И. Ф.
Обманутой в такие времена
не стыдно быть. Прощу любой скотине.
Не причитать же: в чем моя вина?..
Плюнь, разотри. Сокроемся в пустыне!
Ее увековечим. Золотой
бархан восточный станет нашим домом
единственным. Пока еще пустой,
молчит и ждет в пространстве незнакомом.
Так хороши весною миражи,
и звезды укрупняются во мраке,
и, Господи, особо закажи:
на всю округу – маки, маки, маки.
Не совестно, что я безумно жить
хочу бесценный дней моих остаток?
Не уповать, не спорить, не сорить
и на челе безоблачном носить
достоинства бесспорный отпечаток.
И. Ф.
Шумит платан, закрывши полдвора,
дворняга бродит, волоча оковы.
Ловя пустопорожний звон ведра,
идут на мойку пегие коровы.
Лишь я живу во времени ином.
В моих часах не двигаются стрелки.
Их заводить не стоит перед сном,
к старухам выходя на посиделки.
Их заводить не стоит на заре,
к античности спускаясь на раскопки,
туда, где пшат – в шуршащем серебре,
а бабочки мечтательны и робки.
В сумерках окончила стихия
буйство многих сил.
Сквозь прогнозы, редкостно плохие,
вечер проскочил.
Осторожно засвечу фонарик
вместо костерка.
Снимется разбуженный комарик
с влажного песка.
Где же ты, Небесная Ткачиха?
На небе побудь.
Для тебя одной светло и тихо
льется Млечный Путь.