По национальности я русская, но еще мои прадеды переселились в Эстонию, там я и родилась. Семья наша была религиозная, в школах в то время преподавали Закон Божий; я верующая с того момента, как себя помню.
В детстве я была веселой и энергичной, много шалила с подружками, но в десять лет у меня неожиданно заболела левая нога в голеностопном суставе. Вначале боль была незначительная, но постепенно она стала усиливаться, и родители показали меня врачу.
Он немедленно уложил меня в постель, назначил лечение, но лучше не стало.
Утомленная долгим лежанием, я попробовала ходить, ведь я была еще ребенком, хотелось поиграть, побегать. Но оказалось, что от резкой боли я не могу стать на ногу. Заказали костыли, и я начала ходить только с ними.
Днем нога болела терпимо, но по ночам я мучительно страдала и так кричала, что никому не давала спать.
Кончилось тем, что родители отвезли меня в Тарту и поместили в больницу, где меня лечили опытные врачи и профессора. Я пролежала в ней несколько месяцев, не получив никакого облегчения.
Наконец, в одно страшное для меня утро к моей кровати подошли два врача и принялись ласково, но очень настойчиво уговаривать дать согласие на ампутацию ступни, так как вылечить ее невозможно. Если же я откажусь от ампутации, нога может заразить весь организм.
Слушая врачей, я сразу представила себе, как сделаюсь калекой и буду ходить по городу без ноги. Калек я боялась с самого раннего детства, они мне внушали ужас и такое непреодолимое отвращение, что при виде их я убегала. Поэтому, когда врачи умолкли, я начала отчаянно плакать… Они испугались и старались успокоить меня, но я плакала безутешно, а когда приехали родители, потребовала, чтобы меня немедленно увезли домой.
– Ты опять будешь кричать по ночам от боли, – сказал отец.
– От меня никто не услышит ни одного стона, – пообещала я и сдержала слово. Мне тогда было двенадцать лет.
Вернувшись домой, я редко встречалась с подружками, а больше сидела или лежала дома и читала. Книги мне приносил наш знакомый батюшка, отец Василий. Особенный интерес вызывали у меня описания чудесных исцелений. По ночам, когда боль в ноге доводила меня до того, что я зарывалась лицом в подушку, чтобы никто не услыхал моих стонов, я думала о том, что попрошу родителей повезти меня в Пюхтицу к чудотворному образу Царицы Небесной и там буду молить Ее исцелить мою ногу.
С наступлением весны мое состояние ухудшилось, но я продолжала вставать с постели, убирала комнату, выходила в наш садик, только на улице старалась не показываться, боялась, что из-за костылей кто-нибудь назовет меня калекой.
Лето подходило к концу; наступил Успенский пост, и начались разговоры о приближении праздника в Пюхтице.
В то время из многих городов и сел, находившихся не очень далеко от монастыря, шли туда к Успенову дню крестные ходы. Собирался народ, брали иконы, хоругви и вместе с духовенством шли пешком на праздник к Царице Небесной. Некоторые ехали сзади шажком, кто на подводах, а кто в экипажах, и подвозили уставших или больных. Народ пел молитвы, псалмы. В лежащих на пути селах останавливались и служили молебны; к пришедшим присоединялись местные богомольцы со своей святыней, и, как ручейки в реку, в крестный ход вливались новые массы людей, и к Пюхтице он подходил мощный, растянувшись по дороге длинной извилистой лентой.
Такие крестные ходы шли из разных мест, и в конце концов вокруг монастыря и в его ограде собиралось огромное количество паломников. Из нашего города крестный ход выезжал на пароходе до Сыренца, а оттуда шел двадцать пять километров пешком в монастырь.
К этому времени у меня созрело твердое решение не ехать в Пюхтицу поездом, как я думала раньше, а идти вместе с нашим крестным ходом. Я полагала, что родители одобрят мое желание и пойдут вместе со мной, но они решительно отказались, ссылаясь на то, что у них нет лишних денег. Тогда я пошла к своей бабушке, попросила у нее крону и уехала с крестным ходом одна. На пароходе я встретила отца Василия с матушкой и очень им обрадовалась.
Доплыв до Сыренца, мы вышли на берег, и я, став на костыли, пошла с народом. Но, пройдя, надо полагать, километр, начала отставать. Моя нога к тому времени уже не могла становиться на всю ступню, пронзающая боль не давала этого, я ставила ее боком, вывернув подошву внутрь. Когда я стояла и горестно думала, как пойду дальше, со мной поравнялась подвода, и сидевший в ней дедушка предложил довезти до обители. Меня будто кольнуло в сердце: сесть и ехать? А как же мое решение идти пешком? Я поблагодарила, собрала все силы и пошла…
Не было ни одной подводы, ни одного экипажа, из которых бы не раздавались голоса людей, приглашавших меня сесть к ним. Я всех благодарила и, прикусив губы, шла, шла, шла…
Вечером мы подошли к Овсову. Там стояла часовня. Я села на ее ступеньки и почувствовала: «Все… Дальше двинуться не могу ни на один шаг».
