Тоня
– Он очень непоседливый, – говорю Светлане, новой няне Максика. Она улыбается, глядя на то, как мой сын крутится вокруг рассыпанных на полу игрушек, как будто не может выбрать, какой сегодня поиграть. – Из-за этого его отчислили из всех ясель здесь, в нашем районе, и из двух в соседних. Я перестала даже пытаться устроить его в другие. Днем он не спит, а если пытаюсь уложить, нервничает и кричит.
– Как часто вы с ним гуляете? – она переводит взгляд с Макса на меня.
– Когда был в яслях, то они гуляли только раз в день. Я, конечно, стараюсь побольше. Но… не могу же я все время сидеть с ним дома. Мне нужно найти работу, чтобы обеспечивать нас.
– Поэтому я здесь, – тепло улыбается Светлана. – Ни о чем не переживайте, Тоня. Бегите на собеседование, а мы с Максимкой пойдем погуляем на улице. Думаю, через пару часов прогулки он сам захочет спать.
– Это маловероятно, – отзываюсь я.
– Значит, будем экспериментировать. Если нужно будет гулять по три часа, так и будем делать. В конце концов, на улице такая прекрасная погода. Правда, Макс?
– Дя, – отвечает он, не поднимая головы. Мне кажется, ему плевать, о чем его спросили, потому что сейчас для моего сына самое главное – выбрать подходящую игрушку.
– Хорошо, – выдыхаю. – Тогда я пойду.
– Конечно, – кивает Светлана, и я пячусь на выход из квартиры.
Я уже не впервые оставляю Светлану со своим сыном, но до этого дня он был с ней всего по паре часов. А теперь мне предстоит оставить его с ней на полдня.
У меня назначено собеседование в центре города. Пока я туда доеду с окраины, пока пройдет само общение с хозяйкой квартиры в элитной новостройке, пока вернусь… так и пройдет полдня, если не весь.
Покидая дом, в котором снимаю скромную однокомнатную квартиру, я жутко волнуюсь. Но не из-за собеседования, а из-за сына. Я еще никогда так надолго не оставляла его с чужим человеком. Даже из ясель забирала до дневного сна. Именно потому что Макс не спит днем, а своими выкрутасами он мешал отдыхать другим детям.
На такой волне переживаний и проходит вся поездка, а потом и собеседование. К сожалению, я не подошла на эту работу, потому что Татьяне нужна не горничная, а экономка с проживанием. Для нее в огромной двухуровневой квартире выделена небольшая комната. Не будь у меня сына, я бы с радостью приступила к такой работе уже завтра. Особенно учитывая размер зарплаты. Но, к сожалению, детей Татьяна на своей территории не приемлет. Ее муж – музыкант – к ним относится крайне отрицательно.
Набрав в очередной раз Светлану, убеждаюсь, что у них все хорошо. Они все еще гуляют на улице. Но она говорит, что Макс уже немного уставший, так что она решила погулять еще минут пятнадцать, после чего вести его домой и попытаться уложить на дневной сон.
Поблагодарив няню, отключаюсь и иду вдоль длинной витрины торгового центра к трамвайной остановке. Глазею на красивую одежду за идеально начищенным стеклом. И да, позволяю себе немножко помечтать о том, что в какой-нибудь другой жизни я могла бы одеваться в таких магазинах. Ходить в красивой одежде, на высоких каблуках. А мои вечно заплетенные для удобства в косу волосы были бы распущены и красиво подстрижены каким-нибудь именитым мастером.
Двигаясь так, я не замечаю стоящую передо мной фигуру. А, когда перевожу на мужчину взгляд, не успеваю затормозить и врезаюсь в мощную грудь Юдина.
– Антонина, – произносит он с кривой ухмылкой, от которой у меня по коже проходит дрожь.
– Здравствуйте, Святослав Михайлович, – тихо отзываюсь я.
– Ты замечталась, – констатирует Юдин, хмыкнув, и переводит взгляд на витрину.
Я пытаюсь сделать шаг назад, но он перехватывает меня за талию и впечатывает назад в свое тело. Я слабовольно позволяю себе сделать вдох поглубже, чтобы насытить легкие его особенным запахом. Аромат туалетной воды Юдина проникает в мои ноздри и щекочет их, пробуждая глупых бабочек в животе. Глупых, потому что этим бабочкам не суждено полностью расправить крылья. Если бы была хоть малейшая, призрачная надежда на то, что такой, как Юдин, может полюбить меня, тогда я бы могла позволить этим бабочкам порхать и каждый раз волновать меня.
Но Юдин никогда не полюбит такую, как я. Думаю, внутри этого мужчины вообще невозможно отыскать такие чувства, как любовь, сострадание, привязанность. Он как машина: холодный, расчетливый, циничный. У него такие же родители. Я имела “честь” немного узнать их во время редких семейных ужинов в доме Святослава Михайловича.
Мать Юдина – Эвелина Робертовна – воплощение светской львицы. Насквозь фальшивая, циничная стерва, для которой, кроме денег, не существует ничего святого. Все ее улыбки наиграны, а сквозь ласковый тон просачивается яд, которым она буквально пропитана.
Отец – Михаил Святославович – это старшая версия самого Святослава Михайловича. Такой же отчужденный и холодный, как кусок гранита.
Думаю, и жена у Юдина будет подобна его собственной матери. Если, конечно, этот мужчина когда-нибудь решит жениться. Потому что мне кажется, ни одна женщина его не сможет выдержать. Если даже его мать, отправившая его в десять лет в закрытый интернат в Европе, не выдержала. То что уж говорить о той, которая добровольно должна связать себя узами с этим мужчиной?
Остается открытым вопрос, как меня угораздило полюбить его…
А ведь я полюбила. Втрескалась, как кошка. В глаза заглядывала. Ждала его похвалы, поощрения. Хотя бы одного теплого слова. Но, конечно, не дождалась. Что, в принципе, ожидаемо. Но чего я не ждала, это той жестокости и циничности, с которой он вынудил меня покинуть его дом. Если бы он просто уволил меня, было бы не так больно. Но то, как поступил Юдин… это разрушило меня на долгие месяцы.
– Уже потратила деньги, что я дал тебе, на брендовые шмотки? – Святослав Михайлович вырывает меня из болезненных воспоминаний, от которых скручивает внутренности, а опаленные крылья бабочек рассыпаются пеплом.
– Нет, – отвечаю дрожащим голосом и делаю новую попытку вырваться из хватки. – Эти деньги мне были нужны для других целей.
– Я заинтригован, – он склоняет голову набок и прищуривается. – Для каких же?
– Можно я оставлю эту информацию при себе? – довольно смелая формулировка вопроса для кого-то в моем положении.
Я уже ожидаю, что Юдин разозлится, но он удивляет. На губах растягивается плотоядная улыбка, от которой я даже содрогаюсь.
– Мне нравится, когда ты кусаешься, – он проводит зубами по нижней губе.
– Я не…
– Это даже возбуждает, – перебивает он меня. – А раз уж я возбужден, ты рядом, моя машина припаркована в пяти метрах отсюда… Пазл сложился. Пойдем, Антонина.
Схватив меня за локоть, Святослав Михайлович тащит меня к своей машине.
– Я не могу. Не сейчас, – пытаюсь сопротивляться. – Я могу приехать к вам завтра днем.
– Ты поедешь сейчас, – сухо отрезает Юдин. – И это не обсуждается.