По приезду в Эльдорадо, объединили празднование Катиной свадьбы с бракосочетанием индианок с нашими парнями и вообще всех индейских семей, объединившихся в этом году. Гуляли большим коллективом. После праздника с вождями обходил все дружественные племена, вручая там молодожёнам подарки: мужчинам – оружие, а жёнам предметы быта: металлические сковородки, посуду, ножницы, наборы металлических игл, необходимых для шитья из звериных шкур одежды и мокасин. К этому времени у всех моих юных товарищей, даже у 38-летней Жозефины с Биллом, появилось пополнение в семействе. Так что пришлось мне заводить книгу бракосочетаний и регистрировать семьи и новых жителей нашего анклава.
Я привёз православные иконы и церковные книги, и вместе с Доком забрали себе комнату на складе, где организовали «красный уголок», затем, основываясь на своих знаниях и описании в церковных книгах порядка проведения служб, проводили ритуалы венчания и крещения. Вера у нас была одна, христианская, хотя каждый крестился, как был научен – русские по православному обычаю, а американцы по католическому или протестантскому. Индейских жён окрестили в соответствии с верой мужа, а у кого её не было, тех я сделал православными.
После празднования свадеб начались работы и тренировки. Как говорится, повторенье – мать ученья. Индейские наставники учили нас и свою молодёжь премудростям нахождения в лесу, а я учил тактике партизанской войны с использованием огнестрельного оружия и взрывчатки. Индейцев я отучил бегать в атаку, показав возможности современного оружия. Понимание принципов ведения тайной войны делало их очень опасными противниками в любой обстановке: в лесу, в степях, в горах и даже в городах. Вооружены воины были луками и частично карабинами Шарпса. Это на открытых местностях карабины выигрывали за счёт дальности, а в условиях ограниченной видимости скорость зарядки карабина 3 пули в минуту проигрывала 20 выстрелам из лука или арбалета.
С наступлением холодов на берег были вытащены корабли и каноэ, и коллектив приступил к зимним видам деятельности – строительству посёлка и промыслу пушнины.
Большим коллективом встретили 1853 год. После рождественских и новогодних праздников анклав снова погрузился в дела. Митрий, Павел, Кореец с индейцами, врачи Игорь или Док каждые два месяца ходили на собачьих упряжках к Чилкуту. С той стороны Евгений, Калан, Винт, Болт и Вжик формировали на мои деньги новые караваны, привозя заказанное.
За зиму многое было сделано по строительству посёлка – уже высились деревянные избы, склады и забор вокруг них. Вдоль всего ограждения с внутренней стороны проходил помост, а в самом заборе через определённые расстояния были проделаны бойницы.
А ещё Мод, Жози, Дженни, Гайка, Кора и прибывшие дамы нянчились с полуиндейскими детишками наших американцев, включая первенцев Боба и Пита. Своим жёнам, детям, ближайшим родственникам и боевым товарищам я рассказал о следующем этапе развития нашего золотого предприятия. Этим я собирался заняться, как только отроется вода и можно будет добраться в Ново-Архангельск.
В воскресный мартовский день мужчины закончили выводить стены очередной бревенчатой избы, собравшись на обеденный перерыв. Я поинтересовался у народа, почему за столом нет Мадлен.
– Что-то давно не вижу Мод. Кора, где мама?
– Не знаю, с утра она отправилась смотреть капканы. Получается, что до сих пор не вернулась.
– Плохо дело, слишком долго её нет. Мужики, прошу отложить обед, и всем отправиться на поиски моей супруги.
Парами мы разошлись в разные стороны, где на звериных тропах ставили капканы. Следов было много, одни были старыми, другие были более свежими. Наконец, мы наткнулись на новый след небольших по размеру унт.
По следам мы с Корой проходили мимо небольшого обрыва, когда увидели на снегу след, который бывает, если человек съехал по нему. Я осторожно подошёл к краю, ухватился за ветки растущего рядом дерева и заглянул вниз. В снегу возле валуна лежала женщина.
