«Слава Богу, хоть в школу не надо идти», – вздохнула Катя и поставила на электрическую плиту чёрную, закопчённую сковородку. Масло закипать не спешило; девочка вышла во двор и подошла к красному железному обшарпанному баку, с противно скрипящим краном при включении воды. Между баком и гусаком была незамысловато всунута пластмассовая мыльница, в которой покоился слизистый кусочек мыла. Девочка умылась и, не вытираясь, вдохнула свежий летний воздух.
– Ах, хорошо!
Рядом на отцветшей сливе заливался соловей, девочка пристально посмотрела на невзрачную птичку, в глазах заиграла радость, и Катя попыталась посвистеть в ответ. У неё слабо получилось имитировать птичье пение. «Жаль, зубная паста кончилась, надо раздобыть где-нибудь, как это Женька Смирнов та свистит?». Катя прополоскала рот водой, потерла зубы и дёсны пальцем и, услышав потрескивание масла на сковородке, ринулась в дом. Картошка получилась, как всегда, румяная и вкусная. Ванька с отцом уплетали за обе щеки, весело подмигивая друг другу. Вдруг у Кати из кармана халата послышался звук мобильного телефона.
– О, откуда у тебя телефон? – строго спросил отец.
– Да Аньке новый купили, а она мне свой старый подарила.
– Точно не украла? – немного прищурив глаза, засомневался он, – люди просто так ничего не дарят и не делают, значит, ей что-то от тебя надо. Все злые и алчные, запомни это. Вот увидишь: придётся отрабатывать.
– Да брось, пап, она добрая, не такая, как все, она мне как сестра, – Катя нажала на значок – зелёную трубку.
– Ха, так пусть заберёт тебя к себе жить, поит и кормит, – не унимался Роман, – наивная ты, жизни не знаешь.
– Да, алло! Аня, я готова, через пятнадцать минут выхожу. Жди.
Роман пожал плечами.
– Ваньку возьми с собой, чем я его кормить буду?
– Нет, пап, сегодня не могу – дела личные.
– Мне надо на работу сходить. Ладно, возьму его с собой. Пойдёшь? – без капельки нежности спросил Роман.
– Угу, – промямлил с набитым ртом взъерошенный сынок.
Запрыгнув в самодельные джинсовые шорты и натянув чёрную, немного выцветшую на спине майку с надписью «YOUTH», Катя выпорхнула из душного жилища. Хотелось курить. Да, да, она недавно попробовала, может, месяц назад, но уже эта пагубная привычка основательно засела в голове. Это свершилось в новой взрослой компании, куда Катю и её лучшую подругу, одноклассницу Аню, пригласил её старший брат Артём. После смерти мамы Катя очень сильно сблизилась с Аней, стала вхожа к ней в дом. А Аня, открытая, добрая, голубоглазая блондинка, всегда искренне радовалась, предельно глубоко перенесла смерть мамы своей подруги, даже проплакала весь вечер, когда узнала о горе. Анин брат Артём никогда не воспринимал сестру всерьёз и всегда – с ухмылкой: конечно, он же был старше её на три года и учился в Институте. А как Аня мечтала, чтобы у нее была сестра, чтобы секретничать, меняться вещами, просто делиться своей детской, наивной любовью и нежностью!
Ведь как утверждают мудрецы: любовь бывает без дружбы, а вот дружба без любви – вряд ли. Хотя любовь без дружбы вернее было бы назвать страстью, которая в одно мгновение может превратиться из милого пушистого кролика в опасного монстра, с любовью так не бывает. Она прорастает глубоко-глубоко в душу и при непредвиденных обстоятельствах только усиливается, но никогда не превращается в агрессию. Дружба – особый вид любви, наполненной терпением, нежностью, пониманием. А подростковая дружба, чистая, искренняя, незапачканная взрослыми бытовыми проблемами, имеет шанс остаться на всю жизнь.
Так у этих двух замечательных, добрых девочек росла и укреплялась настоящая дружба. Несмотря на то, что росли они в разных социальных слоях, дружба расцветала, как одуванчик, пробивающийся через слой мглистого асфальта.
Катя спешила к Ане домой, будничное утро дышало прохладой, мимо неслись озабоченные автомобили, а небо, высокое и лазурное, создавало впечатление безмерного пространства и рождало безудержное желание полёта. Девочка не шла: она то подпрыгивала, то пробегала небольшое расстояние. Длинные, вьющиеся каштановые волосы волнами развивались на ветру. На лице играла милая, наивная улыбка, а в карих глазках отражалось летнее ласковое солнце.
