Я взглянула на малышку, которая, в свою очередь, неотрывно смотрела на меня. Я ощущала исходящую от нее волнами теплоту… Нет, что-то другое, но близкое.
Доверие.
Она готова была вверить в мои руки собственную жизнь. Но почему? Вряд ли из-за того, что драконица велела мне защищать малышку. Или из-за того, что именно я обнаружила ее в пещере. Я ведь не спасала ее от Леона, да и она сама к этому времени поняла, что беды от него ждать не стоит.
В чем же дело? Только ли в том, что я – ментальный маг?
Я подалась к найденышу и крепко ее обняла.
– Она чего-то испугалась? – встревоженно спросил Леон.
Повернув голову, я успокаивающе ему улыбнулась.
– Нет, просто пытаюсь кое в чем разобраться.
Я прикрыла глаза, сосредотачиваясь на ощущениях малютки-метаморфа. Получилось не сразу – отвлекали мои собственные. Тепло, исходящее от малышки, ручки, с готовностью обвившие мою шею, прикосновение нежной детской кожи к моей щеке, щекочущая висок прядь шелковых волос, пахнущих – я готова поклясться! – печеньем.
“Так вот на что это похоже”, – промелькнуло изумленное в голове.
Усилием воли я заставила себя вернуться к ощущениям найденыша. Вернее, к связи между нами, какой ее ощущала именно она.
Ничего не связывало лишь тех людей или живых созданий, которые никогда не встречали друг друга. В любом другом случае возникали узы, а уж слабыми они были или сильными, кратковременными или долговечными – другой вопрос. Кому, как не ментальным магам, знать: каждый человек буквально опутан паутиной, сотканной из уз самого разного толка.
В душе малышки я разглядела целый клубок из эмоций, которых не осознавала даже она сама. И те, что я уже уловила, и многое другое. Не просто наивная, простодушная вера ребенка в правильность того, что говорит или делает взрослый. Что-то более глубинное.
Она и впрямь вверила мне свою жизнь и свою судьбу. Потому что чувствовала, будто нас связывают особыеузы. Я попыталась понять их. Не защитница, нет, что-то иное…
Наполовину образами и мыслями, наполовину чувствами и ощущениями малышка передала мне: “Другая мама”.
Я так изумилась и растерялась, что отпрянула, высвобождаясь из ее объятий.
“Почему ты так думаешь?!”
Выдохнула, унимая невесть откуда взявшуюся панику, захлестнувшую удушающей волной. Что толку ментально вскрикивать, требуя ответа от ребенка? Я ведь маг. Я должна разобраться сама.
– Что случилось? – встревожился Леон.
Представляю, какая буря эмоций сейчас отражалась на моем лице.
– Она почему-то считает меня другой мамой.
– Неожиданно, – растерянно хмыкнул Леон.
Я попыталась мягко уверить малышку, что она ошибается. Я не первая ее мама и не вторая, и вообще такой не может быть. Точнее, может, когда вступают в дело особые обстоятельства, но касаются они людей, а не драконов. Тут я поняла, что и сама запуталась, и запутала ее.
Я внушила малышке образ яйца – ее саму до рождения, образ красивой морды драконицы и золотисто-зеленых глаз. Воплощение тепла и уюта, родственных черт и родственной же крови… И вот тут-то в ее ответных импульсах и нащупала ответ.
Покачала головой, задумчиво глядя на малышку. А потом – на Леона, который с напряженным вниманием ждал моих слов.
– Для дракоши мама – нечто совсем иное. Точнее, она вкладывает в это понятие совершенно иной, даже неправильный смысл. Для нее слово “мама” тождественно понятию “первая защитница”. Она не понимает слов “родила” или “выносила”, “семья” или “родительница”, как бы я ни пыталась их объяснить.
– Почему? – Леон с сочувствием смотрел на малышку.
– Боюсь, она слишком мало прожила рядом со своей настоящей мамой. Вероятно, потом ее передали другой защитнице.
– И ее она тоже считала “мамой”?
Я послала мягкий импульс найденышу.
– Нет, та была просто защитницей… – Я задумчиво покусала губы. – Не понимаю, почему она выделила именно меня… Неужели она так доверяет мне потому, что я – человек?
Малышка бесхитростно смотрела на меня, но вместе с этим плескалась в моих эмоциях, находясь на пересечении наших сознаний – пыталась, вероятно, понять, о чем мы с Леоном так долго говорим. Любопытная малышка…
Я почувствовала странную грусть, причины которой не знала. От попытки разобраться в себе меня отвлек Леон.