– Кора, вот она! Зови народ, я поищу, как можно спуститься вниз.
Метрах в двадцати был пологий склон, по которому я сбежал вниз. Добежав к Мадлен, пощупал пульс – бьётся. Я попытался взять её на руки, но Мод открыла глаза.
– Не надо, Мик, мне больно. Я поскользнулась и упала спиной на этот камень. Я дождалась тебя. Дай же посмотрю в последний раз.
– Что болит?
– Грудь, и я не чувствую ничего от живота и ниже.
– Перебит позвоночник…
– Наверное.
Прибежал народ. Мы смотрели на близкого человека и ничем не могли ей помочь. Я не любил её, но совместно прожитые годы и испытания очень нас сблизили. Она собралась с силами и произнесла: «Дженни, я ухожу, а ты остаёшься. Ты молода. Сейчас Мик силён и здоров, но годы бегут. Заботься о нем, когда он станет старым, не бросай его в поисках более юных мужчин. Останься с ним, как он остался со мной и детьми, когда встретил тебя. Обещай мне это».
– Обещаю, Мод…
– А сейчас отойдите все, я хочу поговорить с детьми.
Мы отошли, а мама стала разговаривать с Бобом, Питом и Корой.
– Роберт и Питер, вы стали взрослыми, сильными и образованными юношами – настоящими мужчинами и главами семейств. Кора, а ты из милого бутона расцвела в настоящую розу – красивая, образованная, умеешь писать картины, нашла свою любовь и скоро станешь матерью. Все вы станете очень богатыми – я верю Мику, а он всегда знает, что говорит и делает. Прежде, чем я умру, хочу открыть вам одну тайну, которую храню уже несколько лет. Вы тоже должны хранить её до тех пор, пока Мик сам не расскажет вам о ней, как когда-то рассказал мне. Вы – мои дети, поэтому я должна вам её открыть.
– Мама, ты исцелишься, папа сможет тебе помочь.
– Нет. Наверное, это судьба. Когда человек стоит перед чем-то новым, она всегда освобождает его от того, что тянет назад. Так и я ухожу, потому что Мик должен идти вперёд. Слушайте и не перебивайте, мне тяжело говорить. Ваш отец, Михель Кирк, умер на боксёрском ринге в тот день, когда его ударил Бизон Тайгерт. В этот момент в его тело вселилась душа совершенно другого человека по имени Александр Королев, русского из 1970 года. Он прожил много жизней, во время которых был пиратом, золотодобытчиком, бизнесменом и даже правителем, воевал в войнах, которые по своей кровожадности нам даже не снились. Именно поэтому он столько знает и умеет.
– Понятно, почему папа так сильно изменился с того дня. Но разве такое бывает?
– Кора, теперь ты знаешь, что такое бывает. Этот человек старается сделать из вас людей, в отличие от того, настоящего. Никому не говорите о том, что я сказала. Помните, в своё время Мик сам скажет вам об этом, и даст советы о будущем. Он сказал мне об этом. А сейчас позовите всех, я хочу проститься с ними.
Мы подошли, я взял руку Мадлен в свою, она пожала её, осмотрела всех нас, прошептала: «Прощайте!» – и умерла.
Все мы сняли шапки, на глазах были слёзы, женщины ревели, а мужики всхлипывали. Проглотив комок в горле, я проговорил
– Всё закономерно. Мы забираем у земли золото, а она у нас наши жизни.
Я перенёс Мадлен на руках в нашу избу, там её раздели, после чего я, Игорь и Мартин осмотрели тело. Вердикт был суров.
– Перелом позвоночника и сломаны ребра. Возможно, пробито лёгкое. Это не лечится, Мик.
– Сейчас это не лечится…
Я заплакал. Вот и у меня в этом мире появились первые потери. Затем Дженни, Игорь и Док обмыли её, одев в чистые одежды, а я провёл ритуал отпевания. Утром в промёрзшей земле мы вырубили яму и похоронили Мадлен Кирк, установив деревянный крест. Чтобы до неё не добрались росомаха или медведь, сверху положили большой камень, выбив на нем опознавательные данные.
