Глава 4

В этот день мы с Йонни вернулись домой гораздо позже обычного.

– Немедленно мыть руки и за стол! – зычно крикнул с кухни папа.

– Где вас носило? Откуда этот синяк? – ахала над нами мама, пока мы толкались у раковины.

– А у нас волшебные вратеньки! – тут же похвастался Йонни.

Я пихнула его в бок.

– У вас что ни день – волшебные вратеньки, – вздохнула мама и протянула полотенце. – Вечно сказки рассказываете – то на горке скучно, то в саду невкусно. Даже слушать не хочу ваши вратеньки. Скоро пора спатеньки! А вы ещё не ужинали.

И она ушла на кухню.

– Чего ты щиплешься? – уворачивался от меня Йонни, пока мы вытирали руки.

Ещё спрашивает! Ну что за ребёнок? Никакой тайны доверить нельзя. Договорились же: родителям ни звука. Пока мы усаживались за стол, хватали краюхи хлеба и впивались зубами в куриные ножки, я многозначительно пялилась на Йонни, чтобы он понял: хоть один пик про Малю – и я с ним больше не вожусь.

Я так напряжённо следила за тем, чтобы Йонни снова не открыл рот, что даже сначала не поняла, что родители обсуждают нашу горку.

– Вы там себе все штаны обдерёте. Вот выпадет снег, и покатаетесь. Чего вы сейчас туда лезете? – спросила мама раздражённо и обернулась к папе: – Ты бы посмотрел, не торчат ли там гвозди.

– Не надо! Не надо там смотреть, – испугалась я. – Мы с Оскари проверили: ничего нигде не торчит. Мы, честное слово, не порвём штаны.

– Там только Малю во вратики лазит, – сказал Йонни. – И он не порвал штаны.

– Значит, Малю аккуратный мальчик, – заметила мама.

– Да?! – удивился Йонни. – Он вообще-то и в мусорный бак…

– Оставь ты их, пускай, – по счастью, перебил его папа. – Мы в детстве в любое время года по такой горке лазили, и ничего – все выросли, стали людьми.

– Так ты тоже знаком с Малю? – удивился Йонни.

– Это давно было, я не помню, – растерялся папа.

А я пихнула Йонни ногой под столом и сделала такое выразительное лицо, что у братика чуть курица носом не пошла. Он закашлялся, и я от души постучала его по спине.

Когда мы отправились спать, я наконец-то дала волю чувствам: ухватила Йонни за руку и поводила кулаком прямо перед его носом.

– Кулакамба тебе! Ох ты нарвёшься, Йоонас Виртаранта. Велели же молчать!

– А я и молчал! Может же человек случайно что-то сделать?

И Йоонас тут же наступил на башню из лего, которую я так старательно строила накануне. И разрушил её до основания. Он всегда в своём репертуаре, как говорит папа.

* * *

Я ворочалась и не могла уснуть. Мне казалось, что мою голову просто распирает от мыслей. И как назло, не с кем поделиться.

Перед сном я так люблю пошептаться с папой. Он всегда меня понимает. Но сегодня я посмотрела на него умоляющими глазами: мол, просто поцелуй мой синяк и иди. Я уже сплю. Это чтобы случайно не выболтать нашу тайну. Ведь мы поклялись молчать про то, что нашли вратики, и про то, кто из них вылез.

Погасив Малю и подружившись с ним, мы отправились показывать ему окрестности. Потому что он вынул из кармана тяжёлые часы на цепочке, глянул на них и сказал:

– Время пыток! Мне срочно нужны впечатления.

Но впечатлениями в первую очередь переполнились мы от его рассказов. Малю тарахтел не переставая. То, что мы не могли проверить, правду он говорит или заливает почём зря, похоже, раззадоривало его больше всего.

Таких хвастунов мы не встречали. Даже младший Пуркунен, у которого мама в мэрии работает, ему в подмётки не годится.

При этом Малю строил рожи, подпрыгивал и вихрем вертелся вокруг нас. Он был похож на козлёнка, которого мы видели на ферме. Я не выдержала:

– Чего ты всё носишься?! Силы некуда девать?

– Так я же первый день тут у вас на белом свете! У!

И он с жаром метнулся от нас под горку и в три скачка вскарабкался обратно. Всё в нем так и кипело. Мне даже показалось, что вокруг него от трения нагревается воздух. Потом нам не раз приходилось убеждаться, что Малю – горячий паренёк.

