Вечером зажглись костры, и таборные высыпали из своих шатров. Сели вокруг – кто на траву, кто на циновки расстеленные. Огонь остывшую за зиму землю согревает. Дождь её влагой питает. И скоро она снова начнёт плодоносить. Люблю землю, и ветер, и дождь, и чистый воздух. Как же на воле человеку хорошо!
– Гляди, Надия, кто к нам пожаловал! – Джофранка тут как тут. Шустро ко мне подсела и прямо указывает. – Никак твой генерал?
– Ему-то что тут делать?
Не хотелось верить в это. Но Джонка оказалась права. Генерал Сурков снова заявился. Да не один, а с конвоем. И, кто бы мог подумать, верхом на гнедом жеребце! Уж не свататься ли? Я тогда точно со смеху помру.
– Те авен бахтале! – приветствовал всех генерал, не слезая с коня. – Добрый вечер, ромалэ. Баро, – заметив вожака, кивнул ему. – Пригласишь к костру?
– Отчего же не пригласить доброго человека. Садись, Вилор Давыдович. Мы гостям рады.
– Все ли рады, Баро? Или есть такие, кто недоволен?
Джофранка толкает меня в бок. А я застыла, словно каменная. И дураку ясно, куда клонит генерал. Всему табору со вчерашнего дня известно, как я его отшила. А после – он меня. Интересно, что на этот раз ему надо? Ясно же, не с хорошими намерениями пришёл. Если бы был один, то куда ни шло. Но с вооружёнными солдатами…
– А ты, Вилор Давыдович, оружие бы убрал, – посоветовал ему Баро. – У нас в таборе это не принято. Или воевать хочешь? Так здесь не поле для битвы. Мы никому зла не желаем.
– И мы не желаем, – я отметила, что генерал себя на «вы» называет. Велико у человека самомнение.
– Тогда с коня слезай и садись подле меня, – приглашает его Баро. – Слыхал я, у тебя был праздник.
– Да, – генерал спустился. Вроде, уже в летах, а двигается бойко, я бы сказала, смело. – Большой праздник, юбилей. И от твоего театра я получил поздравление. Целое представление на моей сцене твои артисты разыграли.
– Понравилось?
Баро, наверное, шутит. Ох, не нравится мне эта игра. Сейчас один из них расколется, и быть беде. Я подтягиваю к себе колени и голову в них прячу. Напрасно только. Генерал меня уже заметил.
– Понравилось – не то слово! – восклицает он. – Так сильно, что хочу повторить. Пусть твои музыканты что-нибудь сыграют, а певцы споют. Я сяду, послушаю.
Баро перечить не стал. Не время ещё. Сделал знак музыкантам – и тут же струны заиграли. Полилась рекою музыка. Красивая, убийственная, нежная. Хочется закрыть глаза и унестись за нею следом – шелестом пройтись по травам, вдохнуть запах цветов полевых и росою чистой умыться.
Но когда открываю глаза – снова вижу генерала. Его пронзительный взгляд, изучающий, блуждающий по мне. И кажется, будто мне нигде от него не скрыться.
Встаю на ноги с мыслью убежать, но он окликает меня:
– Надия!
Я оборачиваюсь, гневно полыхая черными глазами, от мамки доставшимися мне в наследство.
– Станцуй для генерала.
Первым порывом – рассмеяться ему в лицо. Но что-то меня удерживает. Может быть, слово, что я дала вожаку накануне. Ищу взглядом Баро. Он мне кивает: танцуй, Надия, ничего не бойся, ни о чём не думай. И я повинуюсь ему. Не потому что хочу генерала потешить. Мне на него плевать! Я сама для себя это делаю. Музыкант ещё сильнее по струнам ударяет, и они дрожат, кричат, плачут, заливаются. Каким нужно обладать даром господним, чтобы вот так заставлять гитару плакать?