Жизнь продолжала идти своим чередом. Нас было много, дни были заняты работой и семьями, поэтому горечь потери потихоньку уходила в прошлое. Правда, нет-нет, но нами произносились восклицания: «Мод или мама, посмотри!» На Клондайке Кора и Дженни стали мамами.
Все сильнее чувствовалось наступление лета. Солнце стало хорошо пригревать, воды Юкона и Клондайка вскрылись, и прошёл ледоход. К середине мая вода очистилась ото льда. Мы ужинали, когда я заявил: «Все, коллектив, надоело это золото. Пора приступать к следующему пункту нашего плана. Пусть теперь другие работают на нас».
– Мы повезём золото в Ново-Архангельск?
– Нет, там для нас пока ничего не изменилось. Нас просто отожмут от него местные бизнесмены-бандиты и чиновники. Поэтому следующим пунктом нашего плана будет получение власти над этим регионом.
– Как?
– Скоро я отправлюсь её добывать. Если не вернусь, небольшими партиями вывезите золото, поделите его и положите в банки США или Англии. А затем можете объявлять о нахождении золота. За эту неделю я напишу подробную инструкцию ваших действий. Она будет той же, что и в случае, если я вернусь ни с чем.
– А в самом лучшем варианте?
– Опять той же самой, но с учётом того, что на нас будут работать власти Аляски.
– Мик, ты боишься, что можешь не вернуться?
– Я обязательно вернусь, потому что ещё не завершил начатое. Да и помочь вам в ваших будущих шагах обязан. Но предусмотреть худший вариант тоже надо.
Через пару недель, чтобы наверняка идти по чистой воде, все Богатыревы женского полу, Дженни, Кора, дети и Ерофей были готовы возвратиться в город. Несмотря на то, что уезжало много людей, за этот год ставших неотъемлемой частью нашего прииска, для всех остальных жителей посёлка Эльдорадо ничего не изменилось. Они так же добывали золото, занимались сельским хозяйством и стройкой. Командиром лагеря был назначен Том Коллинз. Пришлось в помощь Тому оставить начальника по безопасности. Им официально стал Майкл Равен, показавший лучшие способности в этом направлении, пару лет занимаясь организацией охраны караванов и лагеря.
Имея два корабля, и подготовив индейско-бледнолицую команду, последние из которых стали офицерами на кораблях, я решил вспомнить своё бурное прошлое. Нам нужны были корабли, а покупать их оказалось весьма накладным делом. Я посчитал необходимым перед своим отъездом в большой мир помочь парням освоить ещё один аспект морской жизни, а заодно пополнить свой флот по принципу "грабь награбленное".
Так что вместе с возвращающимся домой семейством Богатыревых на палубу кораблей взошла индейская абордажная команда из сотни подготовленных скальпорезов. Доставив тех, кого требовалось, в Ново-Архангельск, мы отвезли во Фриско пушнину, сдав её нашему компаньону Джонсу, а оттуда повернули к Алеутским островам.
Пушек у нас не было, так что в баталии вступать мы не могли. Я планировал применить другой метод ведения войны. На палубе у нас стояла митральеза, индейцы были вооружены луками, ножами и томагавками, а белые офицеры карабинами, револьверами и ножами. Для бесшумной стрельбы у каждого белого бойца в рюкзаке имелся арбалет из партии, когда-то купленной в Нью-Йорке.
Я не собирался выяснять честный перед нами промысловик или нет. Многие моряки обирали американских эскимосов и русских чукчей, а более порядочные просто браконьерствовали в российских водах, охотясь на морского зверя. По большому счету честных капитанов здесь не было, все грабили более слабого – самоедов или Российское государство. Меня поражали столичные чиновники во главе с императором, которые не могли перебросить сюда из Центральной России тысяч сто крестьян, армейскую дивизию и эскадру военных кораблей, чтобы освоить Приамурье и хоть как-то оберегать богатейшие запасы северного края для страны, а правильнее сказать – для себя.
