Девочке пять, на горках американских даже привычней,
нежели на земле, девочке десять, она еще видит сказ-
кой жизнь, где добро – и то говорит о зле, девочке бу-
дет пятнадцать или шестнадцать, можно любые выделы-
вать антраша, можно в любого сладко, светло влюблять-
ся, и целовать, последствия не страшась.
Девочке двадцать. В луна- и солнце-парки – к счастью
ли, к сожалению – не ходок, есть тезисы, утренняя за-
варка и где-то в сердце оборванный проводок. Девочка,
научившаяся бояться, дует на воду, обжегшись на моло-
ке. Выглядит это смешнее ноги паяца, запутавшейся
в змеином своем шнурке. Все, на что ей хватает ума
и силы – это писать записки, как в детсаду, а он не за-
метит, как же она красива. И встретится с ней не ранее,
чем в аду.
А я от страха девочку отучаю, я – её внутренний голос,
живая стать, долька заморского фрукта в дешевом чае,
я покажу ей, кем она сможет стать, стоит ей только
вспомнить, что там, в начале.
Девочке пять.