Золотой солнца, что прятало небо под шерстяной фуфайкой облаков на чёрный день, стоило ветру распахнуть её ворот, превратилась в серебряный пятак. Чеканная, ровная по краю монета, казалась бела и отчасти походила на луну, но была куда как ровнее, площе. Луна, известная своей очевидной рыхлостью, привычная тем, не считала себя ровней солнцу, но случай, подобный этому, давал ей надежду на некоторое, пусть и весьма отдалённое, сходство. Само же светило было отчасти растеряно, ибо, заместо того, чтобы казаться на людях, мечтало хорошенько отоспаться после весенних и летних месяцев у всех на виду и прежде зимы, когда мороз гонит его по льду неба, насмотревшись на ребятишек, что толкают палками по заледенелой реке жестянку из-под ваксы, которой теперь обыскался дед.
– Внучек, не видел посудину мою, из которой я сапоги чищу? Круглую такую коробочку.