Однако юному Пенстивену не было суждено отправиться в тюрьму. Он до самого вечера просидел в комнате, затем съел скудный ужин и опять поднялся к себе – в самое дешевое место для ночлега во всем городе.
Прежде чем улечься, юноша целый час упражнялся с револьверами, тренируясь выхватывать их из кобуры. При этом он падал на пол, принимал самые разнообразные позы для стрельбы и мысленно обозначал выстрелы. Казалось бы, довольно странное времяпрепровождение для серьезного человека. Тем не менее Пенстивен упорно занимался, так, что с него пот лил градом. Затем разделся, обтерся у рукомойника губкой, смоченной холодной водой, и лег спать.
Тощий тюфяк оказался обыкновенным холстинным мешком, набитым соломой. Из него повсюду торчали острые соломинки, пробившиеся через ткань, которые безжалостно впивались в тело. Но Боб постарался сосредоточить внимание на одной-единственной звезде, заглядывавшей в окошко его каморки, и быстро уснул.
Проснулся Пенстивен, по своему обыкновению, на рассвете, вполне довольный, что проспал семь часов. Вскочив с кровати, облился холодной водой, насухо вытерся, торопливо побрился, оделся и вышел на улицу, где земля была все еще мокрой от росы.
Выйдя за окраину городка, он отправился в сосновый лес, где, не разбирая дороги, пробежал, по крайней мере, две мили, пока наконец не очутился на небольшой полянке. Там остановился, вынул оба револьвера и начал опять тренироваться. Выбрал четыре мишени, вышел на середину полянки и вообразил, что ему приходится уворачиваться от пуль, будто летящих в него со всех сторон от врагов, залегших на земле.
Прогремело десять выстрелов. Затем юноша перезарядил револьверы и отправился осматривать мишени. Шесть пуль угодили точно в цель. Два выстрела оказались не очень точными, а две пули и вовсе не задели мишеней!
Это его совершенно не устроило. Вернувшись понуро на исходную позицию, он проделал все сначала. Тренировка затянулась на час. Десять раз он полностью разряжал оба револьвера, с десятой попытки все пули попали точно в цель.
Однако Пенстивен все еще не был доволен. К тому же ему хотелось отработать и другие упражнения: например, быстро отбежать от цели и, обернувшись, выстрелить или же, убегая, броситься на землю и поразить ее в падении.
Он наметил ствол дерева сбоку от себя и стрелял по нему сначала проходя, затем пробегая мимо. И так повторил дважды. Затем выбрал сразу две цели – справа и слева. Этот трюк оказался самым сложным, потому что с разбега совершенно неожиданно и притом метко надо было выстрелить сначала в одну, а затем в другую сторону.
Результат оказался неплох, но все же не таков, какого ему хотелось бы, – его достижения остались на прежнем уровне. Однако за годы изнурительных тренировок Пенстивен научился не расстраиваться из-за временных неудач. Он давно понял: везение не может быть постоянным, но в каждом месяце обязательно выдается такой день, успехи которого с лихвой покрывают все предыдущие невезения. Он много работал и благодаря поистине спартанскому терпению все-таки почувствовал в себе силы совершить то, что стало делом всей его жизни.
Ему хотелось многое постичь. Ковбоем он не стал, но тем не менее, проявив завидную настойчивость и упорство, выучился ездить верхом, ловко обращаться с лассо, помимо всего прочего, прочитал много книг, а также провел некоторое время в глуши, овладевая искусством следопыта.
Все это получалось у него довольно неплохо, однако и до совершенства было еще далеко. Впрочем, Боб и не задавался такой целью, считая эти навыки второстепенными. Превыше всего он ставил умение отлично владеть винтовкой, ножом и револьвером – в особенности револьвером, и теперь мог запросто посоперничать в этом деле с кем угодно. Возможно, какой-нибудь гений, обладающий сверхметкостью, при случае и смог бы превзойти его, но только сам Пенстивен был уверен, что в жизни ему доведется не более чем один раз сойтись в поединке с достойным его соперником. Придя к столь обнадеживающему выводу, он и решил приехать в Маркам, чтобы попытать счастья.
Юноша присел на пенек, чтобы перевести дух, а заодно и обдумать сложившуюся ситуацию, когда неподалеку в ветвях сосны что-то зашевелилось. Затем стал виден темный силуэт, проворно спускающийся по сучьям вниз. Добравшись до нижней ветки, существо повисло на ней, готовясь спрыгнуть на землю, и только тогда ему удалось разглядеть, что это было вовсе не животное, а человек – хрупкий юноша в потрепанных штанах. Хотя нет, присмотревшись получше, обратив внимание на узкие плечики и очертания фигуры, Пенстивен с некоторым опозданием понял, что это девушка.
Она спрыгнула, приземлившись мягко, словно кошка, слегка подавшись вперед, готовая при необходимости перенести часть своего веса на руки. Однако этого не понадобилось. Затем выпрямилась, поправила старое сомбреро, надвинув его пониже на глаза, и сказала:
– Привет, стрелок!