Наши суда вышли на охоту за охотниками. Время уходило много, потому что мы шли под парусами, экономя уголь и тренируя экипажи в управлении кораблём. Путь лежал к Камчатке. Корабли пересекли Берингово море, направляясь к острову Святого Лаврентия. Так мы и плыли вдоль российского берега, высматривая тюленьи пляжи и корабли добытчиков. Зверя было много. На небольших галечных пляжах располагались большие лежбища тюленей.
Марсовый в подзорную трубу увидел парусник на горизонте, идущий к острову. Я отдал команду, уже капитан Сит продублировал её и рулевой довернул штурвал, положив судно на новый курс. Капитан «Клондайка» Олли Гулль повторил манёвр.
Проходя одну из многочисленных бухт, изрезавших берег, мы увидели машущих нам бегающих по пляжу промысловиков.
– Сит, правь в бухту.
Рулевой повернул к берегу. Подойдя поближе, я прокричал в рупор на русском, затем на английском: «Кто вы такие?»
Мне по-русски ответили.
– Потерпевшие.
– Что случилось?
– Мы со Свято-Михайловска. Котика здесь промышляли. Увидели лежбище, бросили якорь и на шлюпках к берегу. Пока причалили, да занялись добычей, нашу шняву захватил появившийся из-за острова голландский бриг. Оставшийся на судне экипаж захватили и столкнули в море. В одежде насилу доплыли до берега. Развели костёр, обсохли и кукуем тут сутки.
– Гребите сюда, поплывём следом. Пушки у голландца есть?
– Есть.
На борт взобралось десятка два промысловиков. Осмотревшись, старший произнёс.
– Эко вас тут сколько. Чай, не на промысел идёте?
– Патруль мы.
Дело шло к вечеру. В сгущающихся сумерках мы двинулись вдоль берега в сторону, куда уплыл «голландец». Прошло часа три, когда мы увидели огонёк – горящий сигнальный фонарь, установленный на мостике. Пройдя мимо бухты, чтобы по нам не засадили из пушек, спустили четыре шлюпки с диверсантами, которые отправились к кораблям. Летнее море было спокойным, катя свои волны к берегу. Парни гребли размеренно, практически не хлюпая вёслами, держа ориентир на чёрные пятна, слегка покачивающиеся на волнах. Подойдя к корме, заякорились верёвкой с кошкой за руль корабля. Вторую кошку закинули, зацепив за деревянный борт. Первым полез я, привязав к лееру и скинув штормтрап, по которому взобрались Кобра и пара индейцев. Зарезав обходящего палубу вахтенного, мы осмотрели её и дали сигнал. Один за другим на борт взобралось ещё семнадцать индейцев, оставив в шлюпках по одному бойцу. Заблокировав рубку, где находилось двое моряков, по корабельной лесенке диверсанты спустились к кубрику и каютам начальства. Команда явно согревалась спиртным, потому как в кубрике стоял сильный запах дешёвого ямайского рома.
Мы вязали голландцев. Некоторые попытались оказать сопротивление, но были зарублены томагавками. В своей каюте капитан что-то обсуждал вместе со своим помощником. Когда постучались в дверь, он грубо выругался.
– Кто там? Входи!
Я помычал, изображая пьяного, и снова затарабанил в дверь. Раздались шаги и дверь открылась. Помощник разразился руганью, а я врезал ему кулаком в лицо. Мимо меня в каюту забежало трое бойцов с револьверами.
– Кобра, контролируй кэпа, а я старпома свяжу.
Кобра направил на кэпа пистолет, а индейцы заломили и связали тому руки. После этого мы обследовали каюты капитана и старпома, забрав деньги и оружие. Аналогичную операцию проделали с голландской командой на стоящей неподалёку шняве. Там была повязана "призовая команда" из десяти голландских моряков. Наутро проспавшиеся моряки стояли на палубе.
– Господа пираты, за нападение на русское судно и браконьерство вы арестованы и отправитесь в тюрьму.
