Молоко Агнца

Буря надвинулась на остров с Радужного моря, замазывая небо грязно-жёлтым цветом. Гром сотрясал Моха с головы до пят, и на какой-то миг его перенесло на двадцать пять лет назад, в тот день, когда Мемория упала с волнолома. Вспышка молнии вернула его в настоящее. Стволы чёрного ореха раскачивались, засоряя траву листьями. Мох ругнулся. Украденная сумка долго под дождём не продержится.

С удобной точки входа в Музей он смотрел, как женщина сбегала с холма в направлении Лич-Лэйн, где сгрудившиеся кофейни и книжные лавки скрывались в едином мареве. За Лич-Лэйн пролегли Загульные Поля с их историческими дворцами и пышными садами. Укрывшиеся за пеленой дыма окраины Ступени-Сити обратились в одноцветную холмистость. Женщина замедлила шаг, свернула в сторону от Лич-Лэйн и направилась по естественному изгибу почвы к лощине. Мох, увидев в том шанс, пошёл следом. Растительность не даст ей передвигаться быстро. И он сможет взять её за воротник вдали от любопытных глаз.

Дождь усилился. Мох шлёпал через лужайку, прикрывая глаза согнутой в локте рукой. Очки у него запотели, и бежал он почти вслепую, пытаясь на ходу протереть стёкла полой рубахи. Когда он прижал их к носу, то опешил: женщина наблюдала за ним с края лощины. Дыхание у неё было частым, но она припустила бегом, когда он приблизился на расстояние окрика. Мох не без трепета вошёл в лощину, ступая по звериной тропе. Перешагивая через корни, он клял себя за то, что оставил дома пистолет. Тропа вскоре превратилась в размытый пласт разрозненных камней. Он скользил вниз по склону, хватаясь за ветки. Они вырывались из его ладоней, оставляя в них горсти листьев, пахших увяданием. Когда он добрался до конца спуска, у него сильно ломило позвоночник.

Кружилась голова; он стоял, расставив ноги, над ручейком, пристально вглядываясь в водоотливную штольню. Вход в неё был выложен кирпичом; укрытый виноградом, он оставлял своего рода доступный проход в виде замочной скважины, за которой невозможно было разглядеть ничего. Совсем незадолго до него женщина оставила оплывшие следы на русле ручья. Мох выравнивал дыхание, опершись ладонями о колени, и старался вспомнить, что ещё находилось в его сумке помимо книги. Там была газета, пустой флакончик из-под синиспоры, набор ручек с карандашами, ластик, записная книжка, немного сигарных купонов с картинками разных рыб, которые приглянулись ему на рынке Полотняного Двора. Вновь охваченный гневом, Мох ринулся в штольню.

Долго бежать не пришлось: несколько шагов – и дневной свет померк за спиной. Когда глаза привыкли, стало заметно какое-то свечение. Под ним обозначились склизкая брусчатка и мусор. Гниль жгла ему ноздри. Шум дождя утих, на смену ему пришли дуновение ветра и плеск ручейка. Свет, как скоро он обнаружил, исходил от свечи, стоявшей возле его сумки на самодельном столике. Женщина следила за ним, стоя в тени. Мох схватил сумку. Вес был не тот.

– Где она? – спросил он. В ушах поднялся скулёж. Звон в ушах появлялся, когда Моха обуревал гнев: последствие детства, проведённого в доках, где разбивали на части отслужившие своё корабли. Женщина вышла вперёд, накручивая на пальцы в кольцах повисшие крысиными хвостиками прядки волос. Свет свечи искажал её красоту своими переливчатыми тенями.

– Не создавайте себе трудностей, – произнесла она, ловя его взгляд. Затем выпустила шквал фраз на незнакомом языке и отошла в сторону.

Что-то задвигалось поблизости. «Сообщник, значит», – подумал Мох.

Выступивший вперёд мужчина был высок, может, футов семь[5]. Он носил на голове касторовый цилиндр, который почти задевал потолок штольни. Чёрная кружевная вуаль закрывала лицо. Пальто с воротником из горностая скрывало очертания тела. Кожа была видна только на его больших покрытых шрамами руках. Поблекшие синие татуировки сплошь покрывали суставы пальцев, которые заканчивались у второго сочленения, наверху фаланг. Рукава пальто, тоже отделанные мехом, были запачканы пульпой и похожими на слизь выделениями стен штольни. Пистолета Мох не видел, но догадывался, что он спрятан в складках мерзкого пальто. Мужчина двинул левой рукой, и из рукава в ладонь скользнула книга «Певчие птицы острова Козодоя».

