Глава 6 Terraced dynamics[9]
Служанка заглянула в комнату с алтарём, когда Ева напряжённо размышляла над тем, что же делать. Даже постучалась, прежде чем войти: та ещё насмешка над Евиным положением.
– Господин велел проводить вас в отведённые вам покои, лиоретта, – мелодично доложила девушка в простеньком платье зелёной шерсти.
Ева, которая готовилась к возвращению Кейлуса, удивлённо взглянула на пришелицу – почему-то она была уверена, что хозяин дома сохранит её прибытие в тайне даже от слуг. Помедлив, всё же прошла в любезно распахнутую дверь.
– Как тебя зовут? – вышагивая мимо ваз с цветами, пестревших на туалетных столиках, осторожно поинтересовалась Ева у девушки, которая шла впереди.
– Юми, лиоретта, – на удивление охотно откликнулась та, на миг оглянувшись.
Она была рыженькая, конопатая. Не старше двадцати. На диво добродушная для прислуги человека вроде лиэра Кейлуса – по крайней мере, на вид.
– А я Ева. Правда, мой… друг называл меня скорее Йевва, но иномирные имена непросто выговаривать. – Ева понадеялась, что её тяжёлый вздох вышел не слишком театральным: в конце концов, переживания, на тему которых она собиралась излить душу, были совершенно искренними. – Он, наверное, сейчас с ума сходит… Во всяком случае, я потихоньку схожу.
Если служанка и заинтересовалась чужими любовными перипетиями и трагедией разлучённых влюблённых, должной тронуть нежное девичье сердце, то ничем этого не выдала.
– Если ты не знаешь, Юми, меня держат здесь силой, – решив рискнуть, продолжила Ева так мягко, как могла. Надежда на то, что ей удастся разжалобить новую знакомую и обзавестись союзницей, была слабой, но попытка не пытка. – Меня похитили. Разлучили с тем, кого я люблю. Я ваша пленница. Не думаю, что тебе нравится помогать своему господину…
– Господин Кейлус не велел мне обсуждать с вами что-либо, – перебив её, откликнулась девушка учтиво и непререкаемо.
– Послушай, ты же не…
– Ваша комната, лиоретта. – Толкнув одну из дверей в стене, распускавшей белые цветы по бежу шёлковых обоев, служанка склонилась в поклоне, предлагая гостье переступить порог. – Если желаете переодеться к ужину, я помогу вам. В противном случае позвольте удалиться.
Глядя на её лицо с опущенными глазками, за покорностью прятавшее стальной барьер, Ева безнадёжно качнула головой:
– Нет. Не желаю.
Оставшись в одиночестве (Юми пообещала вернуться, дабы проводить её в столовую), она заперлась на ключ, любезно оставленный в замочной скважине. Пнула резные стенки гардероба, гостеприимно распахнувшего дверцы напротив камина. Яростно расшвыряла подушки с постели, золотившейся парчовым покрывалом среди комнаты в нежных кремовых тонах.
Замерев у окна, прикрыла глаза, вспоминая рапиру, оставленную в спальне замка Рейолей.
…«ты можешь призвать её к себе, где бы ты ни была»…
– Люче, – прошептала Ева.
Тёплая кожа ножен огладила пальцы миг спустя.
С облегчением посмотрев на клинок, Ева перекинула ремень через плечо, разом почувствовав себя защищённой. Рапира казалась приветом из оставшегося вдали замка, приютившего её в этом недружелюбном мире: будто её прислал Герберт, велев держаться и скорее возвращаться к нему. Кроме того, теперь она вооружена и (Ева очень на это надеялась) опасна.
Чары гномов, неведомые и недоступные людям, вполне могли оказаться сильнее чар, державших её в плену.
Впрочем, сразу обнажать клинок Ева не стала. В конце концов, у неё осталось всего две попытки, чтобы им воспользоваться, и одну из них следовало приберечь для представления «Избранная воплощает пророчество» (при всём уважении к злодейским способностям лиэра Кейлуса, на обещанное Лоурэн чудище он никак не тянул). Так что сперва она попробовала освободиться мирным путём. К примеру, вылезти в окно, за которым тремя этажами ниже расстилался заснеженный сад.
Оконные створки охотно распахнулись, позволив выглянуть наружу и обозреть старинный особняк с острыми башенками по углам, окружённый просторным садом и стеной хвойного леса. Выхода Ева не заметила: лишь извилистый льдистый пруд, поросший ивами по берегу. Видно, окно открывалось на задний двор. Зато этажом ниже маняще белел перилами балкон… Да только, попытавшись перелезть через подоконник, Ева застыла перед ним, не в силах шевельнуть и пальцем.
