На кремовых стенах ее детской спальни в родительском доме еще виднелись шрамы от пластилина и скотча, которыми она когда-то приклеивала фотографии и плакаты, и по-прежнему в больших стеклянных рамах висели копии знаменитых работ Энди Уорхола[8] – портреты Джеки Кеннеди и Ингрид Бергман. В этой спальне она видела сладкие детские сны и мечтала о будущем.
Ноги Алекс так сильно дрожали, что от падения она удерживалась только благодаря тому, что крепко вцепилась рукой в дверцу гардероба. На глаза ей попалось платье точно такого же розового оттенка, как у того, что было на ней тем вечером, когда на нее напали. Платье того же стиля, только длиннее, и к нему того же типа босоножки с ремешками. Ее сестра Памела взирала на нее со смесью гнева и возмущения. Типичные для нее чувства. Алекс осознавала, что постоянно вызывала возмущение у своей младшей сестры. Между ними – всего полтора года разницы, но в смысле зрелости Алекс всегда чувствовала себя значительно старше.
Памела выросла, полагая, что ее сестра достигала любых целей практически без усилий, что ей достаточно было щелкнуть пальцами для получения желаемого. Памеле даже не приходило в голову подумать о годах упорной учебы и о всех тех потрясающих вечеринках, семейных отпусках и дружеских встречах, которые Алекс пропустила ради сосредоточенных занятий во время сессий, ради успешного будущего и достижения намеченных целей.
Памела поступила в специальный колледж вместо университета, предпочла получить свидетельство об окончании предпринимательских и технических курсов вместо диплома, подрабатывала на стороне, отказавшись от студенческого займа, и в итоге стала помощницей управляющего отелем. Последние несколько лет она, казалось, была вполне довольна жизнью: прекрасные друзья, прекрасные подруги, прекрасные отпуска, все прекрасно. Прекрасно и безопасно. И ничто не омрачало ее счастья, за исключением все того же детского возмущения старшей сестрой. Несколько раз, когда они встречались в компании и Алекс представляли кому-то одновременно с сестрой, неизбежно следовал вопрос: «А чем вы занимаетесь?», и после ответа старшая Тейлор видела восхищение в глазах друзей Памелы и ее завистливые взгляды. Именно ученые степени, звания, должности и титулы больше всего раздражали ее сестру. Она зациклилась на всем этом.
Ее муж непременно должен был иметь титул. И вот она встретила знатного помещика, лорда или шотландского пэра, имеющего длинную родословную и наследные владения в той самой горной Шотландии. Он как раз жил в отеле, где работала Памела. Этот богатый аристократ превосходил ее самые смелые мечты. Он забрал ее с работы и в тот же день изъявил желание жениться на ней. Богатый, слегка занудный Хеймиш, с которым Алекс еще предстояло познакомиться, выбрал ее младшую сестру, хотя при наличии весьма серьезного счета в банке мог взять в жены любую стильную светскую львицу.
Именно Памела обрела свое счастье, в то время как Алекс еще выплачивала студенческую ссуду, с трудом справляясь с долгами по ипотеке, а теперь ее жизнь вообще превратилась в руины. Однако Тейлор-младшая упорно продолжала считать себя неудачницей, не реализовавшей свой потенциал, бедной малышкой, прозябающей в тени своей старшей, более ученой сестры.
– Алекс, что, черт побери, тебя не устраивает? – Памела отпихнула сестру в сторону и вытащила из шкафа розовое платье. – Это же твой цвет! Если б ты нашла время зайти к нам и посмотреть заранее, то мы еще успели бы поменять его, выбрав наряд по твоему вкусу.
Прикрыв глаза, Алекс отчаянно пыталась взять себя в руки.
– Нормальный наряд, Памела.
– Нормальный?! Что ж, спасибо тебе большое, сестричка. Я купила тебе платье, надеясь, что оно тебе понравится. А ты лишь сочла его нормальным… Ты обзавелась чу́дным загаром, явно нашла время съездить в отпуск, и теперь, в день моей свадьбы, воротишь нос от платья подружки невесты…
– Извини, – старшая вымученно улыбнулась, – оно мне нравится. Дело не в платье. Оно мне очень нравится.
– Но я же видела выражение твоего лица.
Алекс подумала, не пора ли рассказать сестре о случившемся.
– Уверяю тебя, дело не в платье. Мне…
– Это же мой день, Алекс! – Глаза Памелы возмущенно сверкнули. – А не твой! С тобой уже все давно ясно. Мама постоянно твердит нам, как святая Алекс спасла очередную жизнь…
– Памела, пожалуйста, успокойся. Платье ты выбрала замечательное. Мне просто необходимо кое-что тебе рассказать.
– Не сегодня, Алекс. – Младшая покачала головой, растянув губы в фальшивой улыбке. – Сегодня, ради разнообразия, все разговоры только обо мне.
Дверь спальни захлопнулась, оставив Алекс одну в комнате. Дрожащими руками она открыла свою сумочку и вытащила бумажный пакет, который таскала с собой последние дни. Присобрав горловину пакета, закрыла им нос и рот и дышала в него до тех пор, пока не закончился приступ паники. Постепенно нормальное дыхание восстановилось, а сердцебиение замедлилось.
