Моя жизнь – это бокс. Я тренируюсь, чтобы побеждать. Я ем, чтобы побеждать. Я сплю, чтобы побеждать. Мне почти тридцатник. Шестнадцать лет в боксе. Больше семи лет – абсолютный[1]. В последние годы понял, что теряю ко всему этому интерес. То, что кормило меня всю мою жизнь, больше не насыщает. Не дает той яркости и остроты, которыми все это время горел. Не заряжает. Чего-то не хватает. Критически, тотально и непрерывно.
Говорят, сильный мужчина ищет сильную женщину. Крайне странное, как по мне, заявление. Сильная мне не нужна. Готов и дальше сам все тащить. Свою женщину, в том числе. Трудно остановиться, когда раскачан на максимум. Душа и тело стремятся в работу. Не хватает топлива – живых эмоций. А сильные женщины, как правило, в этом плане опустошены так же, как и я.
Бокс контузит не меньше войны. Это многолетняя борьба. Привычка гасить человечность, какие-либо страхи и эмоциональность укореняется. Незаметно перетекает в повседневную жизнь. В процессе не замечаешь, осознаешь уже по факту, когда пробить наращенный и загрубевший панцирь уже нереально.
Полина. Принцесса Аравина. Вижу ее, и вот он – выброс адреналина. Та самая искра, что инициирует работу всех внутренних систем. Она воскрешает омертвевшие ткани чувствительности. Она взрывает. Она заряжает. Потому что именно она – не бокс, как оказалось – мой двигатель внутреннего сгорания. Мой эмоциональный резерв. Мое топливо. Мой инерционный толчок.
– Ты слишком долго один, – не раз говорил отец. – Ожесточился сверх меры.
– Бокс не должен быть конечной целью, – поддерживал Егор Саныч, отец Полины.
Все на свете можно выбрать, поменять, выбросить. Все скоротечно. Только не свой источник энергии.
– Волнуешься? – нахожу ладонь Полины сразу после того, как глушу мотор во дворе дома ее родителей.
Она вздрагивает. Знаю, что в первую очередь именно на прикосновение реагирует. И меня, безусловно, такая отзывчивость вставляет. Нравится смотреть на нее, трогать и получать те самые эмоции. Второй день на адреналине. Еще толком ничего не получил, а закипаю. Подобного не помню со времен своей первой Олимпиады.
– Угу, – признается Полина.
Искренность – вот, что еще я в ней ценю. После фальши и игривого притворства, которыми пропитан весь этот гребаный мир, принцесса Аравина – глоток чистого горного воздуха.
– Ничего не говори. Я сам все решу.
– Угу… Хорошо… Но папа в любом случае будет в шоке. Уверена, что новость о нашей женитьбе произведет эффект взорвавшейся бомбы.
– Не выдумывай. Пошли, давай.
Покидаем салон автомобиля вместе. Ловлю ее подрагивающую ладонь уже на входе в дом. По дороге своим звонил, очень удачно, они как раз оказались в гостях у Аравиных. Кроме того, должны быть Рейнеры и Саульские. Отлично, я бы сказал. Всем сразу объявим, чтобы потом без лишних вопросов в адрес Полины обошлось.
Застаем всех в гостиной. Сидят по диванам, оцепив мощным квадратом периметр. В каком-то диком для них молчании – выжидают.
Егор Саныч только бросает взгляд на наши сплетенные руки и разражается:
– Твою мать… Так я и знал!
Крепче сжимаю ладонь Полины. Незаметно оцениваю состояние. Бледная, как полотно. Важно, чтобы не отключилась. В остальном вывезу сам.
– Господи… – выдыхает будущая теща.
Сходу непонятно, радость это или просто удивление.
– А я говорила, что кольцо помолвочное! – восклицает тетя Юля. Хлопает в ладоши и смеется так открыто, так звонко, будто ей не больше, чем Полине, а у самой, между прочим, уже внуки в наличии. Уникальная женщина. – Ай да Миша Тихомиров! Ох, каков!
– Так это что… Я начинаю новую книгу? – оживляется моя бабуля.
Отец беззлобно зовет ее песцовым летописцем. На самом деле она писатель художественной литературы. Вся наша женская линия ее читает, даже Полина. Однажды напала на бабулю с претензиями за плохой финал какой-то истории и вытребовала бонус.
– Полина!!! Принцесса, блин, Аравина! Почему ты мне не сказала? – верещит, подскакивая, Мира. – Миша?! Миша! Офигеть просто!
– Поздравляю! – умнее всех, как обычно, тетя Наташа.
Ее муж и Саульский подтягиваются, а вообще у обоих такой же вид, как у меня – скорее бы все закончилось. Молчат лишь мои – и мама, и отец. Думаю, раньше всех догадались, потому удивленными вообще не выглядят. Качают головами и смеются.