– Но я же нашел ее первым! Я не посягаю на звание “другой мамы”, – хмыкнул он. – Но не отказался бы от особого отношения со стороны маленькой симпатичной дракоши.
В его голосе промелькнула обида. Я невольно рассмеялась.
– Судя по всему, все драконы Эсхантиса владеют ментальной магией. Благодаря этому я смогла общаться с белой драконицей. Дракоша же переплела наши с ней сознания… и прочитала твои мысли – об Ордалоне, чужом для нее мире, и магах, которые будут ее изучать. Разумеется, она поняла, что ты человек…
– Но человек плохой, – огорчился Леон.
Так искренне, что у меня екнуло сердце.
– Не говори так! К тому же… – Я улыбнулась. – Дракоша изменила свое мнение. Сначала да, пришлось убеждать, что ты, как и я, ее защитник. Но потом… Она ведь отправилась с тобой на охоту, а значит, доверилась тебе.
– Возможно, только потому, что ее об этом попросила ты, – вздохнул Леон.
Кажется, он винил себя за желание отдать дракошу исследователям из Ордалона. Неужели передумал? Неужели, как я, сам не заметил, как начал прикипать к ней?
– Поначалу – возможно, – не стала спорить я. – Но не думаю, что мой авторитет так силен, чтобы она безоглядно верила моему слову. Просто первый страх перед тобой – вернее, твоими мыслями и намерениями – отступил, и она решила проверить, из какого ты теста. Не забывай, у нашей девочки полно зубов и когтей…
О чем трудно забыть, когда смотришь на нее в человеческом обличье – нежную, круглолицую, миловидную, с этими огромными распахнутыми глазами, пусть и весьма необычного цвета…
– Наша девочка, – тихо повторил Леон.
В его голосе звучала улыбка, а я вздрогнула, как от удара плети. Эти слова, произнесенные им, да еще таким мягким тоном, наталкивали меня на мысли, допускать которые решительно нельзя.
Чтобы отвлечься и довести начатое до конца, я снова склонилась над малышкой. Той явно наскучила ментальная болтовня и теперь, выбравшись из спального мешка, она чертила каракули пальцем на земле. Леон галантно предложил ей веточку, чтобы сделать этот процесс увлекательнее. Веточка была благосклонно принята.
Я тем временем вынула из сумки песочного цвета футболку, которую не без труда надела на найденыша. Та протестующе пыхтела, вертелась и пыталась выскользнуть из одежды, явно непривычной для нее.
Когда непростой процесс переодевания был закончен, я снова попыталась убедить малышку в том, что ее настоящая мама – драконица, которая ждет ее там, в замке, вырубленном в горе.
Малышка откликнулась на видения замка, переданного мне белой драконицей. Воспоминания о тех днях, которые она провела там, у нее были, но едва оформившиеся, смутные и размытые.
У драконов, если верить Зои, особая память и мышление – они начинают осознавать себя и окружающий мир почти сразу после рождения. Неужели малышка провела рядом с мамой совсем немного времени? Оттого так и не поняла суть этого понятия и значение столь близких кровных уз? Оттого почти ничего не помнила о том периоде своей крохотной жизни?
Я попросила малышку показать тот день, когда она покинула дворец. Благодаря сплетению наших сознаний увидела уже знакомую мне грациозную драконицу с золотыми глазами с толикой зелени. Ткнувшись мордочкой в шею дракоши, она что-то проворчала. Возможно, это и не было осмысленной речью. Однако, пусть малышка и чувствовала ее решимость, в глазах драконицы застыла боль.
А потом я увидела виверн.
Они ворвались под своды гигантского зала, где находились трое – дракоша, ее мать и ее защитница. Мать-драконица издала громкий рык. Из ее пасти в сторону виверн вырвалось обжигающее пламя. Защитница схватила малышку когтистой лапой. Ее взгляды с матерью-драконицей пересеклись, и дракоша прочитала то, что было предназначено не ей, а ее защитнице: “Защищай. Ценой своей жизни”.
Последним, что видела дракоша – это удаляющаяся фигура матери, которую окружили виверны. И с каждым мгновением их становилось все больше…
А затем защитница схватил дракошу за загривок и вместе с ней вылетела из окна.
Я разорвала нашу связь от шока, боли и страха. Пока Леон обеспокоенно меня окликал, закрывала свой разум всеми мыслимыми щитами. Не могла допустить, чтобы малышка услышала мою паническую мысль.
А жива ли еще ее настоящая мама?