Мороз откатил кибитку на положенное ему место, под сень Козерога16, оставив после себя лакированную тонким ледком колею и искусно разрисованную инеем обочину, предоставляя осени похозяйничать всласть, без оглядки на скорое истечение срока своевольничать в округе.
Ноябрь напоследок вздыхал лёгким грибным духом. Распахнув пошире двери и ставни, напустил в лес воздуху.
Синички, очевидно опасаясь сквозняков, подались из лесной чащи во дворы, где, царапая подоконники, щеголяли жемчугом колен, скрипели им об стекло, будто выказывая собственную подлинность17, что сквозило заодно с неподдельностью опасений, – как там всё будет, в зиму. Одно ожидание которой уже приводит в дрожь.
КапЕль клевала крышу прозрачным клювом кАпель, мухи бродили по комнатам и без стеснения играли в теннис под потолком.
Понавдоль оконной рамы, перебирая щекотными стройными ножками, шагала божья коровка. По всему видать – свыклась, осмелела. Сочла, что не прогонят уже вон, а коли так – нужно обживаться
…Завершив морок затёртого до тумана облаков дня, ветер, встряхнув пером, поставил на серый лист неба кляксу луны. А где-то недалеко, за последним поворотом ноября, шалил паровоз, толкая перед собой в спину метель, а та сердилась, отмахиваясь от него, ибо всё никак не решалась сделать первый шаг…