– Моя книга, – не удержался Мох. Он решил хранить разумное спокойствие и старался не отвлекаться на женщину, которая зашла ему за спину.

Ваша книга? – спросил мужчина. Голос его был звучным и отрывистым. – По-моему, мы по крайней мере можем согласиться, – он прочистил горло, – с тем, что книга эта не ваша, а наша.

– Как это? Она теперь ваша, поскольку вот она украла её у меня? – спросил Мох.

– Вы украли её из Музея. И, если только меня не осведомили неверно, – продолжил мужчина, – передавший её в дар судья украл её у одиозного орнитолога и серийного убийцы Франклина Бокса. Это книга Франклина.

– Была, когда-то. – Мох не видел смысла врать. – То был его личный экземпляр.

– За свою карьеру он написал всего одну книгу, ведь верно? Зато какую книгу! Вы согласны? – Мужчина закачался из стороны в сторону, и Мох поневоле подумал об ореховых деревьях около Музея.

– Я не специалист, – повёл он головой.

– «Певчие птицы острова Козодоя» были научно-исследовательским шедевром. Книга сделала бы имя автора известным повсюду, во всяком случае – среди орнитологов. Увы, по ходу дела он убил и расчленил нескольких проституток. Такое надолго затеняет карьеру учёного. Многие из тех женщин внушали любовь «Красной миноге».

– Вы, похоже, хорошо осведомлены, – заметил Мох.

Мужчина пожал плечами:

– Судья Сифорт, тот самый, что засадил вас в тюрьму, понимал значимость книги. Она была ценна как научно-исследовательский труд, вот только сопровождала её занимательная история. Всегда волнующая тема, осквернённая соучастием. Судья устроил, чтобы книгу изъяли в тот день, когда Бокса заковали в кандалы и отправили в тюрьму. Франклин просидел в брикскольдской тюрьме… сколько, двенадцать лет, когда вы с ним познакомились? И потом он поведал вам о своей несчастной судьбе. В тот день вы пообещали ему выкрасть книгу обратно. Привели бы в исполнение небольшую, но сладостную меру отмщения за вас обоих.

– Откуда вам всё это известно? – От недоверия у Моха даже голос схватывало.

– Есть те, кто знает, – произнёс мужчина. Помолчав, добавил: – Люди зовут меня Агнец. – Он с осторожностью поставил книгу на столик, приложив уголок к дереву, а потом бережно уложил её плашмя. Вытянул правую руку. Пальцы её были унизаны перстнями с рубинами, оправленными в тусклое золото. Застигнутый врасплох, Мох подумал было, что тот собрался обменяться рукопожатием, но Агнец разогнул свои обрубленные пальцы, и что-то выпало из них на стол. То был почерневший серебряный кулон, бегущая лисица на продетой через её закрученный хвост замызганной красной тесёмке. У Моха зашевелились волосы на руках.

– Уважение много значит, – сказал Агнец. – Это единственное из того, чем мы располагаем, что не позволяет нам порвать друг друга на куски, как зверям. Нет? – Он махнул в сторону книги. – Возьмите. Мне книги ни к чему. Она просто завлекла вас сюда.

Мох оторвал взгляд от кулона.

– Прошу, – произнёс Агнец.

Мох положил книгу обратно в сумку.

– Ну а теперь, господин Мох, уважая ваше и моё время, давайте перейдём к делу.

– У меня нет с вами никакого дела, – сказал Мох.

– Зато у меня есть дело с вами. Вы знаете, кто я такой?

– Представляю. Вы сказали, что вас зовут Агнец.

– Да, зовут меня Агнец, но я имел в виду в более широком смысле. – Он сцепил руки за спиной, натянув пуговицы спереди на пальто.

– Я знаю, кто вы такой, – сказал Мох.

– А раз вы знаете, кто я такой, так и я знаю, кто вы такой. Так что, когда я говорю, что у нас с вами дело, я не предполагаю, что вы станете тратить моё время своей… – Агнец подыскивал слова, – «умышленной непонятливостью».

