Прибыв в Нью-Йорк, встретился со своими бывшими сослуживцами, пригласив коллектив в дорогой ресторан в Квинсе. За ужином поговорили о делах.
– Мик, у нас всё по-старому.
– Друзья, скоро завертятся большие дела. Я надеюсь, что кто-то из вас решит сменить работу в полиции на работу в бизнесе с зарплатой раза в три выше. Но и в полиции должны оставаться свои люди. Роллс, ищите варианты места «потеплее» – мы тебе его купим. Я всё оплачу.
– Замётано, Мик. Какие планы?
– Хочу заказать корабли на верфи, а затем податься в Европу.
– Хорошие планы. Когда тебя ждать?
– Загадывать не буду, постараюсь за год управиться, а там, как получится. Как появлюсь, обязательно найду вас.
Повидал я и Паркса, обсудив жизненные дела.
Утром с Маккензи отправился в торговый департамент. Наличие полицейского ускорило процесс получения информации. Так что вскоре я знал расклад по верфям – какие крупные и надёжные, у кого много или мало заказов, о чём косвенно говорили налоги, уплаченные хозяевами верфей.
Выбрал я верфь второго эшелона, но считающуюся стабильным плательщиком. Так что, обсудив мой заказ с директором по имени Сэм Браун, мы ударили по рукам, и я стал беднее на 320 тысяч долларов. А заказал я четыре паротурбинных военных клипера – быстроходных и довольно зубастых трёхмачтовых кораблей.
Маккензи только цокал языком.
– Мик, ты только что выбросил на ветер 300 тысяч баксов. Я всегда думал, что ты необычный человек, который не задержится в полиции. За три года стать миллионером.
– Держись меня, дружище, и всё будет в норме.
Простившись с будущими компаньонами, я прибыл в Монреаль, где в Департаменте колоний оплатил земельный налог за своё владение. После этого купил билет первого класса на рейсовый пассажирский пароход Монреаль – Лондон и через пару дней отправился в морское путешествие. На палубы второго и третьего класса я не спускался, а к вечеру увидел всех пассажиров первого.
Нас было человек двадцать, причём коллектив делился на две категории: английские аристократы, возвращающиеся домой, и американские нувориши, едущие в Англию по делам. В глаза сразу бросались различия воспитания и манеры общения – чопорные и высокомерные англы и наглые, выбившиеся из низов в первом или втором поколении, деловые янки. Естественно, что они не общались друг с другом.
Сразу после ужина в кают-компании или на палубе собирались группы по интересам. Я составил компанию американцам, ищущим четвёртого для игры в преферанс. Все были мужиками примерно моего возраста, хваткими и уверенными в себе людьми. Сэм Форрест был лесопромышленником из Иллинойса, Стив Стил владельцем металлургического завода в Чикаго, а Исаак Голден сделал состояние на «золотой лихорадке» в Калифорнии. Глядя на него, я со 100% уверенностью сказал бы, как он стал миллионером – сколотил банду, ограбил караван или почтовый фургон с золотом, затем избавился от подельников, как это сделал «Акула» Додсон в рассказе известного американского писателя по принципу "Боливар не выдержит двоих". Сейчас он вложил деньги в акции нескольких предприятий, периодически хвастаясь, какой он удачливый бизнесмен и как понимает суть биржевой игры.
Учитывая, что они планомерно заряжались дармовым виски, к концу партии их внимание рассеивалось, так что третий день подряд я обыгрывал их, забирая выигрыш в триста-четыреста долларов.
– Мик, ты разоришь нас!
– Надо меньше пить.
Другие компании играли в вист, покер или просто проводили время за разговорами, словно находились в клубах по интересам. Когда мои янки надирались, они принимались обсуждать дам.
– Эти англичанки страшные, как лошади.
– Не скажите, сэр, среди них попадаются очень даже ничего. Мик, что скажешь? Ты ведь только делаешь вид, что сосредоточен на игре, а на самом деле уже осмотрел всех попутчиц.
– Конечно, Стив, а как же иначе.
– Я бы не отказался объездить вон ту кобылку.
