Как и большинство из нас, я всегда полагала, что морги имеют дело только с мертвыми. Но скоро поняла, что ошибалась.
Однажды, услышав звонок, я подошла к красным дверям и увидела курьера с большой желтой корзиной примерно фут глубиной и два фута в диаметре. Он сунул корзину мне:
– Из службы доставки.
– Что это? – спросила я.
Курьер посмотрел на меня.
– Поскольку я не чертов аист, это точно не чертов младенец.
С этими словами он удалился.
В вестибюле появился Клайв. Увидев, что я в недоумении рассматриваю корзину, он поморщился:
– Ох…
– Что это? – спросила я.
Он забрал у меня корзину.
– Продукты.
– Продукты? – непонимающе переспросила я.
– Продукты зачатия, – сказал Клайв.
Я все еще не понимала. Мы дошли до хранилища, где Клайв поставил корзину на поддон и повернулся ко мне.
– Результаты абортов, выкидышей и все такое, – пояснил он.
Мне слегка подурнело.
– Их доставляют сюда? – недоверчиво спросила я.
– Куда же еще?
Я никогда об этом не задумывалась, но теперь мне стало ясно, что это правильно.
– И тут есть младенцы? – нервно спросила я.
Клайв улыбнулся:
– Что ты, Шелли, конечно, нет. Если ребенок родился мертвым или умер сразу после рождения, с ним поступают так же, как и с обыкновенным покойником. Но результаты абортов и выкидышей на раннем сроке ничем не отличаются от обычных тканей.
Мне как-то не захотелось думать об этих тканях.
– И что с ними будет дальше?
– С ними мы обращаемся как обычно. Если родители желают их похоронить, их передают сотрудникам ритуальной службы. Если захотят кремацию, значит, так тому и быть. Впрочем, чаще всего родители предоставляют все нам. Мы приглашаем священника, а затем отправляем ткани в крематорий. К ним относятся с должным уважением.
Примерно через месяц ситуация повторилась – я открыла дверь, и на пороге снова стоял курьер. Теперь у него было белое пластиковое ведро с крышкой. Оно имело около восемнадцати дюймов в диаметре и фута три в высоту. Курьер вручил доставку с таким видом, словно дарил мне цветы.
– Это вам, – сказал он.
Я ничего не понимала. Снова продукты зачатия? Обычно их доставляли в одинаковой таре, но, возможно, она закончилась и решили использовать то, что было под рукой.
Ведро оказалось страшно тяжелым. Когда я слегка его тряхнула, внутри раздался стук. Там было что-то большое. Меня охватила паника – неужели кто-то ошибся и положил туда ребенка?!
Я позвала Клайва.
Он выглянул из кабинета. Увидев, что у меня в руках, сказал:
– Поставь в нижний холодильник слева.
– А что это?
Клайв улыбнулся:
– Судя по размерам, это нога.
Я чуть не уронила ведро.
– Нога?!
– Ну да, – кивнул Клайв. – Руки кладут в ведра поменьше.
Я доковыляла до холодильника и сделала, как велел Клайв. Я знала, что в нижнем холодильнике слева хранятся продукты зачатия, но не понимала, что там могут находиться и другие «ткани». Потом я вернулась в кабинет. Грэм взял отгул, чтобы поохотиться, и мы с Клайвом были вдвоем.
– Значит, к нам доставляют и конечности тоже?
– Ну да, из операционных. А еще стопы и кисти.
Клайв помолчал и добавил с хитрой усмешкой:
– А вот головы не доставляют – по крайней мере, из операционных.
Клайв рассказал, что бо́льшая часть ампутированного материала отправляется наверх, в лабораторию, где исследуется патологоанатомами. Но некоторые фрагменты тел не требуют такого исследования. Мелкие части – например пальцы, которые уже невозможно спасти, и необходима экстренная ампутация – прямо в операционной отправляются в корзину. Руки и ноги (конечности ампутируют из-за травм или проблем с кровоснабжением) слишком велики, поэтому их отправляют в морг, где они находятся в ожидании кремации.
– Вообще-то, это еще не все, – сказал Клайв. – Кое-кто постоянно что-то откапывает.
На лице моем выразилось полное непонимание, и он пояснил:
– Кости и все такое. Полиция доставляет это сюда, и кто-нибудь из патологоанатомов определяет, человеческие ли это останки.
Я собралась совсем испугаться, но Клайв все испортил, добавив:
– Этого никогда не бывает…
– Чьи же это кости?
– Чаще всего овечьи или собачьи. К счастью, серийные убийцы встречаются редко.
– И все же полиции нужно убедиться?
Клайв кивнул.
– Иногда попадаются очень странные находки. Однажды нам привезли нечто, похожее на кисть в дамской перчатке. Кто-то нашел ее во время чистки канализации.
– Господи боже! Как она туда попала?
Клайв расхохотался.
– Бедняга Эд долго с этим возился. Сначала решил, что это настоящая кисть, но в итоге выяснилось, что кто-то набил перчатку куриными костями и фаршем.
– Вот черт!
– Похоже, кому-то это показалось удачной шуткой.
– Очень дурацкая шутка!
– Мир кишит идиотами, Шелли…
Мы пили в кабинете кофе. Закончив, Клайв отодвинул кружку и сказал:
– А однажды нам привезли настоящую ступню.
– Одну? – недоверчиво спросила я.
– Одну, – подтвердил Клайв. – В кроссовке. Ее нашли на берегу реки, возле старой часовни. Она почти полностью разложилась.
– И чья она была?
Клайв пожал плечами.
– Не знаю. Мне кажется, они так и не разобрались.
В памяти всплыло огромное количество случаев из моей обширной криминальной библиотеки.
– А расследование?
– Забавно, но полиция привезла ступню в субботу вечером и оставила здесь на пару дней. Никакого шума, никакой общенациональной тревоги. В понедельник кто-то пришел и забрал ее. Нет тела – нет дела.
– Правда?
– Чистая. Мы думали, что появится объявление о розыске одноногих ребят или психа с мачете, который рубит ступни, но ничего подобного. Лишь через несколько недель мы узнали, что удалось выяснить.
– И что же?
– Ступня принадлежала бродяге, который упал в реку Северн в Вустере. Тело обнаружили в камышах – оно почти полностью разложилось. Похоже, ступню просто подхватило и унесло течением. Именно такая версия и была у полиции, поэтому никакого шума не поднялось.
– И они не удосужились сообщить вам об этом сразу?
Клайв пожал плечами.
– Ты сама скоро поймешь, что мы находимся на низшей ступени пищевой цепочки, Шелли. Мы падальщики – те, кто делает грязную работу за гроши, и все вокруг это знают. Никто не считает себя обязанным что-то нам сообщать. Мы узнаем о чем-либо, лишь когда нас хотят запугать.
Клайв говорил спокойно, но в его словах чувствовалась горечь.