На меня смотрела журналистка.
– С Мухтаром все хорошо, – улыбнулся я девушкам, – здравствуйте, Ася, здравствуйте, Алёна Сергеевна.
– Пф-ф… – скосила смешливый взгляд на подругу Пичугина. – Алёна Сергеевна, ха-ах! Гляди-ка, прямо фифа…
В компании подруги и на кухне Пичугина выглядела гораздо раскрепощеннее, чем тогда в ГОВД.
– Здравствуйте, Александр Александрович, – подчеркнуто вежливо и с холодком проговорила хозяйка (видно, мое знакомство с ее подругой ее несколько поддело). – Что вы хотели?
– Принес записку для вашего мальчика. А точнее, грамоту.
Я поставил на стол торт и бутылку вина, торжественно извлек из портфеля (его я так и не успел отдать Кулебякину после аттестации и бессовестно им сегодня воспользовался) грамоту и, кивнув на угощение, добавил:
– А это – чтобы можно было отметить награду, как полагается.
– Ой! Грамота! – пискнула Ася. – Ой, как интересно? Андрюшке, что ли? А за что?
Алёна лишь недоуменно на меня уставилась и не стала спрашивать. Ведь подруга уже озвучила вопрос, но любопытство ее и саму разбирало, это было видно по тому, как она прикусила губу.
– За оказание содействия органам милиции, – начал я немного торжественно и, как полагается, с налетом пафоса эпохи, перечислять заслуги Серого. – За активную общественную позицию в деле борьбы преступностью, за помощь в работе по уходу и дрессировке служебно-розыскной собаки, за повышение престижа образа сотрудника милиции и милицейской профессии среди учащихся средней школы.
Нравится мне советский язык. На нем можно говорить ни о чём, но много, красиво и трепетно.
– Ого… – теперь удивилась уже Алёна, – Андрей действительно все это делал?
Она вся как-то оттаяла, потеплела, и в глазах блеснула радость за брата.
– На советских грамотах, Алёна Сергеевна, просто так не пишут. Делал, делает и будет делать!
Я повернулся, за моей спиной в тесном коридорчике стоял Серый. Я протянул ему грамоту и пожал руку.
– Держи! Поздравляю от лица руководства Зарыбинского ГОВД. Ну и, конечно, спасибо от меня лично и, опять же, от руководства. И от Мухтара.
– Спасибо, Сан Саныч, – расцвел Серый.
Не знаю, что говорить в случае награждения детей, поэтому громко произнёс пионерский призыв:
– Будь готов!
– Всегда готов! – откликнулся парень.
Он, хоть и знал, что я принесу грамоту, но все равно неподдельно обрадовался.
– Смотри, сеструха! – Серый не мог сдержать улыбку до ушей. – Теперь и у меня есть грамота! Не только у тебя!
Очевидно, один из козырей домашнего противостояния сестры с братом только что рухнул, и, Серый довольный, ускакал к себе в комнату, даже не заинтересовавшись тортом.
– Ну так что, Алёна Сергеевна, такое дело предлагаю слегка отметить. Все-таки первая награда, дело нешуточное.
– А вы откуда знакомы? – спросила пионервожатая, посмотрев сначала на меня, а потом на подругу.
– Про Александра Морозова, лейтенанта милиции, кинолога горотдела, – декламировала журналистка, – весь город знает. Я про него статью писала.
– Вот как? – удивилась Алёна.
Кажется, я нечаянно зажал её в клещи – и грамота тут для Андрея, и статья про меня. Ну, я же не знал, что наткнусь тут на журналистку! Мир тесен, а Зарыбинск еще теснее.
– Хочешь, дам почитать? – щурилась на нее смешливо та.
– Я алкоголь среди недели не пью, – это Алёна уже отвечала мне на предложение отметить, проигнорировав подругу. – Давайте лучше чаю с тортом.
– Ой, а я пью, иногда и среди недели, и в начале, и… – улыбалась Пичугина. – Аленка, что ты так на меня смотришь? Да вы не думайте, я не алкаш!.. Работа у меня такая – ходить на разные протокольные и непротокольные мероприятия. Сейчас без нормального банкета ни одно стоящее мероприятие не проводится.
– Ну, тогда, если Алена Сергеевна позволит, то мы с вами попробуем вино, Ася.
