Это был самый длинный день в моей жизни за последние несколько месяцев.
Да, когда я лежала прикованная к кровати, такие дни были от восхода солнца и до самого заката. Они вынуждали думать о многих вещах. Часто о плохих. О том, что сейчас вызывает страх и слезы.
Беспомощность и безвыходность самые пугающие вещи на самом деле.
Люди желают здоровье на каждый праздник, и как же они правы. Пока ты ходишь и твой разум чист – ты способен жить. Лишаешься этого, и ты фактически мертв. Пусть и верил сначала о том, что все поправимо.
Нет, не все. Не тогда, когда в твоем кармане лишь пара монет.
Для восемнадцати лет, мои мысли слишком взрослые. Иногда я чувствую себя старой бабушкой с опытом жизненным под девяносто. Но сейчас, как бы ни было это странным, я прихожу в себя.
Может, мне нужна была эта диверсия постаревшего мозга?
Как знать, к чему в итоге приведет меня эта работа в доме Яна Мора.
По сути, весь день я убирала, помогала Глаше. Видела того самого повара, который чуть не убил меня за то, что вошла на кухню. Но мне кажется, мы с ним поладим. Есть что-то в нем, реально напоминающее Яна.
И вот за весь этот день, я даже ни разу не вышла на улицу, не увидела двор. Но завтра…
А Ян так и не ответил на мои сообщения. Поэтому я осталась ждать его, чтобы поговорить.
– Почему ты не едешь домой? – спрашивает женщина, когда я помогаю ей накрыть на стол для всей этой мафиозной оравы голодных мужиков.
– Надо с Яном поговорить, – отдаю ей поднос со стаканами.
– Он так рано не приезжает домой, – забирает и уходит.
– Черт, – остаюсь задумчиво стоять на кухне.
Набираю стакан воды и выпив его, выдыхаю огромный глоток воздуха. Слышу позади шаги женщины.
– Знаете, не страшно еще подожду, – засматриваюсь на двор позади дома. – И я удивлена, почему вы меня до сих пор не спросили, почему я тут.
– Потому что всем похуй на это, – стакан вылетает из руки почти со свистом и разбивается, а я резко оборачиваюсь.
– Да повесьте вы уже на свою шею колокольчик, – возмущаюсь на него.
Но когда он не реагирует на мой тон, я понимаю, что он медленно идет на меня.
– Э… в принципе, можно и тапочки со звоночками такими. И ногам тепло, и я жива, без инсульта и заикания на всю жизнь. Да? – голос с каждым его шагом становится выше и более напряженным.
А когда мое тело впечатывается в другую часть кухонного гарнитура, я вся напрягаюсь.
– Я-я смотрю у вас настроение не очень хорошее? У меня тоже. А я, когда без настроения злая… до ужаса, – теряюсь, потому что он не останавливается, даже когда между нами остается лишь пара миллиметров, но тепло все равно соприкасается с моим телом.
Моя голова задрана высоко вверх, но Ян выставляет руки по обе стороны от меня и, облокотившись на столешницу, наклоняется, отступая.
В итоге я стою с его лицом напротив и чувствую, как он дышит. Но вместо того, чтобы попытаться выпутаться, убежать или снова нести какой-то бред, я рассматриваю его.
У него две маленькие родинки у правого глаза. Там, где от уголка отходят лучики морщин. И шрам, выцветший на левой брови не выпуклый, как казалось раньше, а ровно с кожей идет, будто погруженный в нее. И эти дурацкие брови, будто рассыпавшиеся смотрятся интересно, уголком изгиба уходя очень высоко, создавая иллюзию крыши домика. Треугольные.
Его взгляд тяжелый, но еще какой-то уставший. И за этой эмоцией сложно сейчас разглядеть злость и раздражение, которые я в нем вызываю.
Мой взгляд касается его обычного мужского носа. Не горбатого, небольшого и точно не маленького.
Борода кажется каким-то хаосом на его крупном лице, но в то же время она ему идет.
Волосы Яна заплетены в пучок на затылке, а мне становится интересно, как он будет выглядеть, если сдернуть резинку и взлохматить их.
Мои пальцы внезапно покалывает, и я ощущаю на их поверхности влагу, затем вздыхаю.
Почему я не испытываю страха к нему?
Он по всем пунктам пугающий и устрашающий человек. Его жизнь – боль и насилие, а я стою и не ощущаю ни малейшей угрозы.
Более того, мои губа приходят в движение и дурацкая привычка говорить то, что приходит на ум, сейчас более чем неуместна. Но я уже не могу ничего сделать.
– А вы… симпатичный, Ян Мор.
Все это время он рассматривал меня так же открыто и пристально. Но как только я произнесла свои слова, его глаза стали больше, а выражение лица сменилось с грубого на озадаченное.
– Ты больная?
Его вопрос снял напряжение после моего изречения и избавил от неловких извинений.
