Тоня
Когда он озвучивает то, чего я больше всего боялась, кровь отливает от лица, и оно немеет. Мне кажется, даже ноги сейчас подкосятся. Как?! Как можно быть таким бессердечным?!
– Нет… пожалуйста… – шепчу беззвучно, потому что горло сковало от ужаса. – Не надо.
Я крепче сжимаю руку сына, а Юдин делает шаг к нам с Максом. Хватаю сына на руки и прижимаю к себе так крепко, чтобы защитить и уберечь от жестокого отца. Если он заберет моего малыша, я не выживу! Умру в ту же минуту.
– Посади его в машину, и ты свободна, – сухо заявляет Святослав Михайлович.
– Нет, – качаю головой. – Прошу вас.
Он подходит ближе и пытается забрать у меня сына. Я делаю резкий разворот, отдаляя ребенка от его рук, а сама бросаю взгляд через плечо.
– Антонина, не устраивай цирк, – цедит он сквозь зубы.
– Зачем он вам? – спрашиваю дрожащим голосом, глядя в холодные глаза, покрытые коркой льда. – Вы же дома почти не бываете.
– Это уже не твоего ума дело.
– За что вы так? Он ведь вам не нужен.
– А это не тебе решать. Ты уже нарешала. Мало того, что залетела от меня, еще и скрыла. Могли бы… – он кривится, глядя на сына, – решить проблему сразу. А теперь решать буду я.
Он делает рывок и буквально выдергивает сына из моих рук. Макс до последнего хватается за меня, но у него болит одна рука, а у второй хватка не такая сильная.
– Нет! – вскрикиваю я.
– Мама! – начинает плакать Максим.
Святослав Михайлович передает моего сына амбалу, стоящему у него за спиной, и тот быстро несет кричащего ребенка в машину. Юдин разворачивается, чтобы последовать за ними, но я вцепляюсь в его локоть и буквально повисаю на нем.
– Нет! Пожалуйста, – прошу, рыдая не тише, чем Максим. – Он же не нужен вам! Это только чтобы наказать меня, да?
– Он Юдин, – цедит мой бывший босс, сбрасывая меня со своего локтя. – Значит, должен жить в своей семье.
– Он ребенок, и нуждается, в первую очередь, в матери! Не разлучайте нас, умоляю! Хотите, я на колени встану? Что угодно сделаю, только не забирайте его!
– Отстань, – раздраженно бросает он, снова сбрасывая меня со своего локтя.
Мы уже у машины Святослава Михайловича, и даже из-за толстого стекла огромного джипа я слышу, как внутри разрывается мой сын. Рыдает до икоты. Мое сердце в этот момент в который раз разрывается на мелкие ошметки. Боль в груди такая, что, кажется, я сейчас могу умереть.
– Пожалуйста! Послушайте! – прошу я, когда он тянется к ручке двери. Юдин раздраженно вздыхает, но смотрит на меня. – Вы ведь все равно будете нанимать няню. А зачем тратить деньги? – тараторю, потому что не знаю, сколько времени он готов меня слушать. Вижу, что Святослав Михайлович начал прислушиваться. Тогда я быстро вытираю слезы и впиваюсь взглядом в его глаза. – Я могу присматривать за ним. Быть его няней. Пожалуйста, соглашайтесь. С чужой няней он будет постоянно плакать и доставлять вам дискомфорт. А со мной он почти никогда не плачет.
Закончив, я до онемения пальцев сжимаю свою сумку, а Юдин прищуривается.
– Ладно, – произносит он, и с моих плеч как будто сваливается огромная гора. – Так еще и деньги отработаешь, – ухмыляется он.
– Они мне не нужны, – отвечаю, качая головой. – Я потратила совсем немного, остальное могу вернуть.
– Мне они тоже не нужны. Лучше купи себе одежду. – Он брезгливо кривится, окидывая меня взглядом. – Одета как оборванка. Мать моего сына не может так выглядеть.
– Хорошо. Я сделаю все, что скажете.
– Но взятые деньги ты все равно отработаешь. Днем будешь присматривать за нашим – моим – сыном, а ночью греть мою постель. Садись в машину.
Я подбегаю к задней дверце и уже хочу распахнуть ее, как голос бывшего босса меня останавливает.
– И кстати. Засунь себе свои чувства куда подальше. Я в них не нуждаюсь.
Проглотив обиду, киваю и распахиваю дверцу. Максим буквально выпрыгивает мне на руки.
– Мама! – рыдает, икая, и обхватывает мою шею ручками.
Я крепко прижимаю сына к себе и целую заплаканное лицо.
– Все хорошо, мой маленький. Все в порядке. мама рядом. Не плачь, малыш.
– В машину! – рявкает Юдин, и я, ухватившись за ручку внутри, подтягиваюсь и с трудом забираюсь в огромный автомобиль.
Как только захлопываю дверцу, громила, забравший Макса, заводит машину, и мы выезжаем с парковки больницы. Я бросаю туда взгляд. Человек пятнадцать зевак провожают нас заинтересованными взглядами. А мне хочется наорать на них. Что за манера глазеть на чужую беду, но не сделать ничего, чтобы помочь? Отвратительные, мерзкие людишки, для которых собственные впечатления важнее помощи нуждающемуся.
– Ему нужен какой-то специальный корм? – спрашивает Юдин, пока мы едем по городу в сторону его дома.
– Кому? – спрашивает водитель.
– Я не к тебе обращаюсь. Антонина?
– Кому? – повторяю вопрос водителя.
– Ребенку.
– Корм? – ахаю я. – Он же не собака и не кот. Это называется детское питание.
– Нюансы, – отмахивается новоиспеченный отец, а во мне закипает злость, которую я вынуждена проглотить. Иначе он меня выгонит, и сын все равно останется без матери. – Так что?
– Да, мы покупаем детское питание, но в основном я уже кормлю его нормальной едой.
– Составишь список того, что нужно, и Ольга Сергеевна все закажет.
– У нас все необходимое есть дома. Может, заедем заберем? – предлагаю нерешительно.
– Нет, – отрезает Святослав Михайлович. – Я и так сегодня потратил много времени. Все необходимое мы закажем новое. К тому же, не думаю, что там остались вещи хорошего качества. А в секонде мой сын ходить не будет.
– Между прочим, я покупаю ему все самое лучшее.
– Из того, что можешь себе позволить, – сухо отзывается он, а я прикусываю язык, потому что он прав. Да и вообще мне лучше с ним не спорить.
Отвернувшись к окну, радуюсь, что хотя бы любимая мягкая машинка Макса у нас всегда с собой. Старенькая красная легковушка уже настолько затаскана, что выглядит как будто ее переехали. Это все из-за того, что как выбрал ее в полгода любимой игрушкой, так не расстается с ней ни под каким предлогом. Даже когда я купаю сына, игрушка должна быть в ванной. Надеюсь, когда Святослав Михайлович увидит ее, не заставит выбросить из-за не презентабельного вида.
Когда мы подъезжаем к дому Юдина, я наблюдаю за тем, как медленно отъезжают в сторону высокие кованые ворота. Сейчас они напоминают мне клетку, в которую нас с сыном посадят буквально через несколько минут. И начнется наша новая жизнь, в которой из хорошего будет только то, что нас не разлучили. Наверное, я должна радоваться только самому этому факту. Но с каждым метром, который мы проезжаем, чтобы остановиться у высокого порога дома, радость из меня постепенно улетучивается.