Она повторила эксперимент трижды, неизменно получая один и тот же результат, решила, что пытаться дальше – значит вплотную приблизиться к безумию, и подумала, что стоит двинуться в противоположном направлении.
Дверь комнаты спокойно открылась, выпустив гостью в коридор, где не было ни охраны, ни кого-либо еще. Пробежав мимо ваз и картин на стенах, неся за спиной ножны, видимые только ей, Ева вышла на лестницу в противоположном конце от венчавшего коридор тупика. Следующее ограничение сработало, когда она спустилась на первый этаж, прошла сквозь просторный зал с дверьми по обеим сторонам и попыталась выйти в арку, соединявшую зал с чем-то вроде картинной галереи. Стало быть, проход в другое крыло ей и правда заказан… А выход из дома, похоже, располагался именно там.
Плохо.
Рискнув ткнуться в незапертые комнаты, Ева обнаружила столовую и бальную залу – неизменно пустые, создававшие ощущение, что в доме, кроме неё, обитают разве что призраки. Попытки вылезти из окон пониже снова не увенчались успехом. Кричать «помогите» на весь пустующий сад Ева не рискнула: вряд ли её призыв мог услышать кто-то, кто захочет помочь, не задавая при этом лишних вопросов.
Ей не соврали. Браслет и правда держал её взаперти лучше, чем любые охранники. Лучше даже, чем давнишние приказы Герберта: их при желании можно было оспорить, но браслету было плевать на самую изощрённую софистику. Поэтому Ева вернулась в отведённые ей покои – и, больше не колеблясь, выдернула из-за спины рапиру, светившуюся зачарованным лезвием.
Сперва она попробовала клинком разбить браслет. Если бы волшебное оружие не управляло Евиными движениями, всё наверняка закончилось бы её отрезанной кистью, но поскольку гномы своё дело знали, усилия просто не увенчались успехом. Зато нападение на одно из платьев из гардероба принесло плоды: рукоять привычно потянула за собой руку, и лезвие десятком ловких движений изорвало белый бархат в ошмётки. Вскочить на подоконник, чтобы атаковать раму предварительно открытого окна, на сей раз тоже далось без труда: Ева застыла, лишь когда нацелила рапиру на балкон, расположенный наискось. И хорошо – без левитации достать дотуда всё равно было бы непросто.
Может, и получится, думала она, собирая с ковра обрывки светлой ткани. Один ментальный контроль против другого ментального контроля.
Если обездвиживающие чары браслета запоздают хоть на пару секунд, если сработают, когда лезвие уже достигнет цели…
– Да уж, попала ты в передрягу.
Ева почти обрадовалась, когда, обернувшись, увидела на кровати Мэта.
– Так и знала, что ты даже сюда пролезешь, – буркнула она, скрывая облегчение.
– Да брось. Разве ты мне не рада? – демон весело наблюдал, как Ева запихивает изрезанную ткань в подушки, пряча следы своих экспериментов в шёлковых наволочках. – Вижу, ты настроена воинственно.
– Ничего другого не остаётся.
Стоило бы, конечно, придержать рапиру в ножнах до момента, когда лиэр Кейлус не решит вновь поболтать с дорогой пленницей. Чтобы атака точно вышла неожиданной. Но без браслета на кисти всё было бы намного проще, и не попытаться избавиться от него Ева не могла. Значит, придётся просто выбрать для нападения подходящий момент… например, когда её тюремщик будет мирно спать.
Всё равно до того, как клинок должен вернуться в ножны, у неё остаются ещё целые сутки.
– Даже если ты сможешь убить гостеприимного дядюшку, что дальше? Да, чары на браслете могут рассеяться с его смертью. А могут и не рассеяться. Особенно если браслет зачаровывал не он.
– Как только он умрёт, всё станет проще. Герберту уже никто не будет угрожать. – Ева завернула Люче в длинный лоскут, оставшийся от юбки. Вскарабкавшись на постель рядом с Мэтом, который вежливо подвинулся, сунула рапиру и ножны между матрасом и изголовьем, набросав сверху подушки. – Ладно, на самом деле ему будет угрожать много кто… и что… но только не Кейлус. А там он придумает что-нибудь, чтобы вытащить меня отсюда.