Глядя на нее, парень терялся в догадках. На вид, казалось, ей лет восемнадцать, может, двадцать. У нее был большой подбородок и маленький носик – не красавица, но все же чертовски хороша, а к тому же, видать, не робкого десятка. Девушка походила на мальчишку-сорванца, и не только из-за своего странного наряда.
– Привет, – отозвался Пенстивен, заканчивая чистить и перезаряжать револьверы.
– Того запаса пороха и свинца, что ты расстрелял, хватило бы, чтобы добыть пропитание для целой семьи и сделать запасы на год, не так ли? – произнесла она.
– Если кто-то сможет подобраться к оленю достаточно близко, чтобы уложить его выстрелом из револьвера, то да, – согласился он.
– Я могу, – заявила девчонка.
– Ага! – воскликнул Пенстивен. – Верю, у тебя получится. Ты же легкая, как перышко.
Его насмешливый тон и благодушная ухмылка, похоже, смутили ее.
– Послушай, – она критически поглядела на него, стараясь изо всех сил казаться невозмутимой, – а кого ты собираешься убить? Ты так упорно упражнялся, что распугал всех белок.
– Уж, во всяком случае, не тебя, – буркнул Пенстивен. – Я не знал, что ты все это время сидела на дереве.
– Пока ты здесь тренировался, вон оттуда мог выйти кто угодно, и ему хватило бы одного выстрела, чтобы разнести тебе башку, – авторитетно изрекла она, кивнув в сторону зарослей. – Кем бы ни был твой враг, не позволяй ему отыскать себя в лесу, иначе он сожрет тебя с потрохами.
– Правда? – усомнился Пенстивен.
– Непременно, – подтвердила она.
– И каким же образом?
– Ладно уж, объясню, – согласилась девчонка. – Вот как ты ходишь. – Она прошлась перед ним, подражая его размашистой походке – широко шагая и размахивая руками; при этом с каждым шагом под ногами у нее хрустели сухие ветки и шелестела опавшая сосновая хвоя. Затем обернулась. – А вот как ходит человек, знающий лес, – и снова прошлась по тому же месту, но так, что шаги ее были совсем не слышны.
– Ладно, ходить ты умеешь, – признал Пенстивен.
– Нужно уметь видеть ногами, подобно тому, как летучие мыши видят крыльями, – пояснила девушка. – Вот чему тебе не мешало бы научиться прежде всего. Ты кто?
– Джон Чужак, – представился он.
– Чужак? – медленно повторила она. – Странный ты какой-то. Ведь это не настоящее твое имя?
– Конечно нет. Но в данный момент меня зовут именно так.
– Ну да, некоторые люди меняют имена, словно шляпы, – выбрасывают старые и выбирают новые, – растолковала она. – Но ты не похож на бандита.
– Пока нет.
– Выходит, ты пока что сам за себя? – уточнила девушка.
– В каком-то смысле да.
– Ясно. – Она понимающе кивнула. – Ты приехал на Запад в поисках свободы, независимости и тому подобной ерунды?
– Почему же это ерунда?
– Потому что свободных людей не бывает. Но ко мне это не относится.
– Имеешь в виду, что у любого человека есть какие-то свои привязанности?
– Ну да. Например, мать, жена, дочь, сестра, тетка, племянница или хотя бы кузина. То же самое относится и к мужчинам. Невозможно жить среди людей и не иметь совсем никаких обязанностей. Страшно подумать, какая это обуза!
– Как тебя зовут? – поинтересовался Пенстивен.
– Барбара Чужачка-Стилл.
– То есть Барбара Стилл? – с усмешкой переспросил Пенстивен.
– Можешь называть меня так, – разрешила она. – Я тоже пока еще сама за себя.
– Но зато утверждаешь, будто ты единственный свободный человек на всем белом свете, – напомнил он.
– Так и есть!
– Может, все-таки объяснишь поподробнее, если можно?
– Разумеется, можно. Если, конечно, ты сможешь уловить мою мысль. Идея такова. Когда девочка еще совсем маленькая – гораздо младше меня, – она всегда от кого-то зависит. Потом она вырастает и влюбляется, а влюбленная девица подобна мухе, попавшей в патоку. Сначала муха думает, что жизнь прекрасна, но потом, увязнув по уши, в конце концов погибает, объевшись сладкого. Я уже вышла из детского возраста, но пока еще не влюбилась; родственников у меня нет, я ни от кого не завишу, и никто не зависит от меня. Так что я самый свободный человек на свете.
– На словах, – заметил Пенстивен.
– На самом деле, будь уверен! – заверила она.
– А где ты живешь?
– Недалеко отсюда, за лесом. Вместе с мачехой.
– Ага, выходит, родственники у тебя все-таки есть, – поддел он ее.
– Некоторые мачехи порой могут сойти за родню, – серьезно ответила девушка, – но это не мой случай.