– Ты как обычно? Или все-таки что-то существенное будешь?
Миша останавливает на мне взгляд, и я не могу не реагировать. По голым плечам рассыпаются мурашки, он, совершенно точно, замечает. Я, поежившись, делаю вид, что в зале из-за кондиционера слишком холодно.
– Час назад завтракала. Не голодная.
– Значит, все-таки мороженое? – вскидывая брови, выразительно смотрит на мои плечи. – Попросить плед?
– Нет, мне нормально, – заверяю я, чувствуя, как щеки наливаются жаром. – Это на контрасте. Сейчас адаптируюсь.
– Так, может, чай?
– Нет. Мороженое, – почти требую. Опомнившись, смущенно добавляю: – Пожалуйста.
Тихомиров не улыбается. Из душа он в принципе вышел какой-то чересчур серьезный. Нет, Миша, конечно, сам по себе серьезный. Однако сейчас выглядит каким-то прямо-таки хмурым. И мне от этого становится страшно. Что он собирается сказать мне? Почему так важно обсудить все до того, как остальные узнают о нашем решении пожениться?
Начинаю бояться этого разговора. Но, увы, его уже никак не избежать. Делаем заказ, официант уходит, и Миша вновь сосредотачивает на мне тот самый чрезвычайно серьезный взгляд.
– Ты в курсе, я много времени провожу за границей. Надеюсь, понимаешь, что должна будешь находиться там же, где и я?
– М-м-м… – жуя губу, отвожу взгляд. – Да. Понимаю.
Я, безусловно, всеми конечностями поддерживаю этот вариант. Быть все время с Мишей – что может быть лучше?
– Как решим вопрос с твоей учебой?
– Ну… Я же продолжу учиться? – мямлю, будто у меня уже своего мнения нет. Сама на себя злюсь. Поэтому, прежде чем Тихомиров успевает отреагировать, добавляю: – Сейчас весь мир юзает дистанционку. Я могу рисовать в любой части света. Оформлю нужные документы, и вуаля.
Улыбаюсь, но Миша и тут меня не поддерживает. Скользнув взглядом по моим плечам, возвращается к лицу и фокусируется на глазах.
– Не заскучаешь?
Мне кажется, что под таким давлением я физически не способна разорвать этот контакт.
– Почему я должна заскучать? Я же буду тренироваться, рисовать… И наслаждаться твоими победами. Это все, что я люблю.
Тихомиров прищуривается, и я вдруг думаю, что в чем-то проигрываю ему. Сама не знаю, в чем… Мысль мелькает и ускользает. Я пытаюсь дальше улыбаться, но дыхания не хватает.
– Родители, Мира, друзья – все останутся здесь.
– Я это понимаю, Миша, – заверяю чуточку резче, чем следует. Эмоции выстреливают, в какой-то момент не способна с ними совладать. – Не понимаю только, чего именно ты ждешь?
Вцепляюсь в него взглядом так же, как и он в меня. Кто-то другой непременно, хотя бы на пару секунд, разорвал бы этот контакт. Кто-то, но не Непобедимый. Одним лишь взглядом он четко дает понять, кто в нашем союзе будет главным. Меня это не пугает. А почему-то заставляет трепетать. Выдерживая «лицо», торможу дыхание. Но где там! Тщетно. От Миши Тихомирова я ничего не могу скрыть.
Грудь резко вздымается на вдохе и так резко опадет на выдохе, что я буквально чувствую, как критически съезжает топ. Опустив взгляд, смущенно его подхватываю. Миша даже в этот момент не отводит взгляд. Смотрит непрерывно, не давая мне продохнуть свободно. В один миг его глаза становятся мутными, будто пьяными. При свете дня эту клубящуюся темноту особенно отчетливо видно. И если вчера меня от него периодически било током, то сегодня этот процесс кажется бесперебойным.
– Я свою позицию четко и открыто выразил, – приглушенный и сипловатый голос Тихомирова ложится на мою стянутую дрожью кожу, как патока. После озноба сразу же жарко становится. – Мне нужна жена. И я хочу, чтобы ею стала ты.
Не сразу понимаю, что в этой фразе меня настораживает. Инстинктивно за что-то цепляюсь, но не могу раскрутить.
– Ты сказал, что есть еще что-то важное с твоей стороны… – взволнованно шепчу я. – Что? Что ты собирался мне сказать?
Официант приносит мое мороженое и кофе для Миши, но, похоже, ни ему, ни мне до этого нет дела. Держим напряженный контакт, пока обслуга не удаляется.
– Год назад я получил серьезную травму, – говорит Непобедимый, как только мы остаемся одни.
– Я помню, – участливо киваю.
Как не помнить? Узнав, что Тихомирова после боя готовят к операции, чуть с ума не сошла. Отказывалась улетать в Москву. Даже истерику успела устроить, потому что меня в больницу к нему не сразу пустили. Лишь на второй день удалось прорваться, когда Мишу перевели из реанимации в палату.