– Каким образом?
– Не знаю. Вот ты передашь ему весточку, что его дядюшка мёртв, и он сразу меня и вытащит. Ты ведь не откажешь?
Мэт рассмеялся звонко и пакостно.
– Всё может быть куда проще, – сказал он, прежде чем Ева успела спросить, как истолковывать этот смех. – Сделка – и я вытащу тебя отсюда.
Она села напротив, мрачно скрестив руки на груди:
– Я уже говорила тебе, что думаю по этому поводу. Мой ответ не изменился.
– Если ты не забыла, малыш каждые три дня обеспечивал тебе целебные процедуры в виде питательных ванн. Как думаешь, сколько ты протянешь без них? И что начнёт происходить с твоим бедным мозгом, когда он не получит подпитку?
– До следующей плановой ванны у меня как минимум два дня. Нужно всего-навсего выбраться отсюда прежде, чем они истекут.
Ева произнесла это даже более уверенно, чем сама надеялась. Да только Мэта, судя по вежливо-сомнительному изгибу его бровей, всё равно не убедила.
– Ну-ну, – прежде чем исчезнуть, изрёк он с тем же многообещающим скептицизмом, с каким, должно быть, это междометие произносил бывший регент в клетчатом пиджаке, поигрывая ложечкой в чашке с чёрным кофе.
Когда за ней вернулись, Ева без возражений проследовала за служанкой в столовую: до ночи она твёрдо решила быть паинькой.
Вытянутый зал был выполнен в приятной бело-шоколадной гамме. Длинный стол – накрыт на одного. Хозяин дома сидел во главе, но при её появлении тут же поднялся; жестом, исполненным бесконечного эстетизма, он промокнул губы белоснежной салфеткой с монограммой «К. Т.» и, отодвинув стул по правую руку от себя, предложил Еве сесть.
– Рад, что ты ко мне присоединилась, – с любезностью, которой трудно было ожидать от тюремщика, сказал он, когда девушка безропотно опустилась на атласное сиденье. Вернувшись на место, вновь взялся за вилку и нож. – Предложил бы разделить трапезу, но, боюсь, в твоём прискорбном состоянии это будет скорее насмешкой.
– Боюсь, что так, – проглотив искреннее пожелание достопочтенному лиэру подавиться и немедленно скончаться в страшных муках, смиренно произнесла Ева.
Нож, отрезавший кусок от нежно-розового, умело не прожаренного мяса, замер в длинных пальцах.
– Какая покорность. С чего вдруг?
– Бывают ситуации, когда сопротивление бесполезно. Покорность разумнее.
Взгляд тёмных глаз медленно поднялся на неё.
– А ты умеешь держать себя в руках, как посмотрю, – заметил Кейлус спокойно и проницательно. – Признаться, я удивлён. – Он отложил приборы, сложив их на тарелке по всем выученным Евой правилам этикета, и взялся за бокал, где светлым гранатом краснело местное вино. – Неужели Уэрти не разжёг в твоём сердце жгучую ненависть к своему дядюшке-содомиту?
– Для этого мне рассказов не требовалось. Ваши посланцы, которые пытались нас прикончить, говорили сами за себя, – ответила Ева хладнокровно. – И меня никогда не волновало, что и с кем делают люди за закрытыми дверьми своих спален, пока всё происходит по обоюдному согласию. Но в последнем, признаться, после начала нашего знакомства я не уверена.
На самом деле Ева готова была сказать что угодно, лишь бы её тюремщик сегодня отправился спать без опаски, и мирное поддержание беседы казалось ей уместнее угрюмого молчания. Впрочем, она понимала: чрезмерная покорность насторожит Кейлуса Тибеля не меньше, чем злость. А то и больше. Так что чуть позже можно и проявить крохотную толику того, что клокотало внутри… В разумных пределах, конечно.
За этим ужином ей наверняка предоставят не один повод для ярости.
Кейлус сделал глоток, поверх бокала изучая её лицо.
– Можешь не беспокоиться. Немногие попадали в мой дом таким же образом, как ты. Предпочитаю, чтобы мои гости не грезили моим убийством. – Глаза, не сводившие взгляда с её лица, задорно блеснули. – Что касается спальни, я просто не вижу принципиального различия между мужчинами и женщинами, по причине чего не считаю нужным выбирать себе пару исключительно из числа первых либо вторых. – Кейлус лениво поднёс бокал к губам, и Ева впервые заметила, насколько они с Гербертом похожи. – Откровенно говоря, в вопросах выбора партнёра меня куда больше волнует внутреннее, нежели внешнее, и то, что у него в голове, нежели то, что между ног.