– С удовольствием, – мотнула она косичками и протянула мне уже приготовленный штопор.
Когда только успела?
Я открывал вино и чувствовал себя немного каким-то счастливым безусым студентиком, которому на голову вдруг свалились две первые красавицы курса, и он пока не знает, что с ними обеими делать, но, как говорили – счастья полные штаны.
Вот только я не студентик, и у меня другая цель – договориться провести время с Аленой в злополучный день тринадцатого июня.
Ася по-хозяйски достала два фужера и выставила их на стол:
– Жалко, что ты не пьешь, Аленка, – поджала она губы. – Тогда торт порежь, пока мы с Сашей за Андрюшку чокнемся.
– Доставай третий, – нахмурилась пионервожатая.
– Что?
– Бокал, говорю, ставь третий.
– Надумала? Ну и правильно, первая грамота – это ого-го! – сжала по-пролетарски кулачок журналистка. – Такое навсегда запомнится…
– Пичугина, – поморщилась Алёна. – Так и скажи, что тебе вина хочется попробовать…
– Ну и это тоже, в приятной компании вино еще приятнее. Саша такой молодец, я тебе еще не рассказывала? У него такой умный пёс.
– Это все его достоинства? – спросила Алёна, раскладывая по тарелкам торт.
Я потянулся к своей тарелке, а хозяйка покачала головой:
– А руки-то вы не мыли.
– Вот как раз хотел спросить разрешения посетить ванную, – парировал я и, встав из-за стола, добавил: – Я мигом.
Сходил вымыть руки, вернулся и разлил вино по бокалам. И на правах мужчины первым сказал тост.
– Давайте, девоньки, за Андрея. Чтобы увлекала его эта милицейская тема, и в будущем он тоже стал милиционером. И давайте уже на «ты». Вы же не против?
Девушки закивали, соглашаясь.
– Вот и славно…
– Ой, Саша, а ты кто Андрею будешь? – спросила Пичугина. – Сказал, прям как отец родной.
– Я ему кто? Хм… – действительно, что-то я увлёкся. Не Саша, а опять целый Сан Саныч говорил тут. – Известно кто. Наставник от органов милиции, – я понизил голос, будто раскрывал секретные сведения, – у нас за каждым подростком, который находится в зоне, так называемой, риска, закреплен сотрудник. Вот я и закреплен за Андреем. Инспектора по делам несовершеннолетних на всех не хватит.
– Вы, то есть ты, мне этого не говорил, – вскинула изящную бровь Алёна.
– Разве? – сделал я невинное лицо. – Ну, значит, забыл, извини…
– Это что получается? Андрей на учете стоит? В детской комнате милиции? – обеспокоенно спросила тогда девушка.
– Нигде он не стоит, и не будет стоять, вот для этого я и закреплен, чтобы не свернул куда попало.
– Спасибо… – тихо проговорила пионервожатая.
– Это наша работа, – чуть улыбнулся я и разлил по бокалам остатки вина.
Первый раз выпивал я в этом времени и в этом теле, и бутылки на троих вполне себе хватило. Настроение приподнятое, а девочки слегка разрумянились. Какие они разные, но, безусловно, обе умные и привлекательные. Каждая по-своему.
– Саша! – воскликнула раскрепостившаяся журналистка. – А ты почему мне до сих пор не позвонил? Визитку мою потерял?
Алёна заметно напряглась, ее чайная ложечка перестала ковырять тортик.
– Нет, на работе храню.
– Неужели у тебя в отделе ничего интересного не происходит? Мы же договорились, если что – сигнализируй, звони. Мне материал для статей нужен. И сам лишний раз в прессе мелькнешь.
– Да пока ничего такого не произошло, – отмахнулся я, естественно, умолчав о намечающейся серии карманных краж.
Общественность нервировать ни к чему, да и цензура не пропустит такие казусы в печать, не дай бог кому заметить серийность преступлений. Все у нас в стране хорошо и замечательно. И с преступностью лады.
– Жаль, – вздохнула журналистка.
– Но, как что-то интересное случится, я обязательно позвоню, – заверил я. – Нам с прессой друг другу помогать надо.
Я изо всех сил старался не сердить Алёну, но Ася будто специально мне в этом противодействовала.