Свои соображения Стил говорил громко, так что все посетители кают-компании слышали это, а учитывая, что он ещё и тыкал пальцем в кобылку, то все видели, кого бы он с удовольствием объездил.
После партии я смахнул деньги в дорогое кожаное портмоне, спрятал его в карман френча и, допив глоток хорошего бренди, вышел на палубу подышать морским воздухом. Океан был спокойным, небо безоблачным, отчего я засмотрелся на взошедшую Луну, задумавшись о планах. Из мира фантазий меня выдернул женский голосок
– Мистер, я всегда подозревала, что американцы – хамы, но ваш друг перешёл все границы! Эй, мистер, вы меня слышите?
– Простите, леди, задумался. Мик Кирк к вашим услугам. Мой конёк – торговля мехами. Я даже вижу, как на вас отлично будет смотреться шубка из русских соболей. Он мне не друг, а партнёр по пополнению моего кошелька долларами. К тому же, миледи, я голландец и подданный её величества королевы Великобритании. Скажу так, миледи, стоит ли обращать внимание на примитива? Лучше посмотрите на это небо – какая Луна, какие звезды! Я помню чудное мгновенье – передо мной явились вы, как мимолётное виденье, как ангел чистой красоты.
– Мистер, это ваши стихи?
– Нет, это написал русский поэт и писатель Александр Пушкин. Но они о вас, миледи.
– Надо же, собиралась устроить вам разнос, а вы так отличаетесь от этих грубых янки. Я не ожидала.
Тут в разговор вступила её спутница.
– А вы ещё знаете стихи?
– О любви?
– Да, о любви…
Я напряг память и выдал небольшие отрывки из поэзии Пушкина и Лермонтова, плавно перейдя к лирическим песням советской эстрады, выбирая наиболее чувственные. Прочитал, как стихотворение, слова песни "Один раз в год сады цветут, весну любви один раз ждут", завершив своё выступление шуточной песней из кинофильма "12 стульев": "И когда под утро, плача о креолке, понял он, что жар любви не сможет погасить, выстрелил в себя он, чтоб навек умолкла птичка на ветвях его любви… Там, где любовь, там всегда проливается кровь!"
Женщины всхлипывали, протирая платочками выступившие на глазах слезы, но просили продекламировать ещё что-нибудь душевное.
– Все, леди, я временно иссяк.
– Как это романтично, мистер Кирк. Какая любовь!
Первая дама, которая кобылка, молчала, а вторая, очевидно, её компаньонка, то есть более бедная и менее влиятельная спутница, пристала с вопросами.
– А вы умеете любить?
– Естественно.
– Вы шутите? О любви так не говорят. Любовь – это страсть, головокружение от желания.
– На мой взгляд, миледи, о ней вообще не нужно говорить, ей надо заниматься. Сейчас озвучили привычный штамп. На самом деле любовь – это радость от духовной и сексуальной близости, которая любит тишину. А головокружение – это проблемы с вестибулярным аппаратом. Шучу. Это первый этап взаимоотношений или страсть, которая часто быстро гаснет из-за отсутствия взаимопонимания или сексуальной неудовлетворённости друг от друга. Вот у вас кольцо, но в браке вы несчастливы. Смею предположить, что ваша семейная жизнь представляет собой примитивное сожительство: утром каждый из вас выходит из своей спальни, чмокает друг друга и детей в щёчку и обменивается любезностями.
– Как спалось, дорогая?
– Хорошо, а тебе?
– Тоже хорошо.
Затем каждый занимается своими делами, а вечером происходит то же самое, только меняются слова: «Хороших снов, дорогая». Это не семейная жизнь, а сосуществование.
– Возможно, вы правы. А вот Дон Жуан любил?
– А он тут причём? Насколько гласят легенды, прототипом героя послужил севильский идальго Тенорио, мужик боевой, развратный и наглый. Мольер и другие театралы создали разные образы – я их не знаю. Если взять образ Дон Жуана, созданный Байроном, то он вообще не знал, что такое любовь.
– Простите, но он имел в своей жизни много женщин.