– Знаете, как давно я хотел белый свет поглядеть? Не зна-а-а-аете. Сто лет! Я сто лет и так, и эдак крутил-вертел, всё мозговал, как бы на поверхность прошмыгнуть. Слыхом-то я слыхивал про ваш мир, да ведь пока сам не попробуешь – не поймёшь! У нас же там внизу ни слова правды. Все врут!

– А чего сто лет ждал?

– Не пускает колпак-то, – постучал он себе по лбу пальцем и посмотрел на нас так, как будто мы и сами должны были давно догадаться. – У нас там, знаешь, какая охрана? У! Мышь не проскочит.

– Какой колпак?

– Ну купол… Я не очень в курсе. Мы внизу сидим под таким колпаком, который нас от вас охраняет. И вас от нас. Так заведено. Мы же – просто изнанка белого света. Как если б шубу вывернуть шиворот-навыворот… Но колпак всё же прорехи имеет. По швам расползается, он древний.

– И вы тогда из этих щелей к нам выползаете? На белый свет? – Осси первым сообразил, что наш мир среди той братии принято называть «белым светом».

– Не-е, напрямик в щель не сунешься – колпак не пустит. Так обидно… Руку протяни – и вот он, свет, в дырку виден. А нельзя! У нас ведь два пути: или в готовые врата лезть, или свои строить. – Малю завздыхал. – А меня от всех врат гоняют. Знают как облупленного на каждых. Папаня не велел пускать, чтобы я бед не натворил.

– То есть, получается, у вас много таких… ворот в наш мир?

– У! Полно. Нет страны на белом свете, куда бы чёрт не протиснулся. Одни небольшие врата даже в Ватикане есть. А как же. Ну я потыркался туда-сюда – не пройти. Неподкупные все, черти. Даром что у нас цвет негодяйства собрался, а хватись – подлянку папане подстроить некому. Боятся. Вот я и соорудил небольшие вратики себе по мерке.

– Да ладно… Сам?!

– На хвост мне плюнь, если вру! Бродил долго, пока не высмотрел щёлочку, которую никто до меня не приметил. А щёлочка пришлась на вашу горку. Вот и сварганил свои личные вратики.

– Вратики – в смысле маленькие? Как Маленький Лю?

– Ну да.

И тут нас прорвало. Нам стало очень смешно. Вратики! Уж больно задавался Малю. Подумаешь – чёрт из пекла. Мы стали наперебой кричать:

– Вра́тушки! Врати́шки! Вра́теньки! Врату́льки!

– Ладно вам! Хорош смеяться! Как наподдам! – Тут Малю противно заверещал и завертелся с утроенной силой, а с его головы во все стороны покатились огненные спиральки.

Одна из них угодила прямо Йоонасу под ноги, я в последний момент успела дёрнуть его за капюшон и прижать к себе. Спиральки на асфальте шипели и потихоньку угасали. Мы больше не смеялись.

– Не злись так больше. Иначе мы не сможем с тобой играть, – сказала я.

– С тебя огонь летит, это опасно. Ещё подпалишь кого-нибудь, – сказал Осси. – Предупредил бы сразу, что ты такой нежный.

– Это я-то нежный?! Да я самый крепкий! Крепче меня никого нет! – опять заверещал Малю, но уже не так обиженно.

– Что ж ты тогда из-за ерунды такой фейерверк устроил? Уж и пошутить нельзя. Давай снова мир, – хлопнул его по плечу Осси.

Малю остановился, сцепил руки на груди, а губки поджал подковой. И медленно сказал:

– Ладно, разрешаю вам иногда подшутить надо мной.

– Нам твоего разрешения не надо, – сказала я. – Друзья шутят без разрешения. В этом смысл юмора.

– Я запомню, – кивнул Малю и хитренько сверк-нул глазами.

– А чего у тебя волосы-то тлеют? Тебе не больно от этого? – спросил Осси.

– Пффф, нисколько. У вас же бегут мурашки или встают волосы дыбом. У меня такие мурашки.

Я посмотрела на свою руку, где нет-нет да и топорщились волоски, когда было холодно или что-то сильно меня тревожило. Йонни расхаживал вокруг Малю, оглядывая того со всех сторон.

– А зажги ещё волосы, – попросил он.

– Вы что же, хотите меня снова разозлить?

– Не хотим! – быстро сказала я.

– Без злости не получится.

– Вот чёрт!

– Не поминай папу, – шепнул он вкрадчиво и засмеялся, увидев, какое впечатление производят на меня эти его слова.