Мох был зол и напуган. Теперь, когда книга была у него, он мог бы сбежать, но почему-то эти люди знали его, знали, как и где его найти. Давно ли они следили за ним? Выбора не было никакого – оставалось слушать. Об Агнце он впервые узнал в тюрьме. Агнец был одним из тех деятелей подпольного мира, о ком все шёпотом рассказывали друг другу всякие истории, но кого видели немногие. Кличку свою он получил ещё и из-за своего порока от рождения, наделившего его округлыми глазками-бусинками и лицом, вытянутым наподобие овечьего. Была в этой кличке и ирония. Агнец был львом и шутить с собой не позволял. По слухам, он действовал как наёмный убийца «Красной миноги».

– Я, – продолжил Агнец, – приверженец откровенного разговора, господин Мох, так что не стану плясать вокруг да около. Нам необходимо обсудить ваше обязательство. – Мужчина указал на лисицу.

– Мое обязательство? – Этот кулон Мох видел не в первый раз.

– Вы знаете, что это?

– Откуда он у вас? – Мох далеко не был уверен, что хочет услышать ответ.

– Я ношу его в кармане уже немало лет, – сказал Агнец. – Как напоминание. – Пошарив по столу, он подобрал кулон и уложил его на ладонь. С привычной легкостью повернул его, словно игрок потёртый амулет. Кулон исчез в рукаве. – Он принадлежал одной девочке. Вы знали её под именем Мемория. В общем-то, вы ей его и подарили, ведь так? Вы были влюблены в неё.

– Кто вам это рассказал? – набычился Мох. Что-то вроде трескотни цикад в голове грозило расколоть ему череп.

– Эту лисичку я взял не у Мемории, – произнёс Агнец, будто и не слыша Моха. – Я взял её у человека, который должен мне большую сумму денег. Человека по имени Джон Машина.

– Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, – сказал Мох. – Мемория мертва, а Джона я не видел с тех пор, как она погибла.

– Позвольте мне внести ясность. Она не погибла, она не утонула. Случайность, но в той жуткой передряге она выжила.

– Её падение не выходило у меня из головы всякий день с тех пор, как это произошло, – выговорил Мох. – Океан тогда озверел. Не понимаю, как она могла выжить.

– Я знаю наверняка, что ей это удалось. Её вынесло на хребет, где полно заброшенных шахт. Это удержало её на поверхности, хотя она и была без сознания. Позже отливом её снесло на литораль, заиленные участки берега, выходившие наружу при отливе. Там её и нашли любители покопаться в прибрежной грязи – скорее мёртвую, нежели живую. Вообразить себе не могу, чтобы она долго протянула, если бы не эти падальщики. Так что можете не сомневаться. Мемория жива по сей день, стала взрослой женщиной, само собой. Однако, по-видимому, никто не знает, куда она подевалась – в том-то и проблема. У меня есть желание отыскать её – и как можно скорее.

– Зачем? – Мысли лихорадочно крутились в голове Моха, пытавшегося разобраться в последствиях того, что он услышал. Агнец перестал раскачиваться.

– Когда я увидел, как она красива, на что способна, я безо всяких сомнений понял, что она изумительнейшее из существ. Истинное сверхъестественное существо, свет, дух очищающий, способный вырвать меня из отстоя мира сего. – Голос его перешёл на рык. – Она моя собственность. Я купил её у Джона Машина, а он обманул меня.

– От меня-то вам что нужно? – спросил Мох, которого уже тошнило от наваждений Агнца.

– Всё просто. Мне нужно, чтобы вы нашли её. Вам известен её нрав, места, где она, скорее всего, частенько бывает.

– Это безрассудно. Я знал её ребёнком.

– Проделайте это незаметно и, как только точно выясните её местонахождение, незамедлительно сообщите мне.

– С чего это, чёрт возьми, я вдруг стану этим заниматься?

– С того, что, если не станете, я непременно устрою так, что вас до конца жизни упрячут обратно в брикскольдскую тюрьму. Там, за её стенами, у меня много соратников, и не все из них в камерах сидят. Лёгкой отсидки не будет, Мох. – Мужчина хмыкнул, но в решительности его угрозы ошибиться было невозможно. – Ваша задача, когда придёт время, сообщить Оливеру Таджалли[6], торговцу старинными книгами. Вы его знаете? Мне сказали, что да. Он непременно передаст сведения мне в целости и сохранности. Таково обязательство Оливера.