– Может быть, можно договориться?
«Можно, кэп, – затем я обратился к русским мореходам, – вон стоит ваша шнява, забирайте её и до свидания».
– Благодарствуем, барин. Век помнить будем. Ежели будете в Свято-Михайловске, всех милости просим. Меня Тимофей Тимофеев зовут. Люди знают, где найти.
– Благодарю за приглашение. Удачи.
Русские перебрались на свой небольшой кораблик и, маневрируя, ушли из бухты. Ко мне обратился капитан: «Герр, Кирк, мы договорились? Я отдам половину того, что у меня в трюмах, и мы разойдёмся».
– Герр Витесс, я заберу всё и мы навсегда разойдёмся.
– Не понял?
Я отдал команду своим парням: «Зарезать всех и за борт».
Индейцы бросились на врага с топориками и быстро отправили в мир иной связанных матросов. Их тела скрыли воды летнего, но холодного Берингова моря. В кассе корабля оказалось двадцать тысяч гульденов, а в трюме мы обнаружили очень даже неплохой объём шкур котиков, моржей и десятка белых медведей. Там же стояли бочки стопленного тюленьего жира.
– Хорошо они дань собрали.
Наш флот пополнился бригом с пушками, на который пересела часть команды с новым капитаном Оливером Бушем. Обойдя остров, наткнулись на интуристов из Англии. Учитывая наличие у англичан пушек, а у нас кроме меня из них стрелять никто не умел, мы ушли дальше. Бросив якорь за следующим мысом, я возглавил десант, который по берегу вернулся к английской стоянке и стал наблюдать за промысловиками. Англичане, набив котиков, занимались тем, что разделывали их туши, стапливали жир и заполняли им бочки. Работы было много. Завтра они точно будут заниматься этой же работой.
Решив не рисковать, этой же ночью мы взяли экипаж шхуны в ножи. На двух шлюпках подошли кораблю, уничтожив тех, кто ночевал в кубрике, а индейцы захватили и сняли скальпы у охотников, переплывших на берег. Все трупы с помощью камней притопили в прибрежных водах. Скоро их съедят морские падальщики, и море сохранит тайну пропажи команды ещё одного корабля.
Капитаном бывшей британской шхуны стал Нэд. Экипажи перераспределили на все четыре судна.
Доделав на следующий день работу по разделке убитых тюленей, для парней и индейцев я провёл ликбез по стрельбе из пушек. Пушки имели калибр в сто пять миллиметров и были дульнозарядными, то есть в дуло закладывался мешочек с порохом и проталкивался шомполом до оружейной «казны», следом закатывалось металлическое ядро, потом в казённое отверстие вставлялся фитиль и поджигался. В итоге происходил выстрел. Изъявившие желание индейцы стали артиллеристами, после чего провели стрельбы, отправив по десятку ядер в мишени на берегу. Ядра потом собрали, чтобы использовать вновь. Совместно придумали бригу и шхуне новые имена: "Юкон" и "Уайтхорс". Доделав оставшуюся работу по вытапливанию жира, и обработке шкур, попутно жарили мясо котиков. С непривычки прозанимались этим пару суток. После этого провели генеральную уборку, очищая палубы и трюмы от жира, грязи и ужасной вони, потому как заниматься промыслом тюленей я не собирался.
Уложив в трюмы захваченный груз, отправились к Ситку. На всех судах команды жили по заведённому распорядку – утренняя уборка и судовые тренировки с перерывами на обед и отдых после вахты. Прибыв в порт, сдали шкуры и ворвань, после чего договорились с портовиками за хорошую плату, и вне очереди поставили суда в доки, где при участии членов команд провели капремонт паровым двигателям, очистили корпус от наросших ракушек и поменяли обветшалые части такелажа. В общем, эти суда так же были отмарафечены и зарегистрированы в морском реестре Ново-Александровска.