Ева порадовалась, что не может краснеть. Во всяком случае, изучающий взгляд Кейлуса наводил на мысли, что её провоцируют, и совершенно сознательно, желая посмотреть на реакцию и сделать выводы. И в более живом состоянии Ева могла отреагировать на подобные заявления довольно красноречиво.
Но сейчас её тюремщик не узнает о ней больше того, что ей хотелось показать.
– Весьма любопытная и, пожалуй, здравая позиция, – сдержанно произнесла она, опуская глаза.
Ответом ей было короткое насмешливое «ха». И тихий хрустальный «дзинь», с которым Кейлус Тибель щёлкнул пальцами по краю бокала.
– Так что ты решила?
– Я помогу вам. Я не буду сопротивляться. Только поклянитесь, что не тронете Уэрта, – глядя на белоснежную скатерть, откликнулась Ева, готовившаяся к этому вопросу с момента, как села за стол. – Желательно, магической клятвой.
– Я согласился бы на это лишь при условии, что ты, в свою очередь, обязуешься выполнить то, о чём я тебя прошу. Но чтобы скрепить договор магией, с тебя нужно снять браслет, после чего ты наверняка вытворишь какую-нибудь глупость, так что придётся нам верить друг другу на слово. – Краем глаза она увидела, как Кейлус Тибель склонил голову к плечу, облитому шёлком бордовой рубашки. – Откуда столь похвальное смирение?
– Я уже сказала. Иногда покорность разумнее. А вы привели убедительные аргументы, почему в данном случае она будет разумнее.
Осушив бокал до дна, Кейлус выразительно приподнял его на уровень глаз; только тогда Ева заметила скелет в костюме лакея, отделившийся от стены подле камина. Ну да, Кейлус ведь тоже некромант… Пусть, кажется, и пользуется Даром куда реже Герберта.
У него наверняка и сил не так много, чтобы позволить себе целый дом неживых слуг.
– Забавно, – изрёк Кейлус, когда скелет аккуратно, не пролив ни капли, наполнил его бокал из бутыли, бликующей в отсветах ажурной медной люстры. – Я выстраивал планы на твой счёт, предполагая, что ты окажешься иной. Думал, что прикончу тебя сразу, как ты исполнишь предназначенную роль. Учитывая, что юные девочки редко склонны к благоразумию, я не был уверен, что у меня хватит терпения не сделать это раньше. – Новый глоток Кейлус сделал будто бы с сожалением, следя, как скелет возвращается на место, чтобы вновь застыть экстравагантным элементом декора. – Даже обидно, что мы не встретились сразу, как ты прибыла в Керфи. Я бы не отсиживался в безопасности, пока тебя убивали… Хотя бы потому, что не мог позволить себе такую роскошь, как поднять тебя, удержав разум и душу.
Ева невольно вскинула голову:
– С чего вы…
– При всей гениальности Уэрти – сомневаюсь, что он нашёл тебя после того, как твоё сознание успело умереть. Даже он вряд ли мог оказаться сильнее основополагающих принципов некромантии и работы человеческого тела. А поверить, что он по чудесному совпадению обнаружил тебя ровно в минуты, отделявшие убийство от твоей окончательной смерти, довольно трудно. – Глядя на Еву, удерживающую на языке опровержения и возражения, Кейлус усмехнулся. – Думаешь, я не понимаю, на что ты рассчитываешь? Прикинуться покорной, дождаться, пока Уэрти придёт за тобой: благородный принц, спасающий возлюбленную. И коварный злодей будет повержен, и сказка закончится тем, чем обязаны заканчиваться сказки. Но если ты и правда его полюбила, мне тебя жаль. Знаешь девиз Тибелей?
– «Победа превыше всего», – вспомнив уроки Эльена, отрапортовала Ева в тихом бешенстве.
– Точно. Девиз нашей проклятой семейки. Пусть Уэрт носит имя другого рода, наша порода передалась ему вместе с кровью. – Явно забавляясь при виде злости, проступающей на её лице, Кейлус коснулся губами края бокала. – Тибелей нельзя любить. Для нас всегда есть только цель. Всё остальное – то и те, через кого можно переступить на пути к ней.
– А вас, стало быть, любить можно и нужно.
