Я решила быть учительницей не из-за того, что это мое призвание, но мне становилось жутко обидно, когда я осознавала эгоистичную невнимательность к проблемам учителей и от государства, и от нас самих.
Оклад учителя французского был невелик, и, чтобы увеличить ставку, мне предложили быть еще и библиотекарем. Я была так рада! Литературу я обожала! Поэтому с большим желанием принялась наводить порядок в книгах – вместилище не только знаний, но и самых теплых воспоминаний моего детства. Многие книги я неоднократно перечитывала, над ними смеялась, плакала, впадала в раздумья, в них скрывалась от внешнего мира, кажущегося мне суровым. На страницах книг было все или почти все – мои переживания, мечты, только просыпающиеся подростковые порывы!
Я знала – когда появится свободное время, я вновь кинусь перечитывать мои любимые книги, как когда-то в школьные годы, и моя кожа снова покроется мурашками от впечатлений и нахлынувших чувств.
Но так как длительный отдых мне не светил в ближайшие три года, а скорее всего, и больше, я была весьма рада шансу погрузиться хоть на мгновение в невероятно интересный мир книг. Когда брала в руки бумажную книгу, я постепенно становилась частью напечатанного мира и чувствовала мельчайшие оттенки всей гаммы описанных там эмоций, устремлений героев, ароматов и прочих подробностей.
Нашему с Антоном ребенку было почти четыре с половиной года. Я читала, что дети в этом возрасте обычно часто болеют. Поэтому меня эта работа устраивала: я знала, что могу взять больничный, если ребенок заболеет, и никто, скорее всего, не будет особо придираться. Чего я не могла получить, работая в какой-то фирме секретарем, где и шефу, и персоналу постоянно будет необходимо присутствие секретаря на месте. А часто утруждать тетю Лину своим болеющим ребенком мне было неловко.
В моем воображении в моих ушах уже звучал раздосадованный голос тети Лины, жалующийся на то, как плохо устроен мир и что никого не интересует увеличение прироста населения.
«Дорогая, вы с Настей правильно сделали, что родили детей! – начала бы она с ярым энтузиазмом. – Вы думаете о будущем нации!» – как настоящий защитник прав женщин отчеканила бы тетя.
Не знаю, думала ли Настя о чем-то таком, когда хотела родить ребенка, но в моих мыслях точно ничего похожего не было.
Если честно, я ни о чем ТОГДА не думала, только о нас с Антоном, о наших жарких поцелуях, пылких прикосновениях и сногсшибательном сексе. Но даже в моем разбушевавшемся воображении я не посмела в этом признаться образу маминой сестры, драматически будоражащему мое сознание… Пожалуй, желание увеличить прирост населения только помешало бы нам с Антоном наслаждаться нашей любовью.
Наступил мой первый рабочий день.
Мне достались пятые, шестые и десятые классы. К сожалению, дети, которые учились там, были, мягко говоря, не подарок.
Но я была намерена сделать из них хороших людей, поэтому приготовилась нести доброе и светлое и бороться с их дурными наклонностями.
Я вошла в шестой класс. Директор говорила, что дети здесь более-менее дисциплинированные, но с первых же минут я ощутила, насколько серьезно нужно подойти к обучению в этом классе. Большинство детей были какими-то вялыми, равнодушными к уроку. Как бы я ни старалась объяснять особенности произношения, на их лицах читался неизменный вопрос: «Зачем вообще нужен этот французский, раз все или почти все уже давно связано только с английским?».
– Попробуем написать слово «масло» на французском языке, – подталкивала я своих подопечных. – Давайте, пожалуйста, поднимайте руки! Вы это изучали еще в пятом классе!
Никакого отклика. Их молчание стояло стеной – безмолвной и непробиваемой.
– Давайте, ребята, подумайте. Как будет по-французски масло? – не сдаваясь, настаивала я.
Кто-то пугливо поднял руку и ответил: «le beurre».
– Правильно! – хоть это и был элементарный вопрос, я просияла. – А сейчас попробуем вспомнить окончания для единственного и множественного числа.
Я написала на доске: «Le matin je prefere le toast avec de beurre et de saucisse[1]» и «Au dejeuner tu preferes le poisson[2]».
– В первом случае в первом лице единственного числа у нас нет окончания или грамматически у нас есть нулевое окончание, а во втором предложении окончание «s». А как будет в третьем лице единственного числа?
Меня по-прежнему обволакивала тишина. Я ждала, что хоть кто-нибудь попробует дать ответ, пусть и не самый исчерпывающий, но хоть какой-то. Но, к огромному моему сожалению, никто не осмеливался поднять руку.
Безмолвие угрожало обрушиться на меня скалой. С печалью я всмотрелась в школьников: «Неужели им ничего не преподавали, как надо?». Некоторые ребята не проявляли желания даже посмотреть на доску – они то пялились в окно, где ученики помладше играли в футбол, то рисовали непонятные рисунки в своих тетрадях.
И вдруг из дальней части класса донеслось:
– Можно?
Я увидела, как кто-то чуть ли не с яростью поднимает руку, и во мне загорелась искра надежды. Возможно, этот ребенок знал окончания по лицам?
– Да, я слушаю тебя, – располагающее улыбнулась я.
– А как будет по-французски «топор»?
– Топор?! – я не знала, что чувствуют люди, треснутые топором, но вдруг ощутила, как будто в меня и правда вонзили топор.
И только неуклюжее хихиканье где-то из середины классной комнаты помогло мне выйти из этой неприятной конфузной ситуации. Сначала помогло, а затем закинуло меня еще дальше в бездну неожиданных и безжалостных школьных проделок.
Несмотря на чувствительность моего характера, я решила не сообщать об этом директору. Она не несет ответственности за то, что дети лишены любознательности к окружающему миру, в том числе и к языкам. Родители – единственные, кто ответственен за утраченный или вообще не появившийся интерес к тому, что происходит вокруг нас.
Я почти уверена, что дети, которым родители не успели привить интерес к учебе еще до школы, в подростковом возрасте воспринимают каждую попытку впихнуть в них знания как навязчивость, неправомерность, чуть ли не как посягательство на их собственное эго, борющееся с этим «скучным миром».
Прежде чем вызвать интерес к определенному делу у ребенка, стоит вызвать его у самого себя!
Но все же я решила не сдаваться, а попробовать как-то вызвать интерес к моему предмету.