– Браво, – выдает, наконец, мама.
– Когда? – отходит от первого шока Егор Саныч.
– Час назад подали заявление, – спокойно отвечаю я. – На второе августа назначили торжественную роспись.
– Твою мать… – снова сокрушается будущий тесть. Подаваясь вперед, без всяких кривых заходов спрашивает: – И когда это началось?
Сказать, что вчера, я не могу. Поэтому мой ответ звучит размазано:
– Не так давно.
– Мне нужна точная дата, – настаивает Аравин.
– Господи, Егор! – одергивает его жена. – Сейчас это абсолютно неважно. Да и неуместно. Детей поздравлять нужно, – поднимаясь, идет к нам.
Егор Саныч тоже встает, но в его намерениях я сильно сомневаюсь. Не спускаю глаз, пока все близкие по очереди подходят к нам с Полиной и, обнимая, оставляют какие-то пожелания или напутствия.
Честно признаться, я бы всю эту муть с радостью промотал. Но, увы, возможности такой нет. Поэтому я просто настраиваюсь на итоговый результат и молча выдерживаю бессмысленную экзекуцию.
– Молодец, сын, – одобрительно хлопает меня по плечу отец.
Мама со слезами на глазах просто обнимает – Полину, а потом и меня.
Егор Саныч тягостно выдыхает. Кажется, это понимание неизбежности и принятия. Держу его взгляд, чтобы не пытал им Полину.
– На два слова, чемпион, – все еще резко указывает на дверь своего кабинета.
– Папа… – протестует принцесса.
– Нормально, нормально, – быстро перехватывает ее Стася Романовна. Смотрит при этом на мужа. Знаю я этот немой диалог, между своими не раз ловил. – Пусть идут. А мы пока на стол накроем. Ужинать пора.
– Рано же еще, – замечает Полина резонно.
– Ничего, ничего… Раньше сядем, раньше встанем. Да и на сытый желудок лучше думается.
Тяжело разрывать зрительный контакт с Полиной, потому что она меня не отпускает. Едва заметно киваю, заверяя, что все контролирую. Радуюсь наличию большого количества женщин, уводят все-таки мою принцессу.
– Удачи, – хлопок по плечу от отца, словно перед боем.
На самом деле ему, кажется, весело. Ну, конечно, он-то поход Эвелины в ЗАГС давным-давно пережил. С Мирой, я думаю, уже готов. У Аравиных же все холостые, а Полину они до сегодняшнего дня, невзирая на возраст, и вовсе считали ребенком.
Иду за будущим тестем, напоминая себе, что на моей стороне закон и слово принцессы. Препятствовать нашей свадьбе никто права не имеет. Даже ее любящий, застигнутый врасплох отец.
– Она беременна? – сухо выдает Егор Саныч, едва мы занимаем кресла друг напротив друга.
Взглядом давит. Я хладнокровно принимаю. Этот ритуал нам обоим хорошо знаком.
– Нет, – отвечаю спокойно. Ни дыханием, ни тоном внутреннего накала не выказываю. – В этом плане не тронута.
– Вот и отлично, – заключает Аравин после паузы.
Сейчас этот факт, вполне очевидно, большую часть напряжения снимает. Я, безусловно, умалчиваю, что собираюсь сделать его дочь беременной сразу после ЗАГСа. Это только между нами. До августа планирую практиковаться. Хочу, чтобы Полина как можно скорее привыкла ко мне, высвободила свою природную чувственность и отбросила всякую скованность. Никаких границ и барьеров между нами не будет.
– До свадьбы никакого секса, – обрывает Аравин полет моих мыслей, выставляя, судя по тону, непоколебимое условие.
Снова скрещиваемся взглядами. Тишина, пропорционально двухстороннему давлению, затягивается. Быстро перебираю в мыслях все доступные варианты отразить удар. И так же быстро понимаю, что это тот редкий случай, когда мне, привыкшему валить, как танк, придется уступить.
– Понял, – выдаю свое сдержанное согласие.
И клубящееся в воздухе напряжение почти полностью растворяется.
– Ты хороший парень, Миша. Когда-нибудь… – выговаривает Егор Саныч с несвойственной ему ворчливостью. – Лет через пять, я был бы только рад. Но, мать твою, Полине всего восемнадцать! Зачем так рано? Ей бы еще учиться, реализовать свои планы, наслаждаться юностью…
– Мне тридцать, – с тем же спокойствием напоминаю я.
Аравин поджимает губы и в каком-то непонятном эмоциональном движении качает головой. Думаю, понимает прекрасно. Старается принять.
– Я дам ей все, что смогу, – выношу, как клятву.
Тогда Егор Саныч кивает и, наконец, выдыхает:
– Благословляю.
[1] Здесь: абсолютный чемпион мира – боксер, обладающий титулами чемпиона мира по всем значимым версиям боксерских организаций.