– Если имел многих, то где тогда настоящая любовь? В начале жизненного пути он был симпатичным и скромным юношей, пока его не развратили ненасытные тётки. С возрастом он окреп, научился махать саблей и стал обычным альфонсом. Хотя в его рассуждениях было рациональное зерно. Он ни с кем не сошёлся, потому что считал, что может встретить ещё более яркую женщину, чем жена. В итоге мужчина плохо закончил свою жизнь.
– Спокойной ночи, мистер Кирк.
– А как зовут вас, леди?
– Меня зовут графиня Диана Солсбери, а мою компаньонку виконтесса Амалия Честер.
– Хороших снов, миледи.
Я отправился к себе в каюту, а девицы к себе.
– Ди, это колоссаль! Он так чётко рассказал мне о моей жизни, и я не знала, что ему ответить.
– Чего тут ответить. У нас всё так и есть – хлипкие мужчины, которые засыпают через пять минут, когда соизволят зайти в наши спальни.
– Да, это настоящий самец.
– Амалия, успокойся. Этот самец знает поболее моего благоверного, аристократа в 10-м колене. Муж занимается высокой политикой, верша судьбы миллионов людей, а о настоящей семейной жизни понятия не имеет.
– Мой такой же, Ди. Я встречусь с ним.
– Ты же замужем, Амалия.
– Плевать! Ради такого случая я рискну. К тому же он кажется мне джентльменом.
– Он не будет болтать, это верно.
На следующий день после обеда я вновь обыграл в карты скучающих путешественников, а затем собрался отправиться в каюту предаться послеобеденному сну. По пути встретил Диану и Амалию.
– Мистер Мик, как вам спалось?
– Чудесно. Вчерашняя беседа взбодрила мои чувства и эмоции. Хотелось…
– Мы тоже легли в хорошем настроении. Совсем не ожидали так завершить вечер. Прохладно, Мик, вы не находите?
– Да, что-то ветерок поднялся, надо бы одеться.
– Вы не проводите нас в каюту?
– С удовольствием составлю вам компанию.
Молодые женщины шли впереди, а я топал сзади.
– Заходите, Мик, здесь теплее.
Когда щёлкнул дверной замок, мои сомнения рассеялись. Я приобнял обеих дам, а затем по очереди стал целовать женские губы и шеи, касаясь своей щекой их. А затем началась мучительная процедура снятия гардероба аристократки середины 19-го века. Наконец, одежда была побеждена, дамы раздеты и началась любовная игра.
От моих прикосновений к интимным местам они вздрагивали и зажимались – мало того, что мужчина трогает их там, где нельзя, так ещё и чужой мужчина. Чтобы отвлечь их от сомнений, я направил их мысли и руки на ласки моего тела. Так что вскоре все привыкли и раскрепостились. Учитывая моё почти трёхмесячное воздержание, пока я тарахтел с Аляски в Нью-Йорк, я с большим энтузиазмом дорвался до женского тела. Так что "отодрал" обеих «принцесс» очень даже качественно, аж самому понравилось это мероприятие. Лёжа на койке рядом с дамами, вспомнились рассказы, описывающие жизнь дворян Европы: «Развратный век Екатерины…» или «Эротические похождения маркизы де Помпадур, Казановы и прочих де Садов». Все люди, хоть бедные, хоть аристократы, во все времена занимались сексом. Конечно, были те, кто держал себя в строгости, но многие занимались этим делом с понравившимся партнёром при любой возможности. Все, как в наше время.
– Мик, это было чудесно!
– Вы великолепны, миледи! Надеюсь, завтра продолжим изучение взаимоотношений мужчины и женщины.
– Мик, мы замужние дамы, и нам не хотелось бы афишировать наши с вами отношения.
– Об этом я молчу, не беспокойтесь.
Я ушёл в свою каюту отсыпаться. После полдничного чаепития я подошёл к дамам, прогуливающимися по палубе с каким-то английским "бугром", по манере поведения являющимся официальным лицом высокого ранга. С важным видом и очень церемонно поздоровался с ними: «Доброе утро, миледи Солсбери, доброе утро, миледи Честер, доброе утро, сэ-э-эр!»
