер кивнула.
– Я говорила с Закари и… тут что-то не так. Думаю, словами это выразить невозможно, но мы оба это чувствуем. Я это знаю. Не могу сказать, как будет дальше. Знаю, что по-другому, но насколько? Будет ли он смотреть на меня так же, как прежде? Будет ли злиться на себя за то, что не смог меня защитить?
– Мы порой забываем о том, что близкие жертв психологических травм сами переносят травмы. Возможно, будет лучше для вас обоих, если вы поговорите с психологом.
– Почему ты так настойчиво советуешь мне обратиться к психологу? Думаешь, что у меня разовьется какое-нибудь расстройство личности?
– Психологические травмы воздействуют на всех по-разному.
Шумно вздохнув, Ривер сказала:
– Ну, я скажу тебе вот что: все это определенно превращает наши отношения в туманную дымку.
Ярдли хихикнула. Ривер внимательно посмотрела на нее.
– Тебе следует чаще смеяться. На мой взгляд, ты делаешь это слишком редко.
– Временами кажется, что причин для смеха нет.
– Причины для смеха есть всегда, Джесс. Мы здесь для того, чтобы радоваться, а не чтобы платить по счетам до тех пор, пока не окажемся на кладбище.
Ярдли ничего не ответила. Эдди Кэл говорил ей практически то же самое, и от этого воспоминания по спине у нее пробежала холодная дрожь.
– Ммм… думаю, если ты собираешься еще немного задержаться, я принесу бутылку шардоне.
– С удовольствием. – Ривер заколебалась. – Я… если честно, я сейчас не хочу оставаться одна.
– И я тоже.