– Не все знаешь. Никто не знает.
– Что это значит? – грудь разбивает тревога, и голос выдает меня.
– Вы все улетели, я еще месяц в клинике провалялся.
– Да… – неуверенно тяну я.
– Черт меня дернул подписаться на полное обследование.
– С тобой что-то не так? Что-то серьезное? – выдыхаю со слезами на глазах. Не понимаю, к чему он ведет. Заранее колотить начинает. – Ты болен?
– Нет, принцесса. Здоров, как бык.
– Тогда что?
Тихомиров замирает. Долго пытает меня взглядом.
– Миша… – тороплю дрожащим голосом.
– Одно исследование показало хреновый результат, – грубо выдает. Так редко ругается… По крайней мере, при мне. А тут вдруг загоняет и, кажется, даже не замечает, потому что не извиняется. – Анализ эякулята. По нескольким пунктам значительно ниже нормативного значения.
Я краснею, как ни стараюсь выдержать невозмутимость. Это очень личная… проблема? Да очевидно же, что Миша считает это проблемой. А я просто не знаю, как реагировать.
– Что это значит? – тихо шепчу. – В будущем ты не сможешь иметь детей?
Сразу же хочу заверить его, что для меня значения не имеет. Но не успеваю.
– Это значит, что на раскачку времени нет. Либо сейчас. Либо, возможно, никогда, – говорит, четко расставляя акценты. Я моргнуть не смею, пока он не выдает самое главное: – Полина, я хочу, чтобы ты забеременела от меня сразу после свадьбы. Хочу, чтобы родила мне.
Пока мое тело от шока застывает в камень, в голове рой мыслей разносится. Вскрывается, наконец, то, что все это время надоедливо беспокоило.
– Почему я? – с критическим опозданием задаю вопрос, который должен был быть поднять вчера, когда Непобедимый, ни с того ни с сего, вдруг предложил мне выйти за него замуж.
Почти сутки летала в облаках. Сейчас же… Падаю навзничь, едва сознание подкидывает свои собственные логические ответы.
Ему просто нужен ребенок? Не я?
– Я бы хотел дать тебе время, принцесса. Поверь, я прекрасно понимаю, что отбираю. Мне очень жаль.
– Это не тот ответ, – отчаянно мотаю головой.
И, не скрывая огорчения, разрываю наш зрительный контакт. Буквально роняю взгляд вниз. Так и не отведанное мной мороженое тает, превращаясь в липкую холодную жижу – я сейчас чувствую себя так же.
– Полина, и у тебя, и у меня большие счастливые семьи, – тон Тихомирова становится увещевательным. Хочется прямо как вчера крикнуть: «Я не ребенок!». Молчу только потому, что приходится копить силы. – Я не представляю себе что-то иное. Да и ты тоже. Позже поймешь.
– Может, и нет, – бубню себе под нос.
– Что нет? – уточняет Миша. Я в подробности не вдаюсь. Зажмурившись, мотаю головой. – Полина?
Вскидывая голову, встречаю его настойчивый взгляд.
– Что?
– Ты хочешь, чтобы у нас с тобой получилось создать похожую семью?
– Не знаю, Миш… – стараюсь, как всегда, быть честной с ним. – Наверное…
– Мы бы в любом случае когда-нибудь поженились, – заявляет Тихомиров после непродолжительной паузы.
– Откуда такая уверенность?
– Это очевидно.
– Для кого?
– Для всех.
– Кроме меня!
Почему он не говорит, что ему важна именно я? Ему ведь кто угодно родить может. Стоит только поманить. Я же понимаю. Но никому другому я его не отдам! В этом, наверное, и есть моя погибель.
– Передумала?
– Нет! – снова резко отвечаю.
И замолкаем.
Как я могу ему отказать? Не могу! Хоть мысль о детях и приводит меня в панику.
«Господи… Какие дети?»
«Я понимаю, что достала тебя своими молитвами, но зачем же так сразу?»
Поистине: бойтесь своих желаний.
– Через два месяца у меня тренировочный лагерь стартует. Хочу успеть до него. Чтобы в Майами мы уже вместе улетели, – продолжает Миша так же сухо строить планы. – Родителям, твоим и моим, мы скажем, что в силу великой любви не можем больше ждать. Они поймут.
– Это так… – не хватает дыхания, чтобы закончить. – Так цинично, Тихомиров! Не ожидала от тебя.
– Никакого цинизма, Полина. На реверансы у меня попросту нет времени, – поймав мой взгляд, выдерживает внушительную паузу. – Ты – моя, принцесса Аравина. Ответ вчера дала. Я запомнил.
– Вот и хорошо! На всю жизнь, Мишенька, запомни, – высекаю на эмоциях каждое слово.
– Непременно.