В ответ услышал такое же протяжное: «Доброе утро, мистер Кирк. Какие нынче погоды стоят!»
– Да-а-а, погоды нынче стоят, и не только погоды…
– Лорд Даунс, позвольте представить вам мистера Кирка.
Индюк покачивал головой, когда Амалия продолжила: "Мистер Кирк, представляю вам друга нашей семьи начальника Вест-Индийского департамента Министерства по делам колоний Великобритании сэра Мортимера Даунса.
– Очень приятно, с-э-эр Даунс! Мик Кирк, английский подданный и промышленник.
– Сэ-э-эр!
– Сэ-э-эр!
Закончив с приветствиями и знакомством, мы обсудили погоду, политику и путешествие, точнее говоря, обсуждал их этот напыщенный от осознания своей важности и правильности мыслей индюк, а я говорил: "Да-а-а, сэ-э-эр, вы совершенно правы, сэ-э-эр. Как вам путешествие в Канаду, сэ-э-эр?"
– Ужасная страна, ужасное путешествие. То ли дело старая милая Англия.
– Да, сэр. А сейчас леди, мистер Даунс, прошу меня простить, мне надо отойти по делам.
Поначалу меня смешили эти манерные разговоры, а потом просто надоели, так что я решил ретироваться в каюту. Пару метров меня сопроводила Амалия, тихо спросив: «Сегодня продолжим?»
– Конечно, виконтесса.
Я ушёл, а народ вывалил на палубу, наслаждаясь хорошей погодой.
Меня разбудил какой-то шум на палубе. Выглянув в иллюминатор, увидел наряженного в жёлтый френч невысокого люмпена с пистолетом, пробежавшего по палубе мимо окна моей каюты. Затем появился второй, пистолетом толкающий перед собой Даунса, Форреста и Голдена. В голове промелькнула мысль: «Что за ерунда? Революционеры власть на корабле захватили?»
Я открыл замок на двери каюты и встал за неё, при этом взведя курок пистолета. По коридору топали чьи-то шаги, хлопали двери, и слышались грубые голоса.
– Открывай эту дверь.
Похоже, что стюард шёл с ключами и вскрывал все двери. Наконец, очередь дошла до моей. Дёрнули ручку, и дверь открылась, прикрыв собой меня. В каюту заглянул увиденный мной ранее гоблин, одетый в жёлтый длинный пиджак. Затем раздались голоса.
– Тут никого! Стюард, открывай дальше! О, какие здесь цыпочки спрятались! Живо пошли на выход!
– Что случилось, господа, зачем вы сюда ломитесь!
Дальше раздалась тирада: "Кончилось ваше время, буржуи! Мы – революционеры новой революции. Мы – верные сыны Франции!»
В сопровождении француза по коридору прошла семейная пара и две их взрослые дочери, занимающие соседнюю каюту. После этого очень революционные революционеры вломились ещё в пару дверей, после которых каюты закончились. Вскоре шаги и разговоры людей стихли. Я вышел в коридор, где столкнулся с вышедшим из соседней каюты бордово-жёлтым пиджаком. Нервный дохляк из типичных студентов, но вооружённый пистолем, рассматривал женское украшение. После удара кулаком его ноги подкосились, и парень осел на пол. Я аккуратно и очень бережно, чтобы он мне чего не испачкал, швырнул революционера в свою каюту.
– Снимай пиджак и пистолет отдай, вольтерьянец хренов.
В это время на палубе раздались выстрелы и женский крик: "Убили!"
Затем снова прогремел выстрел. Я на это не отвлекался, попытавшись натянуть длинный пиджак на своё богатырское тело, поле чего пробормотал: «Да вы, ребята, серьёзно решили захватить корабль». Оглушив революционного героя ударом по голове, своими грязными носками заткнул ему рот, связал верёвкой, взятой из рюкзака, и уложил на койку под одеяло. Напялив броский френч и кепи, вышел в коридор. Идя к палубе, осматривал каюты, чтобы мне в спину какой-нибудь задержавшийся кекс не всадил пулю.