Я скидываю сабо. Они мне ни к чему. Босиком танцую по траве. И юбки вверх вздымаются и, словно колокол, меня кольцом обвивают. Джонка бросает мне в руки платок. И я заворачиваюсь в него, а затем снова раскрываюсь. Вместе со мной пляшут языки пламени. Я подхожу к ним близко, не боюсь обжечься. Что может сделать мне огонь, если он с рождения внутри меня? Вся жизнь цыганки – одна лишь песня. Песня и танец. И пламя огня, сквозь них проходящее.
Я вижу, как ликует генерал. Как отблески огня сверкают в его глазах. Но ему не погасить и не укротить вовек моё пламя. Смотри же, генерал, сколько влезет. И помни: Надия никогда тебе принадлежать не будет.
* * *
Он ушёл на закате, пообещав всему табору: «Я вернусь». Извинений не просил. И ни словом со мной не обмолвился. Но Баро, не сводивший с него глаз всё это время, только хмурился. И Джонка подлила масла в огонь, шепнув мне: «Чую, Надия, это не последняя ваша встреча. Генерал крепко на тебя запал. А глазами-то сверлил! Этот не отступится, пока своего не добьётся».
Я не хотела её болтовню слушать. Джофранке только дай волю, она по всему табору слух пустит, да ещё и шороху больше нужного наведёт. Приврёт такого, чего никогда не было. Это она хорошо умеет. Зато чего у неё не отнять, так это умения делать расклад. И я поздно ночью вошла к ней в шатёр, чтобы просить мне погадать.
– А ты заволновалась, Надия, – подмигнула Джофранка. – Всё-таки, генерал тебя растревожил.
– Не он, – оборвала я. – Сама ситуация мне не нравится. Баро с ним долго разговаривал. Неужели что-то задумали?
Я помнила слова Баро о том, что у генерала тут и земли и люди в подчинении. И как-то зябко от этого стало. Обедневшему табору такой силе противостоять будет непросто.
– Разложи мне карты, Джонка, – попросила я. – На судьбу.
– А может на любовь?
– Любви мне не надо.
Но Джофранка думала иначе. И, сделав первый расклад, торжествующе воскликнула:
– Вот я же говорила! Одни короли вокруг тебя, а ты верить не хочешь.
И, правда, вижу короля казенного. Неужели и есть генерал?
– Может, Иоска? – надежда очень слабая.
– Иоска свой, и портить тебе его не советую. Нет, тут ясно всё. Генерал Сурков тобой увлёкся. Вскружила ты ему голову, Надия, своими танцами, глазами чёрными, смехом заливистым. Мужикам-то много не надо. Они на красоту падкие. А ты у нас такая хорошенькая, – Джофранка вздыхает. – Такая же и мать твоя была.
– Не надо сейчас поминать её. Лучше скажи, что ты ещё видишь кроме короля.
– Слёзы вижу. Много слёз. И любовь, Надия, вижу.
– Какую любовь? – в это меньше всего верилось.
– Твою, конечно. Полюбишь ты снова. Не генерала, так другого.
– Нет, – я замотала головой. – Ни за что. Больше никогда.
– Ой, не зарекайся. Что – всю жизнь Сашко помнить будешь? Так его давно на белом свете нет.
– Зато вот здесь он живёт, – бью себя ладонью в грудь. – И никуда не денется.
– Ты сейчас так говоришь, – твердит своё Джофранка. – А когда новая любовь придет, то обо всём на свете забудешь. Себя саму не узнаешь – вот как полюбишь, Надия!
– Только не генерала, – сжала губы я. – Он не получит моей любви.
Джофранка засмеялась.
– Так ему любви твоей не нужно. Ему чего другого подавай.
– Ничего не получит. Пусть даже не просит.
– А это, Надия, тебе решать.
Мне – да не мне. Баро на утро позвал к себе и сообщил, что генерал намеревается все земли выкупить и на себя оформить. Хочет и табором, и театром владеть.
– Широкий у него размах, – посетовал вожак. – И карман широкий.
– Зачем ему табор нужен? Он им, что, управлять будет?
– Не знаю, – честно ответил Баро. – Попробую сегодня с ним договориться.
Но этого не случилось. Потому что в полдень пришло письмо с требованием: «Цыганку Надию вечером срочно доставить в резиденцию генерала Суркова. Для важного разговора».