– Вот все бы такие милиционеры были, как Саша, – игриво прочирикала она, – приятно с такими работать.
А потом повернулась к Алёне и, видимо, намереваясь еще меня похвалить, сказанула:
– Представляешь, он мне даже ручку поцеловал.
Поделилась запомнившимся впечатлением, а Алёна поджала губы, тянула улыбку, но у нее слабо получалось.
– Настоящий джентльмен, – наконец, выдавила она.
И тут я придумал, как позвать Алёну на так называемое свидание. Только это получится свидание втроем… Не совсем то, что хотелось бы, но зато надежнее. Если я Алёну позову, например, в кино, она может заартачиться. А если позвать их двоих, то тут с виду – совсем другой расклад. Дружеская встреча… Угу, так и сделаем…
– Девочки, – обвел я взглядом собеседниц. – А вы кино любите? Про любовь?
– А кто же его не любит? – замотала косичками Ася.
– Отлично! В кинотеатре опять “Табор уходит в небо” показывают.
– Светлана Тома в главной роли! – воздела глаза Ася. – Обожаю эту актрису… С удвольствием бы пересмотрела фильм. Там Брондуков такой забавный.
– Ну и отлично, идем?
– Ты что, приглашаешь нас в кино? Когда?
– Завтра. Но сеанс дневной. Вечером там другой фильм. Неинтересный.
– Я не могу, – нахмурилась Алёна. – Мне на работу.
– А я могу! – хлопнула в ладоши Ася. – Шеф отправил меня завтра на мясокомбинат, материал для статьи собирать, а у меня сосед там работает. Я уже почти статью накатала с его слов. Так что могу смыться с работы.
– Алёна, – проговорил я потвёрже, с некоторым напором. – Какая у старшей пионервожатой может быть летом работа в школе? Ребятишки на каникулах…
– А план заседаний дружины составить, а тематические подборки сделать по воспитательной работе? Торжественный прием в пионеры еще на носу, фестиваль Озеленителей. Один пионерский костер зажечь чего стоит. Это все надо распланировать, назначить ответственных, участников. Прорепетировать, прогнать, проконтролировать. Горнисты у меня чудят, учить их надо. Хорошо, хоть барабанщики толковые. И это все надо успеть сделать летом.
Что ни говори, а должность Алёна занимала крайне нужную. Это потом будет казаться, что пионерские организации – это пустой звук и бутафория, особенно тем, кто не был пионером. Нет, сейчас я вижу, как горят глаза старшей пионервожатой. Как светится ее лицо при упоминании о работе. Она для своих подопечных и товарищ, и пример, и факел, который зажигает детские сердца жизнелюбием, оптимизмом, целеустремленностью. Пионервожатые были ненамного старше своих подопечных, а задач у них было немало – организовать, сплотить, требовать дисциплины, бороться за успеваемость, прививать любовь к труду. Как раз потому, что они не такие взрослые, как учителя, всё это порой и удавалось. Сдача макулатуры, металлолома, посадка деревьев, помощь одиноким пенсионерам, различные творческие работы. Школьники соревновались – «кто больше», их брала гордость за свой класс – «а мы ещё больше…». И всё это на юношеском задоре, с энтузиазмом, без ожидания наград. Тут невольно залюбуешься.
– Алёнка, – сквасила губки Пичугина. – Да пошли сходим… Лето длинное, успеешь еще в своих бумажках зарыться.
– Там не только бумажки, нужно знамя новое подлатать. Древко заменить, барабаны новые закупить и…
– Ой, да хватит тебе уже, – поморщилась подружка. – Говори уже… Пойдешь или нет?
– Ну-у… Могу время выделить. Если потом поможешь мне табличку графика начертить по сдаче металлолома. Ты же знаешь, я с графиками не дружу.
Мне же хотелось запрыгать по комнате молодым студентом. Уговорил!
Из гостей в общагу я вернулся часиков в десять вечера. Хорошо посидели, пообщались.
Поздоровался с комендой на вахте, прошел узким коридором в свое крыло. Комната номер тринадцать, толкнул дверь. Заперто. Странно, что, Нурика еще нет?