– Надюша, – уговаривали меня отец Василий с матушкой, – пойдем к нашим знакомым, если не можешь дойти, мы тебя донесем. Там вымоешь ноги, покушаешь и ляжешь в теплую постель.
Я не согласилась. Мне было так плохо, что я знала – если лягу, то уже больше не встану. Лучше просижу на ступеньках всю ночь, а завтра, если не смогу идти, поползу в Пюх-тицу. А нога сильно распухла и неподвижно, как бревно, лежала передо мной.
Кто-то из богомольцев дал мне поесть, чья-то добрая душа укутала теплым платком, и я уснула.
Утром меня снова накормили, я помолилась, взяла костыли и пошла. Нога отдохнула, и я шла бодро, но чем ближе к Пюхтице, тем становилось труднее. Наступать на ногу я уже не могла, а тянула ее по земле, отстав от самых отстающих. Дороге же, казалось, не будет конца.
Но вот показались первые домики Пюх-тицы и блеснул крест на церкви преподобного Сергия. Теперь только подняться в гору, и я буду в монастыре. Все, с кем я вышла из Ов-сова, давно уже, верно, молились в соборе, а я только вползла в заполненную народом монастырскую ограду и села прямо на землю, потому что все скамейки были заняты.
Отец Василий разыскал меня.
– Мы опоздали, – сказал он, – литургия давно началась. Когда она окончится, к источнику пойдет крестный ход. Я тебе советую: не ожидай всех, а иди к источнику сейчас, чтобы в такой огромной толпе тебя не затерли.
– Нет, пойду со всеми.
Я очень устала, но, как только раздался колокольный звон и из дверей собора вышли духовенство и люди с носилками, на которых был установлен чудотворный образ Царицы Небесной, я ощутила прилив сил и пошла с богомольцами.
– В Рождестве девство Сохранила ecu, – звенели голоса монахинь.
– Во Успении мира не Оставила ecu, – мощно подхватил народ. И под звон колоколов, под пение людей образ будто поплыл над морем человеческих голов.
Светило солнце, переливались драгоценные камни на окладе, качались цветы, украшавшие образ, а он плыл и плыл, как золотая лодка, и мне показалось, что это не икона, а Сама Царица Небесная и что я должна скорей, пока Она еще здесь, выполнить все задуманное мною.
Вы спрашиваете, молилась ли я в это время? Не знаю, что вам на это ответить… С того момента, как врачи сказали, что у меня костный туберкулез, и предложили ампутацию, я мысленно была с Царицей Небесной. Это не значит, что я все время молилась, нет, но я думала о Ней, жаловалась Ей. Я вам уже рассказывала, что по ночам меня изводили сильные боли, так вот, мне тогда часто казалось, что Она была где-то близко…
Стечение людей на празднике было такое большое, что идущие в начале крестного хода уже подошли к часовне и там начался молебен, а идущие в его конце еще не вышли из ограды…
Я доплелась до источника, когда там уже все окончилось и крестный ход повернул обратно. Возле часовни толпилось много людей, я с трудом протиснулась к небольшому бассейну, в который стекала вода из источника. Отец Василий поджидал меня возле него.
– Разуй, Надюша, ногу, а я буду поливать ее водой.
Я сбросила пыльный башмак, сняла чулок, поставила ногу на землю, а отец Василий черпал кружкой воду из бассейна и лил на нее. Я старалась сделать так, чтобы подошва стала не боком, а прямо, но от боли это не удавалось. Я помогала рукой, выпрямляя ступню, а отец Василий, не останавливаясь, поливал ногу.
Наконец, вся подошва коснулась земли, я нажала на нее что было силы и, странно, не ощутила боли. Нажала еще… Нога не болела. Я твердо стала на нее, притопнула. Боли нет… Шагнула – идет свободно… Вынула из-под рук костыли, попробовала идти без них – могу. Обошла часовню… Ноги шли так, как ходили до болезни. Тогда я прислонила костыли к стене часовни и пошла в собор.
Что я чувствовала? Не могу передать… Я была как бы не в себе и только по временам принималась вертеть левой ногой: не появится ли знакомая острая боль. Но нога была такой же здоровой, как раньше.
Три дня после этого я не могла есть, даже вид пищи был мне противен.
Когда наш крестный ход отправился в обратный путь, я пошла с ним.
В городе народ встречал нас, среди встречавших была и мама. Увидев, что я без костылей, она заплакала и бросилась ко мне. Когда успокоилась, сказала:
– Твоя вера, Надюша, оказалась сильнее моей.
С того времени много лет прошло, но нога у меня, слава Богу, никогда больше не болела; а я каждый год приезжаю в Пюхтицу на Успенов день.