Тоня
В следующий раз я прихожу в себя, когда кто-то аккуратно сжимает мое плечо. Открываю глаза и смотрю на женщину в голубом костюме. На ее груди болтается бейджик, но я не могу прочитать, что на нем написано.
– Как вы себя чувствуете? – спрашивает она.
Я моргаю и прислушиваюсь к своему организму.
– Немного болит голова, – отвечаю хрипло. – А так неплохо.
– Ну вот и отлично.
– А где я?
– В больнице. Пятая городская. Меня зовут Зоя Анатольевна, и я ваш лечащий врач. Хорошая новость в том, что у вас легкая форма сотрясения. Есть шишка на голове вот тут. – Она легонько касается прохладными пальцами моей головы, и я тоже притрагиваюсь к этому месту, нащупывая шишку. – Но, к счастью, никакого кровоизлияния или других тяжелых последствий. Легкое растяжение кисти. – Я смотрю на перебинтованную руку. – Вам повезло.
– А мой сын? – вдруг вспоминаю я про Максима.
– Не знаю, – она пожимает плечами. – Он тоже здесь? Сколько ему?
– Два года.
– Значит, если он здесь, то в детском отделении.
– Мне надо к нему, – сажусь на кровати.
– Куда? – хмурится Зоя Анатольевна. – Вам нужно лежать. К тому же, сейчас три часа утра. Если ваш сын и здесь, то наверняка спит.
– Пустите, мне нужно к сыну.
– Девушка…
– Нет! – отрезаю и слезаю с кровати. – Мне нужно к сыну.
Встаю, покачнувшись, и врач поддерживает меня под локоть.
– Спасибо, – отзываюсь с теплотой в голосе и бреду на выход из палаты.
– Повидаетесь с сыном и сразу же возвращайтесь в палату.
– Хорошо. – На выходе останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к врачу. – Зоя Анатольевна, а мою сумку не приносили?
– Спросите у медсестры на посту.
– Спасибо, – благодарю еще раз и плетусь к сестринскому посту.
– О, а что это мы встали? – полная медсестра поднимает голову от журнала, который заполняла.
– Здравствуйте, я… – указываю рукой на палату, но понимаю, что не посмотрела ее номер.
– Из двенадцатой, – подсказывает она.
– Да. Мне нужно к сыну. Он в детском отделении.
– К какому сыну? Тебе нужно отдыхать, – строго говорит она, но я вижу, что она женщина добрая. Даже строгие нотки у нее какие-то мягкие.
– Меня Зоя Анатольевна отпустила. – Медсестра недоверчиво осматривает меня.
– Только быстро туда и назад.
– Скажите, а вам не приносили сумку? Дамскую, коричневую такую.
– Тебя на скорой с сумкой привезли. Имя?
– Тоня. Антонина Семенова. Егоровна, – добавляю отчество.
Тогда медсестра лезет под стол и достает оттуда мою сумку. Изрядно потрепанную и порванную в двух местах. Открывает и копается в ней.
– Что вы ищете?
– Документ. Не могу же я отдать сумку первой встречной.
– Паспорт во внутреннем разделительном карманчике на молнии.
Открыв молнию, она достает мой паспорт в зеленой обложке, открывает, сравнивает меня с фотографией и, вернув его на место, отдает сумку.
– Спасибо.
– Ты бы в туалет заглянула, – кивает она на длинный коридор. – Причесаться, умыться. Сестрички привели в порядок как могли.
– Спасибо. Но я сначала к сыну.
– Ну давай. Только недолго, – строго добавляет она. – Детское на третьем этаже. Там сегодня Маргарита Борисовна дежурит. Скажи, что я просила пропустить к ребенку.
– А вас как зовут?
– Скажешь, Леля просила пропустить. Она отведет тебя.
– Спасибо большое, – складываю ладони вместе, будто собираюсь молиться на эту святую женщину.
– Иди уже, – бурчит она и снова утыкается в журнал.
Кивнув, я покидаю отделение. Осознав, что не знаю, на каком этаже сама нахожусь, мечусь по лестничной клетке, выискивая цифры, а потом вижу проход к лифтам. Над старой, выкрашенной в зеленый кабине висит металлическая табличка с цифрой один. То есть, я в самом низу.
Захожу в лифт и, нажав на тройку, глубоко дышу, стараясь утихомирить колотящееся сердце. Не могу быть спокойной, пока не узнаю, что с моим сыном.
– Это еще что за привидение? – слышу голос за спиной, как только захожу в детское отделение. – Женщина, вы заблудились?
Оборачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с худощавой женщиной в белом халате.
– Вы Маргарита Борисовна?
