Катя включила фонарик на телефоне и, прихрамывая на порезанную ногу, не спеша шла домой. Ночь выдалась непроглядно тёмная, беззвёздная. Огромные серо-фиолетовые тучи нависли над головой, казалось, что кто-то выкачал весь воздух – было очень душно, как будто вот-вот прольётся дождь.
«Торопиться мне некуда, – думала девочка, – кто меня ждёт? Может, Ванька? Да спит, наверное. Ел сегодня хоть что-то или опять за папкой закуску подъедал? Всё-таки в школе было хорошо, там хоть кормили бесплатно, а летом мы, как собаки бездомные, питаемся объедками. Надо соглашаться и переезжать в интернат, там лучше будет. Те два месяца после смерти мамы были просто сказочными: и одежду нам дали, и питание, и на экскурсии водили. Нет, надо было отцу приплестись и заявление написать об опеке. Ничего не меняется – каким он был, таким и остался. Зря мы ему поверили и согласились».
Катя зашла в калитку, прошла по захламлённой аллейке к входной двери, если можно так назвать фанерную панель без ручки и замочной скважины, посаженную на скрипучие, ржавые петли. Дверь противно заскрипела, лицо девочки скривила сдержанная гримаса, Катя на ощупь попыталась найти выключатель, но вдруг отдёрнула руку, как от горячего: «Разбужу их!» Телефонным фонариком посветила сначала на детскую кроватку – Ванька в одних трусах спал на животе; перевела луч на диван – пусто: папа «завис» где-то. Прошла через комнатку к комоду и отодвинула тугую полочку. В ней хранилось бельё отца и порванная простыня. Катя оторвала узкую полоску и вышла на улицу, к баку. Тучи уже разбежались в разные стороны, так и не проронив ни капли влаги. Огромная жёлтая луна светила, как сто уличных фонарей. За баком скворчал маленький чёрный жучок, а на зелёной кроне алычи весело перекрикивались две цикады. Кое-как промыв ранку водой и замотав обрывком простыни, Катя поковыляла в дом. На диван ложиться не стала, подвинула брата и боком уместилась на кровати, свесив ноги немного на пол, и сразу погрузилась в глубокий сон. Ей снилась большая зелёная поляна, усеянная белыми ромашками; она сидит и плетёт венок, рядом – парень, симпатичный, но она его совсем не знает, смотрит в глаза. Глаза такие знакомые, такие добрые; Катя берёт его за руку и говорит: «Смотри, как я умею!» Раскидывает руки в стороны и машет, постепенно отрываясь от земли.
– Давай, взлетай со мной! – кричит она родному незнакомцу.
– Я не умею!
– Это несложно, смотри на меня и повторяй, у тебя получится, главное – не бойся!
Вдруг с высоты девушка заметила, что к парню со всех сторон начинают подползать огромные серые крысы.
– Быстрей, быстрей, давай, взлетай!
– Не могу, лети одна!
Резкий грохот разбудил девочку, она открыла глаза и сразу сильно зажмурилась от яркого света. Отец стоял, облокотившись о стенку как раз рядом с выключателем, и мычал. Лохматый, в грязных брюках и порванной на груди футболке.
– Пап, выключи свет!
– Иди на фиг! Дай мне пожрать!
– Папа, пожалуйста, выключи свет и ложись, а то Ваньку разбудишь. Где я тебе возьму, меня целый день дома не было.
– А где тебя черти носили? Жрать надо варить, баба ты или кто? Иди вари мне макароны, я кетчуп в пакете принёс.
– Я спать хочу, подожди до утра.
– Что случилось? – проснулся Ваня.
– Быстро варите мне еду или сваливайте, куда хотите!
– Да, в интернате нам было бы лучше!
– Закрой рот, дура! – взревел отец, – ещё неизвестно, где тебя Жанка «нагуляла».
Ваня заплакал.
– Не смей оскорблять мать! – выпалила дочь, – это ты её в могилу свёл и нас мучаешь!
– Ничего себе заявочки! Валите в интернат – и не вспомню о вас!
– Не хочу в интернат! – завопил Ванька, – там, как в тюрьме, одни надзиратели.
– Заткнись, ублюдок! Куда скажу, туда и пойдёшь! Вон ночь тёплая, иди на лавку и там вой. Меня бесит твой плач, собрали манатки – и вон из дома!
Катя натянула на брата футболку, шорты, захватила спортивную кофту и, сильно схватив за руку, выволокла из дома.
– Я никуда не хочу идти, давай дождёмся, пока он уснёт, а утром всё будет нормально, – не унимался Ваня.
– Родненький, пойдём, пока бить не начал, я его знаю.
Дети выбежали на улицу; Катя шла быстро, еле заметно прихрамывая на больную ногу, не обращая внимания на жгучую боль, Ванька вприпрыжку, громко всхлипывая, еле успевал за ней.
– Кать, куда мы? Зачем мы?
– Ничего, ночь перебьёмся, а там видно будет; я знаю одно место, мы зимой там тусовались.
– Я пить хочу, я есть хочу, я устал, – ныл брат.
– У меня тоже в горле пересохло, пойдём в магазин-24, попросим воды.
Магазин-24 с весёлым названием «Кто ищет, тот находит!» сиял огоньками и зазывал легкой музыкой, льющейся из колонок. Женщина лет сорока пяти с ярким макияжем и жирной цветной татуировкой в виде вьющихся на всю руку – от запястья до плеча – цветов с жутко недовольной физиономией спросила:
– Чё надо, шпана?
– Тётенька, дайте водички, – пропела жалобным голосом Катя и сделала губы «ниточкой».
– Дома надо пить, идите домой, уже поз…ой…дно, – икнула женщина, не договорив фразы. Судя по её красным глазам и разящему запаху перегара, она явно перебрала со спиртным.
– О, Катька, это ты, что ли? А это Ванька так вырос? Да я с Жанкой в одном классе училась. Добрая была, вцепилась в этого дауна. Давно бы мужика нормального нашла. Найдётся бык, была бы корова! – «шутница» еле сдержала смешок, – нате вам воды «полторашку» и булку хлеба, и идите, идите отсюда.
Из подсобного помещения послышался громко булькающий мужской голос:
– Ленка, где пропала? А ну иди сюда, я соскучился.
Катя схватила воду, Ванька – хлеб, и оба спешно вышли из магазина.
– Пошли, не отставай и ничего не бойся со мной, я тебя никогда не оставлю.
Дети зашли в подвал обычной пятиэтажки и стали сразу чесать ноги. Катя зажгла спичку и осветила маленькую комнату, заваленную картонными коробками. В дальнем углу стоял зелёный обшарпанный диван без подлокотников. Насыщенный запах сырости, немного разбавленный «ароматом» отходов кошачьей жизнедеятельности, неприятно щекотал в носу.
– Кать, ноги сильно чешутся, что это?
– Блохи, Ванька; потерпи, я сейчас что-то сделаю. Давай, выйди из этой комнаты. Вот сюда иди, в уголок, зажмурь глаза и дыши через футболку.
Ваня послушно всё выполнил. Сестра взяла кусок картонной коробки и подожгла его. Пламя не появилось, зато повалил тягучий белый дым. Она с картонкой обошла три раза вокруг дивана; глаза сильно заслезились, и стало трудно дышать. Бросив картонку под диван, почти на ощупь выскочила из комнатки к брату.
– Подождём пять минут и пойдём спать.
Она крепко обняла его и прижала к груди. Глаза слезились от дыма, обиды, боли.
– Всё будет хорошо, проходи в комнату, падай, я укрою тебя кофтой.
Дети крепко обнялись и моментально уснули.