Мощные удары по входной двери вырвали Алекс из похмельного сна. Она оторвала больную голову от подушки и усилием воли разлепила тяжелые припухшие веки. Гостиную заливал дневной свет, хотя еще горели и люстра, и торшеры. Ее влажная одежда беспорядочно валялась на ковре, там, где она сбрасывала ее, а выпитая бутылка водки противно заплескалась у нее в животе, когда Алекс поднялась с импровизированной кровати.
– Секундочку! – крикнула она, хватая с пола подушку с пуховым одеялом и засовывая их в диванный ящик.
Проходя мимо зеркала, увидела у себя на лице разрушительные действия своих возлияний. Из зеркала на нее уставились глаза панды, окруженные черными кругами от потекшей под душем туши. Она выглядела как несусветное чудище, и сейчас ее вряд ли узнали бы даже хорошие знакомые.
Приоткрыв дверь, Алекс выглянула в щель.
На лестничной клетке стоял полицейский детектив, беседовавший с ней ночью, в том же самом костюме, но другой рубашке и чистом галстуке.
– Можно войти?
Хозяйка попятилась от двери, позволив ему проследовать за ней в гостиную. Она даже не попыталась собрать разбросанную мокрую одежду или скрыть следы своего пьянства. Пусть думает что угодно. С кем не бывает, рассудила Алекс. Почему она должна быть исключением?
– Хотите кофе? – спросила она.
– С удовольствием.
Оставив его в одиночестве, в ожидании закипания чайника, Алекс успела смыть косметику и причесаться. Когда она вернулась в гостиную, неожиданный гость стоял спиной к ней у окна, и она заметила, что при дневном освещении его темные волосы приобрели золотисто-каштановый оттенок. Ее квартиру редко посещали мужчины, и Алекс подумала, не сочтет ли он гостиную пустоватой.
– Какое сказочное местечко, – заметил инспектор. – Едва выйдя из дома, вы можете окунуться в Эйвон… Завидую вам.
– Обычно я совершаю пробежки вдоль берега, и они на редкость живописны.
Дом стоял на южном берегу реки Эйвон, и это стало второй причиной для покупки квартиры именно в нем, вдобавок к тому, что строгая охрана свободно пропускала на домовую территорию лишь жильцов. Безусловно, Тёрнеру удалось дойти прямо до ее двери только благодаря полицейскому удостоверению.
Темный шерстяной ковер и хромированный журнальный столик со стеклянной столешницей располагались между двумя диванами, обтянутыми коричневой кожей. Около каждого дивана стояли торшеры на длинных ножках. Их изящно изогнутые верхние концы завершались серебристыми плафонами, а третий светильник, стоящий в углу, затенялся абажуром, сплетенным из бордовых нитей. Единственными украшениями гостиной служили расположившиеся на изящном серванте две уотерфордские хрустальные вазы для цветов; правда, пока они пустовали. Между ними раскинулась большая коряга, найденная на берегу и высохшая до серебристо-серого оттенка.
В выборе интерьера Алекс положилась на вкус Патрика – и постепенно начала привыкать к столь изысканно лаконичной обстановке, пока не увидела в ней Грега Тёрнера. Присущая его облику приземленность предполагала, что ему должна больше нравиться традиционная деревянная мебель с приятной на ощупь обивкой. Мысленно доктор Тейлор представила, как он с почерневшими от угля руками разводит огонь в камине, рядом с которым дремлет большая мохнатая собака, изредка сонно поднимающая голову в надежде, что ее погладят…
Алекс тряхнула головой, отгоняя безнадежные призрачные фантазии. В ее дом пришел полицейский в штатском костюме и при галстуке, а она начала представлять его в другой обстановке, заметив красивый цвет его волос и то, что он не вписывался в ее комнату. Откровенно говоря, редкий человек вписывался в нее, разве что эстетствующие снобы в шикарных костюмах или в платьях для коктейлей. Сейчас Алекс и сама видела эту крутую, расчетливо-шикарную гостиную, где не только крошки уронить, туфли-то неуместно сбросить.