– Несмотря на то что это было грубо, я все же отвечу. Возможно, я не пышу здоровьем и моя походка, не столь уверенная, как раньше, я бы сказала, что я вполне хорошо себя чувствую.
Ян смотрит с насмешкой и уверена, борется даже с ней, желая выглядеть таким же грозным.
– Полагаю проблема не в физическом плане. А в твоей голове, девочка, – на этом слове он поднимает руку и касается указательным пальцем моего виска.
Он по-прежнему непозволительно близко, для такого явного неприятия, что отрицает эту истину на корню.
Но я не настолько самоуверенна, чтобы говорить ему об этом в лицо.
– А вот тут вы правы. Там творятся ужасные вещи. Но я вам о них не расскажу.
На губах сверкает улыбка и он переводит взгляд к моему рту. Это лишает возможности что-то сделать и фактически парализует.
Это мгновение длилось буквально секунд десять не более, но мне показалось, что время катилось по временной спирали, растягиваясь до невозможного. А потом он будто очнулся.
– Я тебе сказал не писать мне, – голос снова стал грубее и сделал меня… мной.
– Это было важно. Я ведь уточнила, по каким вопросам мне было необходимо с вами поговорить.
– Но не важнее моего приказа.
– Приказа? То есть вы признаете тот факт, что я работаю на вас и подчиняюсь вам?
Он быстро выпрямляется и складывает руки на груди, но не отпускает. А так как мои ноги устали, и я готова упасть на пол, то я запрыгиваю на столешницу и оказываюсь гораздо выше.
Мужчина смотрит удивленно то на мои ноги, то в лицо.
– Ноги болят, – болтаю своими конечностями, почти дотрагиваясь до его бедер.
– Ты ни хрена не попутала?
– Вы снова о моих умственных способностях?
– Нет, я о том, что ты оху… – обрывает себя и замолкает, сжимая кулаки на опущенных в мгновение руках. – Давай проясним один момент.
– Конечно, – делаю лицо серьезным.
– Ты пришла в надежде, что я отпишу обратно многомиллионный бизнес мужу твоей сестры, – киваю. – Я отправил тебя работать сюда, и при этом ты просишь зарплату, язвишь, раздражаешь и до хуя всего остального. Все верно?
– Я бы кое с чем поспорила и убрала из всего многообразия, что вы сейчас произнесли. Но примерно так и есть.
– Вот я и пытаюсь понять, ты дура или прикидываешься?
– Немного откровенный вопрос.
Я почти срываюсь в хохот, смотря на то, как у него дергается глаз.
– Послушайте, я старательная и ответственная. А еще…
– Мой ответ на все твои вопросы один – чтобы я тебя больше не видел.
– А… Погодите-ка, так не пойдет, – спрыгиваю и встаю почти вплотную к нему. – У нас с вами был уговор…
– Тебе бы с головой договориться. А с тобой у меня никаких договоров не было…
– Но это значит, что вы меня… э…
– Ну, – подначивает, а я вспоминаю проклятое слово.
– Кинули, вот.
Ян впервые смотрит так, что его уголок губы приподнимается в почти улыбке.
– Ладно, тогда ждите меня в клубе. Буду там мыть.
– В клубе работают только шлюхи.
– Теперь там будут шлюхи и я.
– Хочешь мой бизнес развалить?
– Каким образом?
– Собой.
– О, приехали к началу. Мы это кажется проходили уже.
– Но этот факт неизменный.
– Знаете что, я обалденно танцую.
– Неужели?
– Да, но доказывать это не стану. Ходите и мучайтесь воображением, – тычу пальцем в его твердую как проклятая стена грудь. – И я приеду завтра сюда, буду работать, и вы меня не выставите отсюда.
Он изгибает бровь до невозможного и смотрит на мой палец, который сильней впивается в его тело. Признаться я делаю это нарочно, потому что мне интересно.
– Все сказала?
– На данный момент да. Завтра я, возможно, дополню что-то. А теперь я… я поеду домой. До свидания.
Сбегаю поскорей.
Проходя через столовую, вижу снова тех мужчин.
– Всем приятного аппетита, – кричу чтобы переорать гомон.
– Спасибо детка, – кричат они не впопад.
– Иди к нам, солнышко, – доносится до меня.
– В другой раз, – улыбаюсь и успеваю уйти, потому что сзади доносится отборный мат и все разом стихает.
Домой возвращаюсь поздновато. Мама уже сидит, ждет за накрытым столом, а дедушка готов лечь, но досматривает передачу по первому.
– Ну и чего так поздно? Переживаю, Ань.
– Все нормально мам. Я же не гуляла, а работала.
– Так и что, взяли?
– Ага.
– Ты так и не сказала, что за должность.
– А… няней.
– Няней?
– Да, – пожимаю плечами, а самой смеяться хочется. – Там ребенок, мальчик. Вот буду с ним нянчится.
– Ну, в принципе я довольна.
– И я, – улыбаюсь ей вполне искренне.