Вставил ключ в скважину – не крутится, зараза, в нужную сторону. Изнутри заперто. Обычно, если кто-то из нас в комнате есть, мы с Нурланом дверь не запираем.
Постучал. За дверью послышалось шебуршание. Ага, там, там воин степей, притаился… а зачем? От кого прячется? Я почесал затылок. И тут до меня дошло… Нурик, похоже, не один. С дамой… Что ж, дело молодое, но тут что важно – предупреждать надо.
Дверь распахнулась, и в коридор, натягивая майку, вывалился Нурлан. Он спешно прикрыл за собой дверь, и мы стояли в коридоре.
– Братуха, по-братски, Мороз! А? – посмотрел на меня жалобным спаниелем Нурлан.
– Ты просишь, чтобы я не заходил?
– Ну там-на… Во-о! – он изобразил на себе жестом огромные женские буфера. – Ух, по-братски, а?
– Женщина очень красивая, и ты просишь вам не мешать?
– Ну-у… Ага!
– У вас час.
– Брат! – обрадовавшись, Нурик обнял меня, и к нему вернулась нормальная речь. – Ты знаешь, какая она! Настоящая женщина.
– Ой да ладно… Сколько у тебя баб?
– Не-е… – замотал он головой. – Это другое… Все женщины неповторимы, все бабы одинаковы.
Он благодарно похлопал меня по плечу и скрылся в комнате. Изнутри послышался звук запираемой щеколды.
Я побрел по коридору. Из кухни доносился запах жареного минтая. Не хотелось им провонять, и я пошел на улицу.
На вахте Василины Егоровны не оказалось. Наверное, вышла покурить на крылечко. Открыл входную дверь, вышел – никого. Странно… Коменда никогда не покидает свой пост, будто живет на нем. За все это время, что я здесь, я лишь пару раз видел других вахтеров. По крайней мере, узнал, что они существуют.
И тут я услышал интересные звуки. Такие как в кино для взрослых. Доносились они из… Общажные пассатижи! Из окна нашей комнаты номер тринадцать! Нурик, остолоп, окошко не закрыл. Все бы ничего, но общага мужская, и посторонним, особенно женщинам, вход воспрещен. Уж очень бдительно за этим следила Василина Егоровна. Будто это ее как-то лично цепляло и не давало спокойно жить.
И вот сейчас комендант стояла под нашим окошком и прислушивалась, будто не сразу поверила в такую наглость, что вызывающе доносилась из приоткрытого окна. Заглянуть у нее туда не получалось, все-таки первый этаж был относительно высоко расположен.
Даже в сумерках я видел, как со спины краснеет ее шея. Кранты Нурику. Надо выручать товарища, спасать из сполохов праведного гнева.
Дверь я распахнул совершенно бесшумно. И тут же препоручил ее выходящему мужичку, чтобы не хлопать. Его я не помнил, а он назвал меня по имени.
– Саня, а ты коменду не видал?
– На улице, – охотно ответил я, в надежде, что мужичок хоть немного отвлечет и задержит Суровую.
Проскочив небольшой холл, свернул налево, миновал коридор и забарабанил пальцами по двери. Именно пальцами, а не кулаком, чтобы дробь была, а не стук, который может услышать коменда с той стороны.
Дверь не открывали. Оно и понятно, я же дал час на утехи. Еще и стучу по-бабски, ноготочками. Вот Нурик и думает, что кто-то чужой ломится. Притихли сразу, дама не охает, кровать не скрипит, Нурик не сопит – будто тараканы попрятались, когда свет включили. Да только поздно уже прятаться, у Василины есть дубликат ключа от комнаты. Выкурит мигом всех тараканов в два счета. Сейчас о личном пространстве и не слыхивали. Особенно в общаге. Все общее, коллективное, и комендант запросто могла ввалиться в комнату нашего рабочего общежития, открыть дверь своим ключом для наведения порядка.
Я приложился к скважине для ключа, сделав руки рупором, и громко прошептал:
– Нурлан! Атас! – но получилось хрипло, непонятно, будто на спящего алкаша наступили.
Я бы тоже на месте Нурлана – не разобрал, кто там в скважину хрипит. Хотелось крикнуть с чувством и погромче, но нельзя. Так же как нельзя кричать в аэропорту: «Алла, я в бар!».
Но и времени на план Б уже не было.