Затем мы снова ушли в Лос-Анжелес и Фриско за продуктами для посёлка и племён. Хорошо загрузив судна в городе ангелов, бросили якорь в порту Сан-Франциско. Я с сыновьями болтался по городу, добирая товары, заказанные племенем Калана, Союзом индейских племён имени Мика Кирка и Александровской одиночки. Расплачивались деньгами, добытыми пиратством, которые подошли к концу, отчего требовалось снять в банке ещё тысяч десять долларов. Мы зашли в "Банк оф Калифорния", где держали деньги для текущих расходов. Я стоял в очереди у касс, когда из внутренних помещений в операционный зал вышло несколько человек. Среди них были директор банка Борегар, начальник полиции штата полковник Шерман и пара владельцев местных золотых приисков. По прошествии десяти лет «калифорнийской лихорадки» вольных старателей практически не осталось, потому что все известные золотоносные участки к своим рукам прибрали люди, ставшие золотыми миллионерами.
Как они стали богачами, было делом тёмным. Есть хороший участок, да вот беда, пропал его хозяин. Прошёл год, участок вновь поступает в свободную регистрацию. Тут его нужный человечек и столбит за собой. Впрочем, методов обогащения была уйма. Те же питейные заведения появлялись как грибы, а некоторые из них на «золотом песке» пропивших результаты своего труда старателей преобразовались в крупные компании.
Судя по разговорам нищих старателей, толпами ошивающихся в городе, на шахтах золотопромышленников царили не просто жёсткие, а жестокие порядки. Краем уха я услышал окончание разговора.
– Мистер Борегар, готовьте деньги и золото к перевозке. Мистер Шерман, вы обеспечите охрану?
– Конечно, мистер Хангри, я дам отделение полицейских.
– Отделения мало, я добавлю десяток своих парней из охраны шахт.
– Не волнуйтесь, мистер Киллерс, моих людей было бы достаточно, но раз вы настаиваете, не смею возражать.
– О'кей, полковник Шерман. Когда будете готовы?
– Это зависит от готовности господина Борегара. Если завтра с утра выйдем из города, в Роквилле и Фэйрфилде переночуем, то к вечеру третьего дня привезём груз в Сакраменто.
– Всё будет готово сегодня вечером. Я лично прослежу, чтобы к 9 утра груз был упакован. И все же, господа, стоит ли перевозить такие деньги? Пять центнеров золота и два миллиона долларов – это большие деньги. Было бы надёжней и перспективней вложить их в предприятия города?
– Мистер Борегар, я же не учу вас управлять банком, так что попрошу не учить меня, как делать бизнес.
– Прошу прощения, мистер Киллерс.
– Не сердитесь, Борегар. Я понимаю, что ваш банк лишается таких вкладчиков, как мы, и такой суммы, но это бизнес.
– Всё, господа, завтра в 9 утра выезжаем. И ещё, полковник, я буду сопровождать груз лично.
– Хорошо, мистер Киллерс, как вам угодно.
Посетители ушли, я снял деньги, но на выходе столкнулся с управляющим банка, проводившим бизнесменов.
– Моё почтение, мистер Борегар. Что-то вы не в духе сегодня.
– Упустил выгодных клиентов, мистер Кирк. Надеюсь, что вы не собираетесь закрывать свой счёт? Потерю ещё одного уважаемого клиента я не выдержу.
– Меня устраивает ваш банк, мистер Борегар.
Выйдя на улицу, подозвал сыновей и все вместе отправились в порт. Встретившись со своими помощниками, рассказал о готовящейся перевозке полутонны золота и двух миллионов долларов.
– Наконец-то, мы дождались шанса пощипать калифорнийских нуворишей. Дядя Мик, все мы в деле, если возьмёшь нас.
– Возьму. Как мы его провернём, пока не знаю, но проехаться нужно. Глядишь, что и получится из этой затеи.
Вечером в хранилище банка Хангри, Киллерс и Борегар лично наблюдали, как банковские служащие упаковывают опечатанные сургучом с печатью банка парусиновые мешки с золотыми слитками и ассигнациями в деревянные ящики.