За пятнадцать минут она доскакала до огромных чёрных ворот с приваренными бронзовыми гроздями винограда и нажала кнопку звонка. Родители Ани к этому времени уже выехали на работу, а Аня на правах отдыхающей на каникулах ещё нежилась в постели, раскинув естественно белоснежные волосы по подушке. Катя привыкла, что подруга долго одевается, чтобы выйти к калитке, поэтому абсолютно не нервничала даже по истечении десяти минут. Вот за воротами послышались шлепки тапок.
– Привет! Заходи, – немного вялым голосом пригласила Аня, – есть хочешь? – она обняла подругу и звучно, не касаясь щеки губами, поцеловала.
– Не-а, спасибо! Курить хочу, есть? Родители дома?
– Разъехались, только вечером вернутся. У меня только одна, у Тёмы свистнула.
– Он дома?
– Нет, свалил куда-то, пока я спала. Зажигалка есть?
– Нет, тащи спички.
– Ок, подожди…
– Ой, блин, голова закружилась, – пожаловалась Катя, сделав глубокую затяжку.
– У меня тоже. Кать, смотри: я кольца научилась пускать.
Аня глубоко затянулась, сделала круглым рот и медленно, с особенным удовольствием и прикрытыми глазами, стала выпускать кольца дыма.
– Ух ты! Здорово! Дай я попробую, – Катя почти вырвала сигарету из губ подруги. Глубоко затянулась, но, закашлявшись, выпустила дым паровозным столбом.
– Ха-ха, куда торопишься!
Прикончив сигарету, прибалдевшие курильщицы поплелись в дом. За порогом, на плетёном квадратном коврике, Катя оставила свои растоптанные мокасины. Сразу почувствовав немного неприятный запах от вспотевших ног, она засунула их в шкафчик для обуви, потопталась немного на коврике и неуверенной походкой прошла в комнату. Аня уже включила электрический чайник и с умным видом, открыв холодильник, выбирала что-то съестное.
– Что ты там топчешься, проходи; бутерброд с колбасой будешь?
Катя прошла в просторную гостиную, обставленную шикарной мебелью, и села на краешек кожаного белого дивана. Солнце пробивалось сквозь жалюзи, создавая ровные, параллельные друг другу световые полоски. Девочка глубоко вздохнула, и приятный аромат роз наполнил её легкие спокойствием. Под рукой оказался пульт от телевизора, одно мгновение – и огромный экран, висящий на стене, заиграл яркими красками и залился звонкими голосами. По музыкальному каналу демонстрировали новый клип Семёна Лазурного «Тишина».
– Ой, мне он так нравится, красавчик! Правда, Ань?
– Тьфу, так он же «голубец»! Брехло, пел бы уже про мужиков, которых любит.
– Да ладно, не может быть, такая фигура у него настоящая, мужская, и на лицо – симпатяга.
– Ну и не верь, наивная ты, посмотри: кого по «телеку» крутят, слушать некого – одни «гомики» и лесби или бабки зажравшиеся. Ни музыки, ни слов. Попса голимая! Вот Тёма слушает новую группу – «Абракадабра», слышала? Вот это сила! Сейчас тебе включу.
Аня включила музыку на телефоне. Слова заглушала громкая инструменталка, и Кате приходилось прислушиваться к тексту песни.
– Ну как? – с гордым видом спросила юная рокерша.
– Не знаю, Ань, слишком громко, наверное, это не моё, извини. Мне слова не совсем понятны; о чём песня?
– А, понятно, в общем, любишь музыку, где сахарные сопли на кулак наматывают, сочувствую.
– Аня, давай не будем об этом. Знаешь, я хотела тебя кое о чём спросить. Можно, я помоюсь у тебя, хотя бы голову?
– Вообще не вопрос, чего ты стесняешься? Давай мои вещи разберём, может, и тебе что-то подходящее найдём?
– Давай!
К двенадцати часам девочки вылетели из дома, как бабочки, держась за руки и громко смеясь. Они щурились и сияли от счастья. Катю приятно освежала почти новая розовая футболка, только что подаренная Аней, но рваные шорты остались неизменным атрибутом бунтарского облика девушки. Аня же щеголяла в белоснежной футболке с надписью «Girls can do some things». Стройные, рослые не по годам, в модной одежде, с лёгким макияжем, подруги выглядели немного старше своего возраста. Впереди их ждал насыщенный событиями летний день.