Жизнь состоит из постоянного повторения удовольствий.
Вена, июнь 1933 г.
Хеди вышла из машины в сопровождении Густава. Она ограничилась улыбкой, всего лишь томно подняв и опустив веки, и всячески демонстрируя себя, а ее приветствие состояло в легком наклоне головы. «Ничего не делай и не говори», – посоветовал он ей, и она уступила его просьбам, словно временно играя еще одну роль.
Они приехали с премьеры, и, едва ступив на красную дорожку, она почувствовала себя дивой. На тротуаре у ресторана отеля «Захер» собралась небольшая толпа: кто-то оповестил, что там будет ужинать съемочная группа. Пара фотографов ослепила ее вспышками своих аппаратов. Чтобы получить ту главную роль, ей пришлось стать возмутительницей спокойствия.
Фильм имел огромный успех. И она быстро привыкла к хвалебным откликам, а с тех пор как стала совмещать университетскую карьеру с получением театрального образования, ее жизнь забурлила. Глянцевые журналы публиковали ее самые гламурные фотографии, а газеты печатали заметки о ней с игривыми карикатурами. У входа в ресторан новые поклонники клянчили у нее автограф. Она обожала славу.
Хеди приехала со своим театральным наставником Максом Рейнхардтом и режиссером кинокартины «Экстаз» Густавом Махаты. Чтобы отпраздновать премьеру, к ним присоединилась избранная группа радиожурналистов и газетчиков.
– Продолжай улыбаться, Хеди, и не отходи от меня. – Густав восторженно посмотрел на нее; чтобы и его лицо стало узнаваемым, лучше всего было находиться рядом с ней.
– Я с тобой, любимый, – шепнула Хеди, и этого было достаточно, чтобы его тело обмякло.
Познакомившись с ней в театральной мастерской своего друга, Густав не мог с ней расстаться. Хеди мельком появилась в трех фильмах и сыграла второстепенную роль в театральной пьесе «Медовый месяц Сисси». Он понял, что это именно та женщина, которая нужна для его кинематографического проекта, и больше не отпускал ее.
Хеди начала проявлять некоторый интерес к режиссеру, когда познакомилась с его работами. Она навещала его в холостяцкой квартире; они проводили вечера, ублажая друг друга. Густав Махаты был намного старше ее, был опытным любовником. Возвышенными ласками он исследовал каждый сантиметр ее кожи. А Хеди без малейшей застенчивости и угрызений совести предавалась изучению каждого ощущения своего тела.
Когда Густав предложил ей поработать в одном из его фильмов, она предположила, что это будет роль второго плана.
«Густав, дорогой, как думаешь, ты сможешь дать мне какой-нибудь эпизод с диалогами?»
«Они у тебя будут, хотя на самом деле тебе не обязательно произносить слова, Хеди Кислер, нужно просто быть запечатленной на пленке, чтобы зрители смогли тебя увидеть. Этого более чем достаточно».
Несмотря на запрет родителей, она отправилась в Чехословакию и, когда начались съемки, встретилась на площадке с другими актерами. Некоторые из них были очень известными, и Хеди почувствовала себя немного ущербной. Однако когда начались репетиции, все ахнули: эта девушка обладала врожденным талантом и моментально запоминала реплики. Наблюдая за пробами, Густав обнаружил, что ее образ выходит за пределы экрана – именно это и нужно для успеха. И Хеди снялась в главной роли, когда ей было всего восемнадцать.
Хватало и тех, кто осуждал ее, а некоторые радетели традиций клеймили этот фильм как порнографический. Но ей было безразлично, она считала это частью рекламы, которая вызывала еще больший интерес у публики.
С детства она знала, что привлекательна, а родители считали ее сверходаренной, причем справедливо: в два года она уже умела писать и считать.
В тридцатые годы евреям в Вене приходилось нелегко, для них действовало множество ограничений, они подвергались дискриминации в любой сфере, поскольку считались гражданами второго сорта. Поэтому ее родители решили отказаться от своих религиозных традиций и принять католичество. Они хотели, чтобы их блестящая драгоценная девочка выросла свободной от социальных предрассудков и обрела равные с другими возможности. Жизнь Хеди всегда была приятной, легкой, и она с нетерпением ждала свое будущее.
Уже в начальной школе, в подростковом возрасте она обнаружила свое странное воздействие на мужчин. Одноклассники суетились вокруг нее, а друзья и соседи стеснялись приблизиться, она замечала румянец на их лицах и слышала сбивчивую речь. В ее присутствии они становились застенчивыми. А Хеди развлекалась, требуя у них необычных подарков или особых одолжений. Когда у нее вызывал интерес какой-нибудь юноша, она решительно подходила к нему, зная, что стóит ей немного выждать, как он окажется у ее ног.
Ради любопытства и по собственному желанию она очень рано осмелилась на первые любовные ласки: позволяла мальчикам поглаживать себя по бедрам, допускала пламенные объятия, но вскоре робкие прикосновения и горячие поцелуи уступили место более глубоким сексуальным исследованиям, которые она проводила на практике без ограничений и смущения.
Ее родители были против того, чтобы она задвинула свое инженерное образование на второй план и посвятила себя актерской профессии, считали это ремесло поверхностным и даже аморальным, однако Хеди не упустила эту возможность. В начале съемок она не сказала им, что сыграет главную роль и впервые продемонстрирует на киноэкране полностью обнаженную натуру и оргазм. Родители узнали об этом только во время показа «Экстаза» в венском кинотеатре, они были шокированы.
К празднованию премьеры присоединились продюсеры, ассистенты и некоторые технические специалисты. Старинный отель «Захер» занимал три здания на центральной, знаменитой улице Филармоникерштрассе. В его известном «Красном баре» царила уютная атмосфера; ковры и шторы, гобелены, подушки, мягкие кресла и даже потолки были выдержаны в разных оттенках красного цвета. Посуда, украшенная гербом заведения, и написанные маслом портреты известных деятелей Вены довершали это аристократическое великолепие.
Хеди никогда не выказывала удовольствия, которое вызывало у нее ощущение на себе всеобщих взглядов, не только мужских. Многие женщины подходили к ней с намерением влюбить ее в себя, но она отвечала им настороженным взором. Сидя в роскошном ресторане, она сохраняла непринужденный вид, а ее взгляд казался равнодушным и рассеянным. Густав ласкал ее ногу под столом, пока она читала рецензии. Накануне состоялся эксклюзивный показ фильма для прессы, и ни одно средство массовой информации не пожелало пропустить произведение, о котором было столько разговоров. Она прочла несколько заметок консервативных сообществ, почувствовавших себя оскорбленными – особенно ее ролью, – но влиятельные газеты изобиловали остроумными комментариями. Так, в театральном разделе «Кронен цайтунг» отмечалось:
«Экстаз»: томная рука, порванное ожерелье, лицо Хеди, поглощающее экран, и сигаретный дым, клубящийся в воздухе над шеей актрисы.
Продюсеры, сценаристы и сопровождавшие их важные персоны встали, когда режиссер произнес тост за самую красивую и талантливую актрису Европы.