– Что ты. Я не исключение. Хоть и стараюсь быть как можно менее… тибелистым. – В том, как Кейлус взглянул на неё, возвращая бокал на стол, читалось почти сочувствие. – Для него ты всегда будешь на втором месте, кошечка. Средством достижения цели. Средством получения трона. Он никогда не полюбит тебя… Не так, как ты хочешь и, возможно, заслуживаешь.
Еве хотелось многое сказать ему. И про Миракла, и про Обмен, и про то, что он ни черта не знает о своём племяннике и что он последний, кто имеет право его судить. Но всё это было совершенно лишним и грозило весьма неприятными последствиями; поэтому она лишь молча смотрела, как Кейлус Тибель возвращается к ужину, стынущему на фарфоровой тарелке.
Подумать только, и этому человеку она когда-то в мыслях возносила благодарности за «Трактат о музыкальных чарах»…
– Вы правда думаете, что всё будет так просто? – осведомилась Ева с издёвкой, пока тот дожёвывал последний кусок. – Что стоит заполучить меня, как Айрес волшебным образом исчезнет с престола, чтобы вы могли с комфортом устроиться на вакантном месте?
Прежде чем потянуться к салфетке, Кейлус пожал плечами:
– У меня есть свои осведомители. В самых разных кругах. Включая окружение моего племянника… другого племянника. Не думаю, что Миракл откажется от плана по свержению дорогой тётушки. Не думаю, что ты не сделаешь то, что напророчила тебе Лоурэн. Не думаю, что Айри сможет вам противиться. Всю грязную работу сделают за меня. – Он прижал к губам тонкую ткань с инициалами, золотой нитью вышитыми по белизне. – Мне останется лишь позволить вещам идти своим чередом, после чего в нужный момент скромно выйти из тени, представившись твоим законным мужем. Даже если не коронуюсь сам, вашими стараниями Айрес падёт, а народ будет в сомнениях, так ли уж законно короновать Мирка… или Уэрта. С радостью посмотрю, как дорогие племянники вцепятся друг другу в глотку.
– В нашей стране в таких случаях говорят «собака на сене», – сказала Ева, в душе злорадно хохоча над милейшим лиэром и его осведомителями, которые остались не в курсе кое-каких немаловажных обстоятельств. – Или «ни себе, ни людям».
– В нашей стране предпочитают «ни некроманту, ни земле, ни богам», но общий смысл ты уловила верно.
– Хотите сказать, вы не желаете править? Готовы довольствоваться тем, что подложили свинью другим?
Глаза Кейлуса странно блеснули, прежде чем он, отложив салфетку, поднялся из-за стола.
– Моя спальня на одном этаже с твоей. Третья дверь слева от лестницы. Гостиная, где я обычно работаю, прямо под ней, этажом ниже. Если захочешь побеседовать или попытаться разбить мне голову, думаю, ты найдёшь меня там, – вежливо поведал он, помогая Еве отодвинуть стул. – Впрочем, как ты уже поняла, я не слишком люблю, когда меня беспокоят во время работы. Так что, если услышишь звуки музыки, радушный приём не гарантирую. – С учтивостью истинного джентльмена ей подали руку. – Юми за дверью, она отведёт тебя обратно в спальню.
Подавив желание врезать ему по насмехающемуся лицу, Ева встала: сама, демонстративно проигнорировав предложенную ладонь. Тут же отвернувшись, двинулась к дверям из столовой.
Осенённая внезапной догадкой, задержалась у самого порога.
– Это ведь вы пустили в народ слух о пророчестве, верно? – произнесла она, сопоставив кое-какие простые факты.
Ускользающая улыбка Кейлуса послужила ей ответом.
– Буду счастлив побеседовать вновь, лиоретта, – сказал он, прощаясь элегантным сценическим поклоном. – Всегда рад вывести из себя умного человека.
– Не хочешь прочесть письма? – поинтересовался Миракл, прервав висевшее в гостиной тяжёлое молчание. – Вдруг попросят процитировать особо дорогие сердцу строки.
Герберт не ответил: сидя в соседнем кресле, он черкал что-то в книге для записей, недавно составлявшей Еве компанию во время пряток в туннеле.
– Как знаешь. – Отхлебнув из бокала рэйр, которым Эльен решил капельку подсластить горькие события, Миракл с наигранным весельем щёлкнул пальцами по пачке писем, лежавших на столе перед ними. – Только помни, что сочинить всё это за день не слишком-то легко. Жаль, если усилия пропадут втуне.
