Я был милым, ладным ребёнком, и хотя мать любила не за это, а просто так, как всякая мать жалеет своё дитя, но одевала она меня как куклу: сатиновые блестящие шаровары с резинками понизу касались кожаных сандалий, рубашка – косоворотка застёгивалась у шеи на пуговки, голову прикрывала тюбетейка.
В годы моего детства многие ребята ходили точно в таких же, но на моих белокурых кудряшках татарская ермолка28смотрелась как-то особенно, с наивным шиком, из-за которого иной сосед не мог удержаться, чтобы не назвать меня то ли в шутку, то ли всерьёз ангелочком, потрепав при этом за мягкую нежную щёку.
По причине этой моей привлекательности, соседские барышни заладили проверять мной своих кавалеров на добропорядочность и благонадёжность.
– Тёть Маш, дадите мне своего Кольку?
– А чего? – спрашивала мать.
– Да парня хочу на вшивость проверить.
– Как это?
– Скажу, что сынок мой.
– Не обидишь?
– Да нет, что вы, ни в коем разе!
– Ну, тогда иди. Куда поведёшь-то?
– В парк.
– С Богом! – напутствовала мать, и ухватив меня за руку, девушка отправлялась на свидание.
– Ты меня только мамой зови при парнях, хорошо? – просила она, на что я, помедлив мгновение, охотно соглашался, рассчитывая на некоторую компенсацию за сию вольность в отношении чужой тётки.
– Здравствуй! Знакомься! Это мой сын Коля!
– Николай! – склонив голову на бок поправлял девушку я и добавлял, – Мама! Я пить хочу! – после чего мы неизменно отправлялись в буфет парка, где сообразительный кавалер ставил передо мной бутылку ситро, чистый стакан и полный фунтик29 ландринок30в бумажках.
Само собой, я не отходил от стойки, покуда пол литра сладкой газированной воды не оказывалось у меня в животе. Домой я шёл, поскрипывая сандалиями и прислушиваясь к бульканью в районе пупка, с карманами, полными конфет, которые отдавал сестре и брату, что поджидали меня дома.
Такие прогулки в парк случались время от времени. Казалось, что в накладе не оставался никто, но были ли счастливы те семьи, при рождении которых мне отводилась роль лукавого ангела… Не могу знать.
Признаться, несмотря на интерес31, мне куда больше нравилось бегать с ребятами в соседний двор, через парк, дабы полюбоваться рабочими, что пристраивали к разрушенному войной дому недостающую его часть. Мы гадали тогда, будет ли заметен шрам на стене. У людей-то они видны, – у одних на теле, а у прочих, – куда как страшнее и безысходнее, – на душе.