ПЛОХАЯ ВЕСТЬ
Новость об аресте Саши Фирсанова, застала Валерку на летном поле смоленского аэроклуба. Как, только, он спустился по крылу У— 2, и спрыгнул на землю, в этот самый момент он увидел, как через летное поле навстречу ему, стремглав бежит Сашка Синицын. Видавшая виды, залатанная шотландка, словно флаг развевалась по ветру, обнажая напряженные мышцы упругого пресса.
Не добежав до Краснова нескольких метров он, задыхаясь, завопил еще издалека:
– Краснов, Фирсана, легавые повязали вместе с бандой Вани «Шерстяного»! Говорят, что они кассира с авиационного завода завалили, когда тот из банка на завод получку вез…
Отстегнув замки парашюта, Валерка, собрался было бежать, но командирский и властный голос инструктора, лейтенанта Хмелева, остановил его в самый последний момент.
– Курсант Краснов – стоять! Ты куда змееныш, намылился – мать твою, ежики— лысые… Что за посторонние на летном поле во время учебных полетов? – обратился он уже к Синице.
В ту секунду Синицын, стоял в позе «вратаря», упершись руками в колени и глубоко дшал. Он настолько глубоко дышал, что слюна белой пеной произвольно стекала по его подбородку, и у него не было сил ее даже вытереть.
– Он товарищ инструктор, сейчас оклемается, и уйдет, – сказал Валерка, вступившись за друга.
– Пока он оклемается, ему винтом башку в щепки разнесет, – ответил тот, закуривая. – Даю вам пять минут, и чтобы духу его не было! Пусть ждет на краю поля. Мы еще не закончили. По плану разбор полетов…
Синица постепенно пришел в себя. Он рукавом рубахи вытер слюну и сказал:
– Варелик, Фирсана легавые замели! Я почти всю дорогу бежал, чтобы сказать тебе. У нас полный двор НКВДешников и народной уголовной милиции. Черные «воронки». Участковый с «наганом» к вам домой заходил, вместе с чекистами. Что— то они ищут – караул!!! Сплошной кипишь! Баба Фруза в хате закрылась! Собаки лают, коты орут, как ошалелые!
В эту секунду в душе Краснова, что— то странно екнуло. Чувство какой— то опасности, нахлынуло на него, и он ощутил сердцем, что дома произошло, что— то неладное.
Ноги сами по себе подогнулись, и он, расслабившись, плюхнулся на парашют, валявшийся тут же на земле.
– Что, что было дальше!? Давай рассказывай! – спросил Валерка, предчувствуя сердцем беду.
– Тетка Фруза говорила, что легавые якобы тебя ищут, чтобы допросить… Будто они и тебя в чем— то подозревают. – Сказал Синица, придя в себя от марафонского бега.
– А я тут причем? – недоуменно спросил Краснов, делая удивленные глаза.
– А притом, что ты мог знать, когда получку повезут на завод. Участковый дядя Жора знает, что вы с Ферзем… Ну типа раньше, дружили. Это дядя Жора настропалил НКВДешников, что якобы вы с детства были закадычными друзьями.
– Вот же сука! Это он мне простить не может нашу дуэль с Ферзем, где мы его в дураках оставили.
– Да нет же! Дядя Жора просто давно на вашу квартиру глаз положил, – ответил Синица. —Недавно по – пьяни, он говорил, что твой отец эту квартиру получил незаконно. А еще…
Синица подошел к Краснову, и таинственно оглядевшись вокруг, прошептал:
– Участковый говорил, что твой батька немцам продался. А ты за футбольный мячик продался Гитлеру, и теперь вы оба шпионите в его пользу. У вас дома вымпел нашли легиона Кондор. Короче: ходит и распространяет слухи, что якобы ваша семейка, это настоящий шпионский рассадник. Ты меня, Валерка извини, но в такое время говорить о шпионах, это моментом угодить – на «Американку». Вон батьку Левы, два дня назад чекисты замели и тоже уже на киче. Говорят, что тот тоже враг нашего народа. А какой он враг? Он всю жизнь на железной дороге сцепщиком отработал. Говорят, уголь воровал и продавал…
– Я теперь понимаю. Участковый уполномоченный специально хочет моего отца в Магадан отправить без права переписки, чтобы нашей квартирой завладеть. Все же этот Жора, настоящая блин тварь! А я думал он настоящий советский милиционер! А он контра недобитая, – сказал Краснов.
– Во – во, дошло наконец— то до тебя, как до жирафа, – сказал Сашка, постукивая Краснова пальцем по лбу.
– Хватит, свидание окончено! – послышался голос инструктора. – Курсант Краснов, ко мне, мать твою, ежики – лысые…
– Есть! – сказал Валерка, и вскочил с парашюта. Он лениво, без особого желания поднял его с травы и натянул лямки поверх комбинезона. Застегнув ремни, он отряхнул прилипшие к брюкам сухие травинки, и, подняв кожаный шлем с очками, со злостью водрузил себе на голову.
– Ладно Варелик, я тебя там на кромке подожду, – сказал Синица, и уныло побрел на край поля к ангару.
– Повторим! – приказал лейтенант— инструктор. – Взлет— посадка!
– Я готов, товарищ лейтенант, – ответил Краснов, слегка унылым голосом.