– Прочту. Потом. – Не сводя взгляда с формул, покрывавших бумагу ломаными строчками, Герберт закусил кончик пера. – Не знаю, кто окружал дом дядюшки защитой, но она сильнее, чем я ожидал.
– Настолько, что даже ты не сможешь её взломать?
– Думаю, смогу. Подняв тревогу. Но, откровенно говоря, мне уже всё равно. – Сосредоточенность, серостью обесцвечивавшая его взгляд, не сулила Кейлусу Тибелю ничего хорошего. – Когда я войду в этот дом, живых там в любом случае не останется.
– Мёртвая Молитва? Не думаю, что это хорошая…
– Он заплатит. И все, кто ему помогает, тоже.
Мирк вздохнул. Перевёл взгляд с брата на Эльена: дворецкий вошёл в комнату, неся новую бутыль взамен опустевшей.
– Эльен, хватит, – сказал Миракл, пока призрак молча наполнял его бокал. – Я не про питьё.
Тот ловко приподнял горлышко, оборвав янтарную струю без малейших признаков неряшливых капель, и перевёл на гостя недоумённый взгляд:
– Лиэр?..
– Хватит ходить с видом, будто ты снова наблюдаешь собственные похороны.
Эльен даже не пытался замаскировать скорбь – она светилась в его лице не хуже кристаллов, белыми бликами проглядывавших сквозь него.
– Это ведь моя вина, лиэр. Я должен был удержать её, я…
– Посмотрел бы я на того, кто попытается встать между нашей лиореттой и её целью. Вернее, на то, как быстро он перестанет там стоять.
– Успокойся, Эльен, – бросил Герберт сухо. – Твоей вины в этом нет.
– Господин…
– Поверь. Будь это не так, не уверен, что ты уже не был бы упокоен.
Судя по тому, как смиренно призрак склонил голову, довод подействовал.
– Есть другой вариант, – сказал Миракл, когда Эльен удалился сквозь дверь. – Дядюшка не знает, что мы заодно. Возможно, он впустит меня, и я…
– Он неохотно принимает гостей с тех самых пор, как стал единоличным владельцем дома, если ты помнишь. И не думаю, что он впустит кого-либо в свой особняк, когда есть шанс обнаружить там её.
Миракл беспомощно поболтал бокалом, признавая его правоту.
– Давай сперва отыграем завтрашнюю дуэль, Уэрт. Потом что-нибудь придумаем. – Улыбка юноши, не слишком старающаяся замаскироваться под искреннюю, вышла кривой. – Посмотри на это с положительной стороны: целых пару дней никто не будет мешать тебе заниматься делами. Снова одинокая холостяцкая жизнь, да здравствует свобо – да, ура.
– Она не мешала. – Герберт, вновь уткнувшийся в тетрадь, шутку не оценил. – У неё свои дела. Своя цель. Своя семья, свой мир… В том-то и проблема. – Взгляд его оторвался от чернильных строк, чтобы замереть на жарком узоре красного и чёрного, вытканном углями в гаснущем камине. – Даже если я верну её, даже если верну её к жизни… Рано или поздно я её потеряю.
– Успокойся. Пока никто не умеет открывать прорехи в другой мир с нашей стороны, никуда она от тебя не денется.
– Говорят, риджийские маги умеют.
– Мы не в Риджии. И ей об этом знать необязательно.
– Нет. Если она хочет вернуться домой… Если есть шанс, что это поможет ей вернуться… Я обязан ей сказать. И отправиться с ней в Риджию, чтобы узнать, правда ли это.
– Не знаю, утешит ли это тебя, но Риджия сама отправится к нам. Их делегация собирается в Керфи незадолго до Жнеца Милосердного. Думаю, смена власти их не остановит… Если всё сложится благополучно, конечно. – Перегнувшись через ручку кресла, Мирк похлопал брата по плечу так сочувственно, как мог. – Успокойся, Уэрт. Если она тебя любит, она тебя не оставит. Если не любит, значит, она того не стоит.
Взгляд, которым Миракла наградили в ответ, выразил всё, что его обладатель думает по поводу столь примитивной оценки ситуации.
Впрочем, даже такой взгляд был лучше того, чем когда чьи-то живые глаза напоминают цветные стекляшки.
– Иногда ты всё-таки такой болван, – с усталой благодарностью проговорил Герберт некоторое время спустя, прежде чем отложить тетрадь и потянуться к письмам.
– Я расценю это как «спасибо».