– Ну я, – тянет она неохотно, рассматривая меня.
– Меня Леля прислала. Сказала, что вы поможете увидеться с сыном.
– С каким еще сыном? – хмурится женщина.
– Мы с сыном сегодня попали в аварию. Его привезли сюда.
– А, мальчишка лет двух? Блондинчик такой?
– Да.
– Идем. Только я не пущу вас к нему. Все вопросы только с врачом. Сначала поговорите с ним, а потом уже к ребенку.
– А можно я сначала посмотрю на Максима?
– Боюсь, что нет. Он в реанимации.
Я чувствую, как на меня накатывает волна слабости, и ноги подкашиваются. Мне даже приходится ухватиться рукой за стену, чтобы не упасть.
– Ну что вы, – медсестра тут же хватает меня за локоть. – Он жив, а это главное. И вам сильно повезло, – тише добавляет она, – что на смене был Сергей Андреевич. Он врач от Бога. Ну пойдемте уже.
Мы с медсестрой идем по коридору, пока не доходим до кабинета врача. Она оставляет меня стоять в коридоре, а сама стучит в кабинет и приоткрывает дверь.
– Сергей Андреевич, тут мама того мальчика, который в аварию попал.
– Хорошо, иду, – раздается оттуда голос, после чего медсестра отходит в сторону, пропуская мужчину средних лет в зеленом медицинском костюме. – Здравствуйте. О, вы тоже пострадали, – он внимательно осматривает мое лицо. – Вас нужно осмотреть.
– Я… меня уже осмотрели. Скажите, что с моим сыном. Прошу вас.
– Как зовут мальчика?
– Максим.
– Максим, похоже, пострадал больше вас. От удара стекло в машине лопнуло и врезалось ему в руку. Рассекло кожу. Пришлось делать операцию, сшивать сухожилия, вены, артерии. Он потерял много крови. Сейчас он в реанимации на аппарате. – Я снова хватаюсь за стенку, потому что перед глазами темнеет, когда я живо представляю себе, через что прошел мой сын. – Он выжил, а это главное. Сейчас в идеале сделать бы ему переливание крови. Но у вашего сына очень редкая группа, четвертая отрицательная. Мы запросили такую в банке крови, но не знаем, когда она будет. У вас какая группа?
– Вторая положительная.
– Значит, у его отца по логике должна быть четвертая отрицательная. Позвоните ему, чтобы приехал сдал.
– Хорошо, – бормочу я, даже не представляя, как уговорить Юдина сдать кровь и не раскрыть, что у нас с ним есть сын. – А могу я увидеть Максима?
– Пойдемте. Но только на минутку. По-хорошему в реанимацию я вообще не должен вас пускать.
– На минутку, – киваю я и следую за врачом по коридору.
После того, как повидалась с сыном и порыдала, целуя его крохотную ручку, я беру такси и еду к Святославу Михайловичу. Если надо будет, буду ползать за ним на коленях, умоляя сдать кровь. Сделаю что угодно, только бы он согласился.
Но прежде, чем попасть в дом, мне приходится уговаривать охранников впустить меня. Они долго не соглашаются, но потом созваниваются с хозяином, и тот позволяет мне войти.
Я поднимаюсь по ступенькам так быстро, как только могу. Вхожу в дом и уже хочу пойти в спальню Юдина, как его голос останавливает меня с вершины лестницы.
– Ты время видела?
Поднимаю голову и смотрю на то, как Святослав Михайлович вальяжно спускается сверху, одетый в одни только пижамные штаны. В другое время я бы любовалась его красотой, но сейчас я слишком взволнована тем, что сыну нужна помощь.
– Святослав Михайлович, у вас же четвертая отрицательная группа крови?
Он слегка хмурится. Уверена, мой вопрос застал его врасплох.
– Да. Почему ты спрашиваешь?
– Я вас умоляю, – складываю ладони в молебном жесте, – Сдайте кровь. Давайте поедем в пятую городскую, чтобы вы сдали кровь.
Он криво усмехается и смотрит на меня так, будто я с луны свалилась.
– Сначала деньги, теперь кровь. Что следующее, Антонина? Почка? Душа?
– Прошу вас. Умоляю. Я сделаю что угодно, – всхлипываю я.
– Нет, – отрезает он и разворачивается, чтобы снова подняться наверх, а я понимаю, что должна привести аргумент, который не позволит ему отказаться.
– Это для нашего с вами сына! – выпаливаю, и он застывает. Мышцы его спины напрягаются и каменеют, а потом Юдин медленно оборачивается лицом ко мне.
Вот теперь я вижу настоящую ярость в глазах Святослава Михайловича.