– Пьер, вот ты где! Иди на палубу.
Оказалось, что в коридор с каютами кто-то заглянул. Я быстро зашёл в каюту, помахав товарищу рукой, мол, иди сюда. Раздался недовольный голос.
– Пьер, что ты увидел там? Нужна твоя помощь, капитан забаррикадировался в рубке и не хочет сдаваться.
Я снова помахал рукой и двое пролетариев подбежали ко мне в каюту. Я встретил их двумя прямыми в челюсть. Затем упаковал парней, простыней связав им ноги, а руки вытащенными из их брюк ремнями. В рот затолкал маленькие вафельные полотенца. После этого распихал парней под койки. Управившись, вздохнул: «Минус три, это хорошо. Но сколько их всего?»
Выглянул на палубу, осмотрелся. На корме толкались пассажиры, которых охраняли два борца за свободу. Где-то сверху раздались три выстрела, потом наступила пауза, и снова раздались выстрелы, но уже в ответ. Я пробормотал, констатируя факт.
– Рубку штурмуют, а капитан отстреливается.
Я направился с пистолетом к корме, когда раздался выстрел и со служебной палубы над моей головой в океан свалился человек. Затем раздался крик.
– Люсьена убили! Стреляйте по рубке.
Потом услышал голос: «Я сэр Даунс, начальник департамента… – после чего раздался окрик, – встань на место, английская свинья!». Затем послышался вскрик человека, которому больно.
Я направился быстрее к толпе, пока революционер смотрел на пленных девиц. Сзади меня снова раздался крик, который я совершенно не понял, потому, как французским не владел, за исключением десятка слов.
– Пьер, обойди рубку слева и встань на место Люсьена!
Я порадовался тому, что у Пьера, который сейчас лежит связанный в моей каюте, такой модерновый пиджак, что меня путали с ним уже несколько раз. Голос раздался совсем рядом.
– Пьер, о чём ты думаешь? Попробуй подняться по трапу и напасть сбоку.
Я развернулся и, подхватив пробегающего мимо парня, и выбросил его за борт. Он орал и летел, а я побежал к другому люмпену, стоящему ко мне спиной возле согнанных на корме людей. Тот оглянулся на крик, увидел тонущего товарища, затем меня, а затем я метнул нож, попав революционеру в шею. На бегу достал и взвёл второй пистолет. Выскочив из-за стены кают-компании на свободное пространство, увидел ещё двух парней с пистолетами. Я выстрелил им в руки, в которых они держали оружие. После этого закричал: «Навались, мужики, вяжи бандитов!»
Вперёд бросились три американца, завалив раненых на палубу и вооружившись их пистолетами. Я же увидел трап на капитанскую палубу, где находилась рубка, и присевшего на верхних ступенях спиной к нам революционера. Подбежав, врезал рукояткой "Кольта" тому по затылку, отчего парень скатился вниз. Я крикнул американцу.
– Присмотри за ним, Стив, а я оценю диспозицию.
Из рубки и по ней раздавалась редкая стрельба. Подбежавший сзади Стивен обезоружил оглушённого юношу, а я выглянул над палубой. Увидев двух стрелков, держащих рубку под прицелом, выстрелил им в руки, держащие пистолеты. Мужикам стало не до стрельбы – они держались за раны, выронив оружие. Затем я достал белый платок и помахал забаррикадировавшимся в рубке капитану, вахтенному офицеру и матросу. После этого снял пиджак и вышел на палубу. За мной появился Голден с пистолетом, контролируя двух раненых люмпенов.
Из рубки вышел капитан.
– Мистер Кирк, вы просто профи! Так разделаться с бандитами.
– Что они хотели?
– Чтобы я повёл корабль в Довиль. Они хотели получить выкуп за пленных, который пойдёт на дело революции.
– Идиоты какие-то, их же власти Франции и арестуют. Что-то тут не то, кэп. Им что-то ещё было нужно на этом пароходе.
– Эх, всё равно узнаете у пленных. Сэр, я везу золото…
– Понятно, кэп.
