– Все они одинаковые, моя вон к Тибоду зачастила, говорит что масло у него доброе, а то я не вижу, как она на него смотрит, – разбудил меня хриплый голос, донесшийся снизу. А затем его сменил глухой стук и противный скрежет дерева о камень.
– Точно это окно? Больно высоко, – с сомнением пробормотал второй голос, заглушаемый шарканьем ног по мостовой.
– Лимка за пять медяшек сказала, а эта врать не будет. Она у них третий год в судомойках.
Приподнявшись на локте, я посмотрела на дочерей, но их постели оказались пусты. Лорен и Амели замерли у окна и с предвкушающей улыбкой наблюдали за чем-то внизу.
– Что происходит? – тихо спросила, отбросив тонкое одеяло и, поднявшись с кровати.
– Наши вчерашние знакомые решили нанести визит, – шепнула Лорен, указав на грубо сколоченную деревянную лестницу, упирающуюся в стену под нашим окном. – Сейчас заберутся наверх, и я её сброшу.
– Погоди, – прошептала Амели, лукаво сверкнув глазами. – У меня есть кое-что получше. Готовила ароматное облако, да только с хемисом перестаралась… Три дня пришлось оттирать зеленые пятна с рук.
– Неужели та дрянь… – недоговорила Лорен, мгновенно уловив замысел сестры.
Амели тем временем бесшумно скользнула к своей дорожной сумке, достала небольшой мешочек из вощеной ткани и, прицелившись, метнула его вниз. Раздался глухой хлопок, похожий на лопнувший пузырь, а воздух мгновенно наполнился удушливой смесью запахов гнилых яблок и тухлых яиц.
– Чтоб тебя! Что за… кха-кха… – испуганные возгласы незадачливых визитеров потонули в надрывном кашле. А через мгновение послышался топот тяжелых сапог грузного охранника.
– А ну пошли прочь! – раскатистый бас эхом отразился от стен. И в ту же секунду дверь нашей комнаты с оглушительным треском распахнулась, едва не слетев с петель. А на пороге замер встревоженный Говард, сжимая обнаженный клинок, тускло блеснувший в полумраке.
– Что случилось?
– Ничего необычного, – успокаивающе произнесла я, махнув рукой в сторону окна, где все еще клубилось зеленоватое облако. – Девочки просто проучили незваных гостей. Будьте уверены, сегодня они нас больше не потревожат. Так, а теперь всем отдыхать – до рассвета осталось совсем немного.
– Хм… все же проверю обстановку внизу, – задумчиво протянул капитан, вкладывая клинок в потертые ножны…
После его ухода мы внимательно осмотрели хлипкую дверь. Единственный гвоздь, на котором держалась старая задвижка, угрожающе шатался в рассохшемся дереве. Пришлось придвинуть к входу дубовый стол, чьи ножки жалобно скрипнули по деревянному полу. Не самая надежная защита, но лучше прогнившей щеколды.
После всех волнений, как ни странно, мы быстро погрузились в сон. Усталость последних дней взяла своё, и едва наши головы коснулись пропахших лавандой подушек, как комната наполнилась размеренным дыханием. И даже доносившиеся снизу приглушенные голоса постояльцев и скрип половиц в коридоре не могли нарушить наш чуткий сон…
Тихий стук в дверь невольно заставил меня вздрогнуть. Рывком поднявшись с кровати, я поспешно накинула дорожное платье, отметив, что дочери уже затягивают тесемки на своих нарядах. С усилием отодвинула тяжелый стол, служивший ночной преградой, и распахнула дверь.
В полумраке коридора, освещенного лишь тусклым светом зарождающегося дня, стояла хозяйка таверны. Её румяное лицо подрагивало от едва сдерживаемого смеха, а в карих глазах плясали озорные искорки.
– Леди Элизабет, к вам посетители. Прощения, значится, просить пришли.
– Хм… хорошо, мы скоро спустимся, – ответила я, живо представив себе последствия ночного происшествия.
– Ага, передам, – не сдержавшись, фыркнула хозяйка и поспешно скрылась за поворотом лестницы, откуда донеслось приглушенное хихиканье.
– Поторопимся, – произнесла я, старательно игнорируя сдавленный смех дочерей. Быстро умывшись прохладной водой из медного умывальника и собрав немногочисленные пожитки в потертые дорожные сумки, мы направились вниз.
В просторном зале, где смешивались аппетитные ароматы свежеиспеченного хлеба, травяного отвара и подгорающей каши, нас ждало занятное зрелище. У дальнего стола, подальше от любопытных взглядов других постояльцев, переминались с ноги на ногу вчерашние задиры, чьи лица, руки и даже волосы отливали ярко-зеленым цветом.
– Эм… простите нас, благородные госпожи. Мы вели себя недостойно, – первым заговорил Ден, опустив покрытое зелеными разводами лицо. Его руки, испачканные тем же цветом, нервно теребили край потрепанной рубахи.
– Да, прощеньеца просим, – пробормотал Алфи, с опаской поглядывая на нас. Его рыжая борода приобрела болотный оттенок, а на лбу виднелись следы от усердного оттирания. – Скажите, как это смыть? Чем только не пытались – и песком, и золой, и щелоком. Даже речной тиной… Ничего не берет, только хуже становится.
– Разведите с теплой водой и мятным отваром. К вечеру все сойдет, – проговорила Амели, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. И, протянув маленький флакон с прозрачной жидкостью, добавила: – И впредь будьте осмотрительнее в своих намерениях. В следующий раз зелень может оказаться очень стойкой.
– Благодарствуем, – выдохнули в унисон задиры, прижимая к груди заветный флакон. Они, словно воры, крадучись вдоль стен таверны и пригибая зеленые макушки от любопытных взглядов прохожих, поспешно скрылись в темном переулке.
– Приказать, подать завтрак, госпожа? – радушно спросила хозяйка, вытирая пухлые руки о накрахмаленный передник. – У нас сегодня чудесные булочки с медом, прямиком из печи.
– Благодарю, но нам пора в путь, – отказалась я, желая очутится как можно дальше от границы.
– Тогда позвольте собрать вам в дорогу, – настояла женщина, взмахом руки подзывая молоденькую служанку с веснушчатым лицом. – Еще никогда я так не смеялась! Теперь эти охальники дважды подумают, прежде чем руки распускать. Да и другим наука будет.
– Кстати, о руках, – задумчиво произнесла я, внимательно наблюдая за хозяйкой таверны. – Некая Лимка, что трудится у вас посудомойкой, за пять медяков указала им нашу комнату.
– Что?! Лимка! А ну живо сюда! – тотчас рявкнула женщина, ее лицо мгновенно потемнело от гнева, а взгляд метал молнии.
– Госпожа… – жалобно пискнула краснощекая девица, испуганным истуканом застывшая у чана с посудой. Она через секунду, выронив глиняную миску, горной козой метнулась к черному ходу.
– Вот же дрянь неблагодарная! – выругалась хозяйка, обводя грозным взором притихших служанок. – Уж простите, госпожа, отродясь такого не было.
– Понимаю, – натянуто улыбнулась, принимая от расторопной подавальщицы сверток с едой. Мы, попрощавшись с радушной женщиной, поспешили во двор. И вскоре, удобно устроившись кто на телеге, а кто верхом, тронулись в путь, оставляя позади гостеприимную таверну.