Я смотрю на Яна и впитываю каждое его слово. Но вот что самое поразительное в этом всем. Его явная угроза и предупреждение, которые он пытался донести этим суровым мужчинам за столом и мне лично, обозначив свое недоверие – меня не пугают.
Я смотрю на него и вижу совсем другое.
Я вижу сильного мужчину. Мужчину, который защищает свою семью, своих людей. Даже угрозами защищает. Как бы говорит: "Если ты тот, о ком я говорю и готов на предательство пойти, подумай, дурак. Я тебя убью, и это будет больно, но у тебя есть шанс остановиться, пока ты не сделал этого и пока я не узнал".
Еще я вижу человека, который знает, что делает. Совершенно точно находящийся на своем месте. Он не стал бы как, мне кажется, менеджером банка или хозяином кофейни. Он бы не стал заведовать фирмой по переработке отходов.
Он мафиози, бандит, криминальный мужик, но не ради забавы. Не ради того, чтобы вытащить на входе в клуб пистолет и похвастаться. Не ради того, чтобы просто отомстить за что-то там. Это целая жизнь. Это семья. Самая настоящая семья, живущая одним механизмом.
Я не уверена в правильном подборе слов в своей голове, но так я все это вижу и меня по-прежнему не пугает ничего из происходящего вокруг. Я стою в дверях и как дурочка смотрю на мужчину, который умеет защитить.
Я бы хотела, чтобы в моей семье, в моем мире вне криминала был такой защитник. У меня не украли год жизни так безжалостно и жестоко. Потому что он бы пришел и просто убил каждого, кто посмеет об этом просто подумать.
Но я и моя семья были наедине с жестокостью и безнаказанностью этого мира. И потому нам пришлось справляться так, как мы могли.
Но с ним я бы спала спокойно, зная, что он не позволит потревожить мой сон.
Когда пауза длится дольше положенного, я понимаю, что засмотрелась и задумалась на непозволительно долгое мгновение.
Стряхнув с себя оцепенение, я вхожу и раскладываю тарелки мужчинам.
Яна оставляю напоследок. Потому что сколько раз я завтрак подавала, он не ест, пока у всех не будет стоять тарелка. Впрочем, как и остальные мужчины.
Когда я опускаю его завтрак на стол, то наклоняюсь и шепчу на ухо:
– Мне нужно с вами поговорить.
Разворачиваюсь и быстро ухожу, пожелав приятного аппетита.
На кухне Глаша старается не смотреть на меня. И судя по ее поведению, да и мужчин, все теперь понимают, что я не лгала по поводу особого отношения Яна ко мне. Находясь в его одежде, все сложилось в логическую цепочку.
Думаю, это даже лучше.
– Без меня сегодня справитесь? – завязываю разговор, потому что мне необходим выходной.
Я чувствую себя поломанной и попавшей под грузовик. Что почти правда.
– Справимся, – она пожимает плечами.
И тут до меня доходит. Видимо, она решила, что я пытаюсь отработать то, ради чего пришла, проверенным путем.
Мне должно быть наплевать. Но к Глаше у меня хорошее отношение и потому я хочу к себе такого же, а не иного, где ты продажная грязь.
– Так, надо кое-что прояснить. Я в этой одежде, потому что, вчера ухаживая за Яном, он повалил меня и придавил собой. Я обливалась потом всю ночь, пока грузовик не сдал назад. А не потому, что я решила заняться сексом и решить все проблемы разом. Мы обе знаем, что это не прокатило бы с Яном.
Она медленно оборачивается и смотрит на меня долгим взглядом. Будто мои слова только-только начинают просачиваться в ее мозг с запозданием.
– Я не сказала тебе ни слова.
– Но успели подумать. Молчание – это еще более громкий разговор, чем слова.
Она улыбается и на ее лице пропечатываются все морщинки.
– А ты интересная девочка, Анна.
– А вы только поняли?
Подмигиваю и услышав, как за дверью в столовой двигаются массово стулья по кафелю, выхожу.
– Спасибо за завтрак, – слышу массовое и улыбаюсь.
Если я думала, что Ян, заинтересованный в моих словах, останется и хотя бы спросит, о чем поговорить, то ошиблась.
Он встал и пошел со всеми.
Только мужчины пошли на выход, а этот наверх. Но меня этим не возьмешь. Поэтому я быстро помогаю Глаше и ухожу за ним.
Однако нахожу Яна сразу на первом этаже.
Кабинет.
– Тук-тук, можно? – заглядываю и сталкиваюсь с внимательным взглядом.
– Быстро.
– Я тут… такое дело, – проще было требовать, когда этот диалог происходил в голове.
– Язык проглотила?
– Нет. Видите? – вытаскиваю его и демонстрирую.
– Что за пиздец, – чуть ли не ударяет себя по лбу.
– Деньги на такси дайте…
– Чего?
– Я на маршрутке так не поеду. А отсюда к моему дому такси слишком дорогое.
– Тебе вызвать может быть лимузин.
– Я чувствую сарказм в вашем голосе.
– Неужели?
Он встает и выходит из-за стола, направляясь затяжными шагами ко мне.
По мере его приближения, моя голова все выше поднимается.
«До чего же огромный», – проскакивает мысль.
Но я не теряюсь и вытягиваю ладонь, играя пальцами, чтобы положил туда деньги.
Ян хмыкает и вытаскивает черное портмоне.
«Даже проще, чем я думала».
Ян вытаскивает небольшую стопку разноцветных купюр и смотрит на меня, а я на него.
– А может, я тебе заплачу, и ты уйдешь?
– Ха-ха-ха, – ворчу и, схватив все, что было в руке у него, убегаю.
Понятия не имею, сколько он их вытащил, но остаток я верну, конечно же. Просто мама уже звонит и мне лучше бы скорее появиться дома.
Сидя в машине такси, я, наконец, заглядываю в сумку, куда бросила деньги и, вытащив все купюры, насчитываю двадцать три тысячи.
– Господи, кто носит такие деньги в кошельке? – в шоке глазею на них и взяв тысячу, остальное убираю в свой потрепанный кошелек, который достался мне от Алиски, в отдел с замочком.
Мама в беспокойстве смотрела на меня и даже не сразу задала вопрос.
– Ма, все в норме. Я чиста, по-прежнему девственна, ни разу не целована, особенно этой ночью и моему внешнему виду, есть объяснение.
– Лучше бы так и было, Аня.
– Ребенка… стошнило. Я была рядом. И хозяй-ин, дал свои вещи. Потому что его жена… сварлива, – выдумывать на ходу подобное сложнее, чем врать про Яна. Там все с языка слетает.
– Прошу, скажи, что это правда? – берет в свои нежные материнские руки мое лицо и смотрит в глаза.
– Это правда. Я всю ночь ухаживала за мальчиком. Делала примочки, – улыбаюсь ей.
Но ведь почти так и было, верно?
– Ладно. Ребенку лучше?
– Ну да. Гораздо лучше. Сегодня у меня выходной. Видишь? Пойду погуляю с подружкой.
Она громко и показательно выдыхает.
– Конечно, иди.
Я знаю, что мама боялась моей замкнутости, которая порой проявлялась в то тяжелое время.
Ей нравится видеть меня восемнадцатилетней девочкой. Которая тусуется с подругами, ходит в бургерную и покупает немного вредной еды и бегает по дешевым магазинам ТЦ.
– Я в порядке, мамуль, честно-честно, – обнимаю ее и провожаю на работу.