Затем мы допросили пленных, узнав, что ещё двое налётчиков дежурят у входа в машинное отделение. Я переоделся в матросскую форму, спрятав под ней пистолеты, взял из ресторана еды с бутылочкой вина и отправился на нижнюю палубу, где находился вход в машинное отделение. Возле него сидели двое сторожей.
– Месье революционеры, месье Пьер передал вам еды.
– Наконец-то, про нас вспомнили! Давай сюда еду, матрос.
Я поставил поднос перед ними, они отложили в сторону пистоли, а я треснул кулаком обоих, временно отправив в мир революционных грёз. После этого закричал: «Парни, тащите верёвки».
Матросы, дежурящие наверху, притащили верёвки, и мы связали последних налётчиков. А в самом трюме, где хранилось золото, матросы нашли четырёх забаррикадировавших сотрудников министерства колоний. Ко мне подошёл капитан вместе с Даунсом, имевшим огромный фингал под глазом.
– Сэр, вы так лихо обезвредили эту банду. Вам нужно было быть полицейским.
– Я им был, кэп. Перед вами бывший капитан полиции Нью-Йорка. Увы, но там платят мало, поэтому я уволился. Сэр Даунс, что с вашим глазом?
– О, мистер Кирк, этот ублюдок ударил своим ублюдским кулаком меня, начальника Вест-Индского департамента министерства колоний, дворянина в шестом колене, имеющего в своём роду контр-адмирала сэра Лоурена Даунса! Меня – человека, уполномоченного привезти это золото самим сэром Чандлером. Это неслыханно!
«Сколько же в тебе спеси, мистер Даунс! Полчаса перечислял, кто ты такой, вместо того, чтобы в двух словах рассказать, за что тебя ударили, – такие мысли промелькнули в моей голове, а вслух я произнёс, – это ужасно, мистер Даунс. Надеюсь, сэр Чандлер оценит вашу самоотверженность при защите золота его величества».
– Вы меня понимаете, мой друг. Я верю в это.
Вечером мы снова играли в карты, обсуждая события дня. Погиб матрос, зачем-то решивший защищать чужое добро и два нападавших: одного подстрелил кэп, а второго в океан выбросил я. Вечером по сложившейся традиции я кувыркался с дамами из высшего лондонского света.
– Мик, ты долго пробудешь в Лондоне?
– Из-за приключения с грабителями даже не знаю. Если полиция меня не задержит для участия в суде или зачем-нибудь ещё, то недельку точно погуляю по городу.
В порту Лондона на судно заявилась полиция, которая забрала грабителей и опросила всех участников сопротивления. Ведущий расследование старший инспектор Канингем попросил всех участников сопротивления в течение недели не уезжать из города. Я попрощался с дамами, которые отправились в свои поместья, а кэбмен отвёз меня в фешенебельный лондонский район Челси, где я поселился в хорошей гостинице.
В пятницу ко мне в номер прибыл полицейский.
– Мистер Кирк, вас просят завтра в 12 часов при параде явиться на улицу Уайтхолл в здание Скотланд-Ярда.
В назначенное время я был в холле здания полиции, откуда меня проводили к директору криминальной полиции Ричарду Мэйнсу.
– Мистер Кирк, вы совсем недавно получили подданство его величества, но уже успели сослужить Британии хорошую службу.
– Закон и порядок – главное в жизни государства, а граждане по мере сил должны его поддерживать, мистер Мэйнс.
– Хорошо сказано, мистер Кирк. Хотел сказать, что благодаря вашим действиям была поймана международная банда налётчиков, ранее уже принёсших убытки короне. Для короны сохранено четыре тонны золота в слитках, которые филиал Британского Королевского банка перевозил в метрополию. О вашем участии в этом деле было доложено премьер-министру лорду Джорджу Гамильтону графу Абердину. Учитывая, что вы являетесь крупным землевладельцем земель Британской короны и совершили подвиг, господин премьер-министр высказал пожелание встретиться с вами лично. В следующую пятницу прошу быть в его резиденции на Даунинг-стрит.