– Ты мне тут курсант, не хандри! За полем, или дома за тарелкой с борщом будешь хандрить. Сейчас, курсант, ты, учебно-боевая единица. Если хочешь поступить в военное авиационное училище, то постарайся окончить эти курсы с отличием. Как говорит товарищ Сталин: «Комсомольцы – все на самолет»! Вот! Вперед, к самолету! Комсомолец, мать твою, ежики – лысые!
Валерка влез по фанерному крылу «этажерки» в кабину и устроился там, сев на парашют, который использовался в качестве сиденья. Инструктор расположился во второй кабине, где размещалось дублирующее управление самолетом.
– От винта! – прокричал Краснов, и двигатель У—2 стрекоча, стал раскручивать тяжелый деревянный винт. Мотор стал набирать обороты и когда его звук превратился в монотонное жужжание наподобие звука «мухи», Валерка еще добавил газу и отпустил тормоз. Хвост самолета поднялся, освободив крючок тормоза из зацепления с грунтом. «Этажерка» послушно покатилась по мягкому полю, и уже через несколько секунд оторвалась от земли, и взмыла в небо, оставляя земные проблемы далеко в низу. В этот самый момент, когда колеса отрывались от поля, Валерка отключался от всех мирских проблем, и все его сознание переключалось на полет. Он словно срастался с планером становясь не только его мозгом, но и мускульной силой. Словно «Икар» он всей своей сущностью и телом врастал в самолет, пуская миллиарды нервных клеток, которые пронизав авиационную перкаль, передавали всю информацию ему в голову. В такие секунды Краснов чувствовал, как пушистые шарики катались по его внутренностям от самого горла до пяток и наоборот. Кишки странно приподнимались к диафрагме, вызывая подобным перемещением приятный и блаженный зуд. Валерка потянул ручку штурвала, и У— 2 плавно пошел в набор высоты. Ветер бил в защитный щиток, в очки, обжигая холодом открытые участки кожи.
В этот мгновение, он словно улетал в своем сознании от суровой и трагической реальности. Только здесь он становился не летчиком, а вольной птицей, которая подчиняла своей воли не только воздушные потоки, но и весь этот пронизанный механикой перкалевый фюзеляж.
Земля уходила все дальше и дальше. Взглянув на уменьшающиеся дома, деревья, машины, людей Валерка все сильнее тянул на себя ручку штурвала, в набор высоты.
В эти мгновения, когда он оказывался один на один с небом, Валерка забывал все. Неприятности, оставались там, далеко на земле, а здесь он чувствовал себя недосягаемым и торжественно чистым от шлака бытовой рутины. Чувство свободного полета, чувство независимости, спускались на него с небес какой—то восхитительной неземной благодатью.
«Этажерка», разогнанная силой мотора, падая, входила в вираж. То свечой зависала в воздухе, словно карабкалась на гору, но, не достигнув вершины, тут же срывалась в пропасть, завывая разрезанным плоскостями воздухом. В эти самые минуты, когда кусок фанеры с мотором подчинялся его воле, его разуму, Краснову хотелось просто петь. Он мурлыкал под нос слова популярной песни из кинофильма, заставляя учебный У— 2 выполнять фигуры и виражи учебного пилотажа. Город проплывал то справа, то слева. Знаменитые купола Успенского собора сменялись красным хребтом крепостной стены смоленского Кремля и ртутным блеском, бежавшего на юг великого батюшки Днепра.
Валерка был патриот, и до боли в сердце обожал город, в котором ему довелось родиться, и вырасти. Здесь он познал школьную науку, здесь познал любовь и страсть к небу. В такие минуты полета он забывался, и только крики инструктора, прорывающиеся сквозь треск мотора и вой винта, заставляли его возвращаться в мир реальности.
Лейтенант— инструктор, перепуганный смелостью пилотирования Краснова, словно сапожник ругался матом. После того, как самолет благополучно садился на посадочную полосу, он глубоко выдыхал воздух и, прощал все Валеркины вольности. Лейтенант хоть и был ненамного старше Краснова, но он чувствовал и видел в нем рождение нового летчика— аса, искренне завидуя, его умению сливаться воедино с самолетом.
– Курсант Краснов, за пилотирование учебного У— 2, объявляю Вам, благодарность и ставлю оценку отлично. Следующие занятия, согласно учебного плана. На сегодня вы, можете быть свободны, – сказал лейтенант, и пожал Валерке руку. – А теперь, теперь паря я скажу тебе без всякого официоза. Знаешь Краснов, у меня было десятки групп и десятки курсантов. Они все летают. Я научил их. Взлететь и посадить машину сможет даже обезьяна, но не каждый человек, может, так как ты чувствовать самолет. Ты один из самых лучших курсантов во всем Смоленске. В тебе есть что—то такое, чего нет больше ни у кого. Мне кажется, ты срастаешься с машиной каждой клеткой. Береги себя, ты брат родился под счастливой звездой. Без всяких сомнений, я буду рекомендовать тебя к поступлению в летную школу имени Полины Осипенко, – сказал лейтенант.
– Ну что, спросил Синица, видя довольную улыбку Краснова.
– Есть! Михалыч, сказал, что будет рекомендовать меня в летную школу.
– Ты Краснов, настоящий ас, – восхищенно сказал Сашка. – Я пока тут на поле валялся и смотрел в небо, я чуть с ума не сошел. Как ловко у тебя получается так рулить.
– Не рулить, а пилотировать, – ответил Краснов, и щелкнул Синицу по козырьку.