– Как вы себя сегодня чувствуете? – спросил гость, повернувшись к ней.
– Так, словно мои мозги взбили миксером. Больно даже головой пошевелить.
– Может, попробуете принять резолв, – инспектор сочувственно улыбнулся. – По-моему, это лучшее лекарство, хотя вам, как врачу, вероятно, лучше знать.
– Большинству моих пациентов я обычно ставлю большую капельницу с физраствором. А мне должна помочь пара таблеток парацетамола. Вы что, работали всю ночь?
– А также утро и день, – ответил Тёрнер и, заметив недоумение на лице хозяйки, добавил: – Уже без пятнадцати четыре.
Алекс была потрясена. Значит, она провалялась в своей импровизированной постели около десяти часов. После обхода операционных вернулась домой в самом начале шестого утра, с трудом доплелась до гостиной и устроилась у стены с остатками водки. Но Алекс думала, что сейчас еще утро. Через пять часов она собиралась вернуться на работу. Собиралась стойко встретить критику, извиниться за то, что бросила Натана Белла одного, сорвала свое дежурство, вела себя как законченная идиотка. В очередной раз.
– Я только что разговаривал с коронером, – сообщил Грег. – Мне выдали предварительный отчет о вскрытии. На очереди еще токсикология и прочие исследования, но он дал мне достаточно материала для работы.
Глубоко вздохнув, Алекс ждала продолжения.
– Он полагает, что имел место самостоятельный криминальный аборт.
Алекс упала на диван. Она была так уверена, так убеждена, что и в этом виноват похитивший ее мерзавец! Судорожно вздохнув, попыталась осмыслить это откровение.
– Почему же они решили, что он был самостоятельный?
– Они пока еще ничего не решили, но находки склоняют их к такому выводу. Ее отпечатки пальцев на инструменте.
– Каком инструменте?
– Она пыталась сделать его профессионально. Есть версия, что ей не удалось сделать аборт самой или она не выдержала мучительной боли.
– Вы подразумеваете, что инструмент находился внутри? Чем она воспользовалась?
– Какой-то маточной кюреткой. Я не вполне понимаю, что это такое. Этот инструмент вроде как повредил матку. Его обнаружили там во время вскрытия. Суд- медэксперт считает причиной смерти геморрагический шок. Но что это за штука?
– Хирургический инструмент в форме длинной тамбурной иглы с каплевидным крючком. Она используется для выскребания содержимого матки. Применяется во время хирургического аборта и исключительно под наркозом. Вы представляете, как женщина делает это сама? Вводит себе иглу через собственное влагалище? Извините за натуральные подробности, но они именно таковы.
Увидев, как Тёрнер поморщился, Алекс решила пойти до конца:
– С какой стати ей делать аборт самой? Причем у нас, в Бате, в Соединенном Королевстве, в двадцать первом веке… Ведь есть Национальная служба здравоохранения и множество частных клиник, готовых оказать всяческую помощь. Зачем вообще женщине идти на жуткий риск, пытаясь самой избавиться от нежеланной беременности?
– По словам ее терапевта, в последнее время она была подавлена, особенно с тех пор, как узнала о беременности. Он лечил ее от гонореи, и она беспокоилась, что это могло повредить плоду. Две недели назад она советовалась с ним по поводу прерывания. Он ждал ее решения.
Алекс поднялась с дивана, в отчаянии махнув рукой.
– Так почему же она не пришла к нему? Ведь с легкостью могла получить любую помощь…
– Нам пока неизвестно, почему Эббот сделала это. Она была профессиональной медсестрой. Возможно, думала, что справится самостоятельно. Или на отчаянный шаг ее толкнула депрессия… Мы пытаемся установить отцовство. Ее родители сообщили нам, что у нее не было постоянного друга, но если мы сумеем найти его, возможно, он как-то прояснит ситуацию, поведав нам нечто новое.