Малю сразу приметил, что мне не по себе от мысли, откуда он родом. И он этим беззастенчиво пользовался, чтобы подразнить меня. Впрочем, он добавил примирительно:

– Сама же сказала: над друзьями можно подшутить.

– Тебя надо на Новый год во дворе запускать у ёлки, – сказал Йонни.

– Запускают петарды. Вот будет праздник зимой, мы с тобой запустим, да? – обняла я братца.

– И Малю?

– И Малю с нами. Только он будет тихо себя вести, а то все ёлки спалит, – сказала я с нажимом и посмотрела на Малю со значением. Я так всегда смотрю на Йонни, когда прошу его немедленно заткнуться.

– Лучше расскажи, как ты свои вратики соорудил. – Осси не терпелось узнать подробности, ведь он сам не свой, когда дело касается техники.

– Это потому что я умный! – заносчиво сказал Малю.

Поражаюсь, как у него меняется настроение – в один миг! Он надулся от важности и начал рассказывать:

– Мы проникаем оттуда, куда хода нет. Где люди что-то заколотили, навесили замки, крест-накрест забили. Или написали большими буквами: «Сюда нельзя». Вот тут нам раздолье. Чёрт оттуда прёт, откуда люди его меньше всего ждут. Из чувства противоречия. Мы ж поперечные все. Несусветные!

Он почесал себе макушку, которая нисколько не пострадала от его огненных завитушек, горделиво приосанился и продолжил:

– У вас кто-то решил, что эта дверца на горке не нужна, и закрыл крест-накрест верёвками.

– Это ведьма Лунд! – ахнула я.

Так и знала, что она чертовской породы.

– Возможно. Я и рассмотрел снизу. Понимаете? Тут важно совпадение! Чтобы в колпаке снизу образовалась щель, а у вас кто-то в этом месте проход закрыл. Черти на таких местах и строят свои врата. Только к ним нужно проложить туннель. Просто подойти и в щель протиснуться – так нельзя. Колпак не пустит.

– Какой несговорчивый колпак.

– У! А вы думали! Если бы он был сговорчивый, в мире давно всё перемешалось бы. – Малю подхватил прутик и начал рисовать на земле схему. – Без туннеля не попасть. А туннелем может служить что угодно, но обязательно что-нибудь гадкое. Носок тинейджера – один из самых вонючих туннелей. Канализационная труба у ленивого слесаря. Язык хамелеона подойдёт, но придётся всякий раз ловить навозного жука и лепить его на дверь, чтобы хамелеон выстрелил туда языком. Главные врата ада – самые простые. Туннель внутри печи проложен, идёшь по углям. А угли – это бывшие слёзы тех, о ком никто не помнит. Такие слёзы высыхают и колют босые пятки, как морские ежи.



Малю бросил прутик, и Йонни быстро пририсовал хамелеону на голову большую бабочку.

– Ну а я добыл динозавра, – продолжал Малю. – Прислонил к щёлке. Дверцу сколотил из крышки старого гроба. Зашёл в глотку, поплутал по кишкам, и вот таким манером вышел на вас.

– Ты хочешь сказать, что вратики – динозаврова попа? – уточнила я.

– Вообще-то да.

– Какой кошмар…

– Это ад, дорогая моя. Что ты хотела – радугу? Черти – они из другого места.

– Ну не знаю. Какую-нибудь канатную дорогу над пропастью, а внизу бегают гиены. Огненные.

– А у тебя неплохо с фантазией! В следующий раз воспользуюсь этим предложением. Но пока у меня просто самый обыкновенный динозавровый дымоход.

– А если динозавр… тронется с места? – предположил Осси.

– Соображаешь, что говоришь? У нас там подвижных динозавров нет. Они ж вымерли давно.

– Но кишки же! Фууу… – Я вспомнила, что трогала стенку ладошкой. – Это же ужас до чего грязно! И вонизма, наверное.

– Ты дверь открывала? Какая вонь? Где вонь? – возмутился Малю. – Там давно всё пропеклось вековыми огнями! Курицу в духовке видала? То же самое. Ни микробчика! Кристальные кишки. Плутать по ним, правда, долго.

– А закрыть ваши двери можно? Чтобы черти по белому свету не шастали, – уточнил Оскари.

– Проще простого. Надо плюнуть на порог. Люди об этом не знают, а то бы давно всё позакрывали.

– А где ваши главные врата?

– Не скажу. Чтобы вы туда не ходили. Ещё провалитесь, потом выковыривай вас!

Но выковыривать, по меткому выражению Малю, нам вскоре пришлось его самого.


Загрузка...