Мох раскрыл рот, чтобы возразить, но тут что-то кольнуло его в шею. Он шлёпнул ладонью по этому месту и почувствовал, как ладонь сделалась мокрой и стала неметь.

– Разговор на этом окончен. Вы о нём не расскажете никому, не вздумайте. Надеюсь, нам не понадобится встречаться ещё раз, но не делайте ошибки, воображая, будто можете оставить своё обязательство невыполненным. Приятного чтения. – Агнец ушел во тьму штольни.

Мох, обернувшись, увидел, как женщина пятилась к выходу из штольни. В руке она держала приспособление, состоявшее из иглы и резиновой груши-распылителя. Под нажимом молочно-белое облачко какой-то жидкости осаждалось каплями на землю и застывало. В штольне потемнело. У Моха подогнулись колени. Он резко опустился на корточки и невнятно молил о чём-то женщину, которую теперь расплывчато видел перед собой. Она заговорила с ним, стала успокаивать, но слова были невнятны. Мох поднял руки, и их повело в самые неожиданные стороны. Он заговорил, но слова деревянными чурками застревали у него во рту.

Мох открыл глаза в чужой постели. Подушка пахла пылью и корицей. Поперёк ног лежало что-то тёплое и тяжёлое. Опершись на локоть, он глянул вниз на своё голое тело. Мурлыкавшая кошка ответила на его взгляд светящимися безучастными глазами. С неба пробивался лунный свет, осеняя голубизной всё вокруг. Размера комнаты как раз хватало, чтобы вместить кровать. Тело чуть перевалилось к центру, где спала и сладко посапывала женщина, укравшая его сумку, тоже голая. Тело её сплошь покрывали татуировки, изображавшие фантастических чудовищ: демонов, троллей и фей. Поняв, что разглядывает он всё это чересчур долго, Мох отвернулся: голова болталась так, будто в ней лежал сбитый с равновесия кирпич. Толчок ноги отправил кошку прочь. Придерживая дыхание, Мох скатился с кровати.

В смежной комнате на деревянной сушке нашёл свою покоробившуюся одежду. От неё слегка несло рвотой. Его сумка (с книгой) стояла меж ножек стула. На кухонном столе слабо мерцала керосиновая лампа, там же среди пустых бутылок из-под спиртного и ложек стояли три замызганных стакана. Подняв стакан, Мох понюхал его. Абсент. Как раз тогда он и заметил на внутренней стороне своего запястья татуировку – завившуюся кольцами красную миногу. Он притронулся к центру рисунка – разинутой пасти, наполненной крохотными зубками. Вытянутое тело было завито в спираль против часовой стрелки. Кожа вокруг наколки воспалилась. Изо всех унижений, через которые прошёл Мох за последние несколько часов, это вызывало самое яростное бешенство. Он направился было к двери в спальню, но остановился, сделав два шага. Мемория была жива. Что бы тут ни произошло, как бы оно ни трепало нервы – всё это не имело значения перед такой возможностью. Ему нужно было привести голову в порядок – без свидетелей.

Мох оделся, втиснув руки в рукава рубашки, кое-как застегнув пуговицы. Натянул брюки и сунул босые ноги в заляпанные грязью ботинки, не желая терять время на поиски носков. Уже застегнув пальто и перекинув лямку сумки через плечо, он заглянул в спальню. Женщина всё ещё спала, как и кошка, угнездившаяся у неё в углублении поясницы. Он рывком закрыл дверь, стараясь не обращать внимания на боль от наколки на запястье. Перед тем как уйти, Мох устроил в дверях завал из стульев и прихватил с собой туфли женщины.

Когда он распахнул входную дверь, заплясал огонёк керосиновой лампы. Мох вышел на площадку деревянной лестницы. Квартира располагалась в мезонине, откуда открывался вид на громадное пространство. Лунный свет, сочившийся через ряд слуховых окон, высвечивал помещение почти такое же большое, как центральный зал Музея естественной истории. Хоть и трудно было различить в протянувшемся внизу скопище что-нибудь конкретное, Моху показалось, что в одном месте он смог различить фигуру слона. Поведя в изумлении головой, он зашвырнул туфли как можно дальше.

Загрузка...