– Значит, все, что я говорила вам раньше, сейчас звучит несуразно. Должно быть, вы сочли, что вам позвонила какая-то сумасшедшая. Я как раз подумала…
Грег Тёрнер сел на подоконник и скрестил ноги в лодыжках.
– Доктор Тейлор, нам не удалось обнаружить никакой связи. Я прочел ваши показания и пообщался с констеблем Бест. Понимаете, в ту ночь они тщательно обыскали и саму больницу, и прилегающую территорию. И ничего не нашли. Проверили все операционные. В трех из них в то время, о котором вы говорили, проводились операции. Мы опросили хирургические бригады, работавшие в ту ночь, и все они признали, что никто посторонний не мог бы занять одну из операционных так, чтобы они не знали об этом. Дежурные уборщицы находились в больнице до полуночи, поскольку в одной из операционных обнаружили стафилококк, и им пришлось ждать полного окончания работ, чтобы провести дезинфекцию. К сожалению, система видеонаблюдения не достигает той части парковки, где вас обнаружили, но на земле около того места, где вы лежали, обнаружили три большие свежесломанные ветви.
Алекс старалась сохранять спокойствие. Ей отчаянно захотелось выпить что-нибудь покрепче – кофе, сдобренного виски, оказалось недостаточно. Она нуждалась в крепком неразбавленном напитке, чтобы разогнать кровь.
– Платье, в котором я была в ту ночь, забрали ваши сотрудники; не думаю, что констебль Бест обратила на него внимание.
Полицейский прищурился, услышав, как изменился тон ее голоса, когда она упомянула имя его подчиненной.
– Оно осталось сухим, совершенно сухим… и совершенно чистым, насколько я видела, – продолжила Алекс. – Они нашли меня за парковкой, где я долго лежала под дождем, умудрившись остаться сухой и чистой. Как вы это объясните, инспектор Тёрнер?
– Не знаю. Может, в лаборатории что-то обнаружат… Если уже не обнаружили. Я напомню им о необходимости провести исследование. И также поговорю об этом с констеблем Бест. Хотя не сомневаюсь, что она не обошла вниманием состояние вашего платья. Ее отношение к работе достаточно серьезно.
Алекс вспыхнула, осознав подразумеваемый Тёрнером упрек, но, черт побери, она предпочла бы быть про́клятой, чем извиниться. Лора Бест даже не потрудилась позвонить и спросить, как она себя чувствует.
– Спустя несколько дней констебль Бест пыталась увидеться с вами, но вы уже улетели, – добавил инспектор. – Ваши коллеги сообщили ей, что у вас недельный отпуск.
Почувствовав, как задрожали ее губы, Алекс до боли прикусила нижнюю губу, чтобы не разреветься. Ей уже осточертело плакать, так откровенно проявляя собственную слабость. Восстановив дыхание, она немного успокоилась.
– Две недели назад у меня была нормальная жизнь. Любимая работа, коллеги, доверявшие моему мнению… А сейчас от моей жизни остались одни руины. И я не в состоянии ничего исправить. Что бы вы сделали на моем месте?
Обхватив ладонями кружку с кофе, Грег задумчиво помолчал.
– Я знал многих мужчин и женщин, переживших кризисные этапы жизни, – наконец сказал он. – Один мой друг, тоже полицейский, выполнял задание, когда произошел несчастный случай, что повлекло за собой лечение от тяжелого стресса. Он винил себя в смерти пешехода, который выскочил на дорогу перед его мчавшейся на предельной скорости машиной. Не важно, что его полностью оправдали, – он считал, что во время той гонки и преследования должен был предвидеть возможность совершенно неожиданного появления человека на дороге. Сопровождавший их вертолет не заметил того человека, напарник моего друга, сидевший на пассажирском сиденье, тоже не заметил его, но мой друг упорно винил себя. Поговорите с кем-нибудь, доктор Тейлор. Наш мозг хрупок и уязвим. Он может подвести нас, когда мы менее всего ожидаем этого, и совершенно необъяснимым образом повредить нам. Вы сможете все исправить, когда будете готовы. И жизнь ваша вновь наладится.