У нее вырвался истерический смешок, когда она подумала, имеет ли вообще смысл рассказывать о случившемся Памеле. Скорее всего, не имеет. Ее сестра тоже подумает, что она все выдумала. Тринадцать месяцев назад Алекс поймала недоверчивый взгляд Памелы, а ведь тогда она рассказала ей о другой ситуации, гораздо более правдоподобной и случавшейся в жизни многих женщин. Недавнюю же историю, как предположила Лора Бест, ей мог навеять лишь какой-то ужастик…
Внизу собрались родственники, а родители еще готовились к выходу в своей комнате. Патрик развлекал в саду юных гостей, несомненно, кормя их «байками из ветеринарной лечебницы», а Алекс торчала в своей детской спальне с пакетом у рта, пытаясь собраться с силами.
В городском зале приемов под приглушенным сегодня вечером сиянием хрустальных люстр собрались на свадьбу около двухсот гостей. Они танцевали под музыку, исполняемую шестью джазовыми музыкантами. Во время ужина играл другой ансамбль – струнный квартет, создавая подблюдное настроение. С расходами не считались. Во время церемонии венчания в Батском аббатстве пел знаменитый хор, и когда солистка начала исполнять «Аве Мария», Алекс впервые за долгое время обрела покой. Цветы на алтаре низвергались кремовыми купами, воздух насыщали ароматы, и Памела, плавно двигаясь к алтарю, выглядела как сказочная принцесса. Приемную украсили подобными цветочными композициями – они ниспадали изящными волнами по светлым каменным колоннам.
Бесконечной чередой безукоризненно одетых официантов и официанток гостям подавались канапе с морскими гребешками и тигровыми креветками, рыбные котлетки и ломтики лосося на банановых листьях. Фужеры для шампанского вновь и вновь наполнялись лучшим марочным искристым вином задолго до того, как начали произносить речи, а всем мужчинам предлагалось подымить свернутыми вручную сигарами.
Такую свадьбу запомнят надолго, о ней будут рассказывать друзьям, а в понедельник утром «Дейли телеграф», безусловно, посвятит ей раздел в светской хронике.
Алекс смотрела на свою сестру, не завидуя и искренне надеясь, что та будет счастлива с Хэймишем, что их союз заключен на небесах. Судя по блеску в глазах Памелы и ее исполненному восторгом лицу, она уже предвкушала будущее счастье.
Они помирились, когда Памела, выйдя из «Роллс-Ройса», увидела Алекс в розовом платье подружки невесты, и ее карие глаза мгновенно наполнились слезами.
– Прости, что я вела себя как набитая дура. Мне так приятно, что ты здесь, – сказала она.
Алекс осторожно поцеловала ее скрытую под вуалью щеку и впервые за целую неделю почувствовала себя лучше.
Напротив нее за столом сидел Патрик в окружении детей, ловивших каждое его слово. Он продолжал общаться с этими юными гостями, все еще развлекая их волнующими историями о животных. Алекс с нежностью взглянула на него, на время забыв о недавнем разочаровании. Он был хорошим и добрым человеком. Разве и впрямь так ужасно с его стороны, что ему не хочется говорить о случившемся, не хочется, чтобы ему постоянно напоминали о ее мучительном похищении? Если б она сама услышала такую историю от Фионы или, может, от Памелы, то, без сомнения, ей было бы трудно поверить, что такое вообще могло случиться. Патрик же, по крайней мере, хотел верить ей. Но не было никаких доказательств. И никакого логичного объяснения. Она пережила жуткое испытание, выйдя из него фактически целой и невредимой, однако полицейские не могли отнестись к ее словам серьезно. И никто не мог, подозревала она, даже Фиона. Не то чтобы та высказалась по этому поводу определенно – просто, казалось, избегала общения. Они разговаривали на работе, но исключительно о пациентах. Если б не события последнего года, Фиона, вероятно, могла бы поверить в историю Алекс или по крайней мере признать, что с ней произошло нечто более серьезное, чем сотрясение мозга. Но, учитывая то, что случилось в прошлом году, Тейлор постоянно думала, поверила ли ей тогда Фиона, не подумала ли она, что Алекс в некотором смысле сама виновата?
Возможно, вообще нет смысла зацикливаться на прошлом. Она жива и здорова. Может, напавший на нее мужчина больше ни для кого не представлял опасности. Возможно, ее избрал своей мишенью сбежавший из психиатрического крыла больной, который дорвался тем вечером до нескольких часов свободы. Если так и было, то опасность больше никому не грозит. Эта мысль казалась обнадеживающей, и Алекс все больше хотелось признать ее верной, по мере того как шампанское притупляло ее обычно аналитический ум.
Когда Патрик, подняв бокал, взглянул на нее, она заметила, как нежен его ласкающий взгляд, и впервые с той ужасной ночи ей реально захотелось лечь с ним в постель.
– О чем ты думаешь? – прошептала она.
Патрик приподнял бровь, делая вид, что тщательно обдумывает ее вопрос.
– Даже не знаю. Свадебный торт, россыпи конфетти, все эти праздничные нюансы… действуют весьма опьяняюще, если задуматься. – Он игриво подмигнул подруге. – Хотя не уверен, что мне нравится подвенечное платье в стиле пышного воздушного торта.
– Тише, – со смехом произнесла Алекс, – Памела выглядит прелестно.
– Я просто невольно думаю, – прошептал Патрик, склонившись к ней, коснувшись губами ее уха и лаская дыханием шею, – не скрываются ли под ним рулоны туалетной бумаги.
Алекс громко рассмеялась и пристально взирала на него до тех пор, пока не увидела, как его щеки слегка порозовели. День выдался удивительный. Он стал своеобразным поворотным пунктом, легкой паузой в осознании всего случившегося. Она ничего не забудет, но, по крайней мере, сможет продолжать жить с этим.